– Боярин Мечников. – Ага. Вот и ладно. Ну давай сызнова рассказывай все, что мне поведал. Только теперь уж обстоятельно. Ну что тут сказать, повторил все, и на этот раз с подробностями, чтобы вопросов было поменьше. Только их оказалось куда больше. Причем не только у Ростислава. Его правая рука ничуть не отставал в этом плане. Отсюда вывод, что прежняя беседа была скорее блиц-опросом. Пришлось постараться, чтобы случайно не сболтнуть лишнего. Все когда-нибудь заканчивается. Подошел к концу и его допрос. Чего они там решат, уже не его ума дело. Конечно, хотелось бы принять участие, благо и опыт в подобных делах имелся. Да только он никто, и звать его никак. – Если все подтвердится, награду получишь достойную, – пообещал князь. – Ростислав Всеволодович, плата простым серебром добра молодца не устраивает. Желает стать порубежным боярином, – разведя руками, проинформировал Федор. – Даже так. А ведаешь ли, что такое не всякому по силам? – обратился князь к Михаилу. – Ведаю, князь. Но мне покуда достанет слова твоего, что я стану порубежником. А там уж сподоблюсь, да соберу потребное серебро. – Ну что же, в довесок к рублям получишь и мое слово, что станешь порубежным боярином. Если, конечно, докажешь, что средств у тебя в достатке. Князь взял со стола колокольчик и вызвал секретаря (новшество, перенятое у Романова, как и название должности). Когда тот появился, Мечников велел отправить его с сопровождающим к какому-то Архипке. Едва вышли в приемную, как секретарь дернул одну из деревянных груш на веревочке. Эту систему сигнализации некогда разработал Романов, а теперь ее с готовностью переняли князья да бояре. Причем не столько из-за необходимости и удобства, сколько чтобы не попустить другим. Вскоре на зов явился новик, которому секретарь и препоручил Михаила, велев отвести все к тому же человеку, только теперь тот звался Архипом Егоровичем. Вот так запросто! Чужака по палатам водит какой-то юнец, а потом трупы устанут считать. Одиночка, он ведь может такого начудить, что поди расхлебай. Пришел с вестью о заговоре, а сам подсылом и оказался. Это в мире Романова принято считать, что на сознательную смерть могут пойти только отбитые фанатики. Здесь – по долгу и присяге, вполне нормальное явление. Как те же камикадзе, которые не были фанатиками, а просто видели свой долг именно в таком служении. Еще и очереди своей ожидали. Присмотрелся к сопровождающему. Ну, то, что молод, это да. Только он никакой не новик. Похоже, ему уже за двадцать. Щеки и губы покрыты пушком и ни разу не видели бритвы. Невысок, худощав, скорее жилистый. Эдак взглянешь – чисто парубок. Но внешность обманчива. И Романов сумел это рассмотреть. Как ни старается паренек не выделяться, но походка, жесты и движения вообще вызывают ассоциацию с дикой грацией хищника. Как бы пафосно это ни звучало. Пока шли, он полностью вернул сознание в тело реципиента. Порядок. Действие зелья уже практически сошло на нет. Если следить, что говоришь, то лишнего не сболтнешь. А раз так, то и нечего дурью маяться. – Странный ты, Глеб. Да любой из кожи вон готов вылезти, лишь бы отправиться в поход. Хоть на посылках, хоть в обозе, за ранеными ходить. А ты не желаешь. Они уже вышли с княжьего двора и, чтобы срезать, пошли через опустевшие ряды торжища. Вот на крытых прилавках и пристроилась группа подростков из пареньков и девиц. Михаил невольно замедлил шаг. На Переяславль опустились вечерние сумерки, но рассмотреть ребят можно было без труда. Ему даже особо не пришлось прибегать к своей суперпамяти. Сложением Глеб, может, и не удался в деда Романова, зато обличьем походил как две капли воды. – А что я приобрету в том походе? Получу практику, как воевать половцев? Так еще дед мой, Михаил Федорович, измыслил тактику, коей степняки по сей день ничего противопоставить не могут. И не только они тупо бьются лбом в выставленные строем боевые возы. Рыцари нормандские ничуть не лучше. Михаил остановился и начал шарить в своих кошелях на поясе, словно что-то потерял. Очень уж ему было интересно, чем тут все закончится. Правда, кроме любопытства, больше ничего не ощутил. Что было странно. – То есть оборонить землю нашу ты считаешь делом зряшным? – взвился один из пареньков. – Я считаю, что не дело всем семейством отправляться в поход, не имеющий решительного значения. Достанет и одного при толковых и опытных воеводах, как это делается в том же Царьграде. Поход продлится не одну неделю, а то и двух месяцев мало будет. Зря потерянное время, которое можно употребить на науки, являющиеся ключом ко всему. – А может, ты струсил? – ухмыльнулся один из ребят, серьезно превосходивший Глеба сложением. – А повторить отважишься? – смерив говорившего взглядом, спокойно поинтересовался худощавый Глеб. – А отчего бы и не повторить, – спрыгнув с прилавка и становясь напротив княжича, произнес паренек. – Ты просто струсил. – О как. Отойдем? – А здесь слабо? – На миру и смерть красна? – хмыкнул Глеб. – Ну, то, что ты краснобай знатный, мы и так знаем. Михаил дернулся было вмешаться. Причем на одних рефлексах, так как предстоящая схватка, по его мнению, на честную не тянула. И пусть может показаться, что уступающий физически Глеб сам напросился, ему, по сути, не оставили выбора. Но Романов все же не вмешался. Неправильно это – влезать во все детские дрязги. Сами разберутся. А иначе какие из них вырастут мужчины? Сошлись прямо здесь, в проходе между торговыми рядами. Это много позже княжеские дети станут неприкасаемыми. А сейчас набить им морду можно, практически не опасаясь возмездия. Ну если только родитель выпорет сынка за то, что посмел поднять руку на княжича. А то, глядишь, и князь приложится к своему отпрыску, так как позволил этому случиться. Жесткое и по-своему справедливое время. Схватка, итог которой, казалось, был предрешен, закончилась, так толком и не начавшись. Противник Глеба, может, и был силен, но в быстроте, ловкости и технике явно уступал княжичу. Чем тот в полной мере и воспользовался, расквасив нос своему противнику, а затем добавил, отправляя его в нокаут. И что-то подсказывало Михаилу, что он при этом повредил своему обидчику челюсть. И хорошо, если свернул, а не сломал. – Дурень, – заметил сопровождающий Михаила. – Глеба вои особой сотни Пограничного натаскивали. А они в драке страсть какие лютые. Но посторонних не учат. Лишь княжича Глеба и согласились. Уж больно ликом на деда своего походит. Он ить только с виду немощный, а так-то жилистый и науку воинскую хорошо постиг. Договаривал парень уже на ходу, и Романов был вынужден от него не отставать. – А что княжич в Пограничном-то делал? – Он там под крылом дядьки в университете обучение проходит. В Переяславле редко бывает, вот и не знают его тут толком. Побывка уж к концу подошла, должен был возвращаться, а тут поход. Ему же науки куда ближе к сердцу, чем воинское ремесло. – А ты, я гляжу, многое знаешь. – Служба такая. – Уж не по тайным ли делам? – Так ты ить уж и сам понял, что я не новик никакой. – Понял. Как и то, что боец первостатейный. Тоже, поди, у этих особых учился? – Не. Мне науку другой наставник преподал. Но обучил на совесть. Тебя уложу и безоружным. – Не бахвалился бы ты. Эвон, один распушил хвост перед девицами, теперь жидкую кашку через камышинку сосать будет, – кивнув в сторону оставшихся за спиной ребят, усмехнулся Михаил. Парень, не останавливаясь, обернулся, смерил его взглядом и пожал плечами. – Как-нибудь померяемся умениями в кругу. Там враз все нутро наружу лезет. – Согласен. Ну что тут сказать, Лешек был крестьянином и, несмотря на навыки, появившиеся благодаря суперпамяти Михаила, воинской статью все еще не обзавелся. Годы, проведенные за сохой, вот так враз не отринешь. Они в любом случае оставят свой отпечаток. Впрочем, куда больше Михаила сейчас занимал его внук. Вернее, чувства, которые он должен был испытать при виде него. А их не было. Вообще. Вот детей он любил. Когда увидел повзрослевшую Марфу, сердце едва не зашлось. А увидел Глеба – и ничего не шевельнулось. При этом понимание, что это внук, присутствует, но и только. Возможно, причина в том, что Романов не видел, как тот рос. Вот он, уже практически взрослый, получите и распишитесь. А любовь и родственные чувства это дело такое, что по обязанности не появляются. Был у Михаила дядя, который как-то возмутился холодностью племянника. Мол, я твой дядька, и ты должен меня любить. Романов тогда откровенно ответил, что он должен относиться к нему с уважением, это да. А любовь – это уже по другому разряду проходит. Отношения у них были так себе. И в тот вечер они в очередной раз разругались в пух и прах. Правда, на следующий день Михаил уже суетился, решая какой-то вопрос дядьки. Вернулись на подворье боярина, и провожатый сразу же повел Михаила на задний двор, где обнаружился флигелек. Романов как-то не особо удивился, что Архипом Егоровичем оказался тот самый плюгавый мужичок неопределенной наружности. – Ну что, Михайло, снова здравствуй, что ли. – И тебе не хворать. – А ты, я гляжу, не удивлен. – А чему дивиться-то? Веры мне пока никакой. У вас ить по всем стольным градам соглядатаи разосланы. И все-то там тихо да благолепно. А тут я со своей вестью. Без пригляда такого оставлять никак нельзя. Хорошо еще в поруб не посадили, и на том спасибо. – С чего ты взял, что ночевать придется не в порубе? – А к чему меня тогда вести на боярский двор, да еще и в твое жилище? Опять же не в путах и не в железе. Знать, не так худы мои дела. – Это точно. Переночуешь сегодня тут, – указав на дверь в другую комнату, произнес Архип Егорович. – Оружие твое там же. А уж куда тебя пристроить, завтра решим. Может, и к себе возьму. По стати в тебе воя не признать. А оно в нашем деле дорогого стоит. Внешность у тебя непримечательная. Да и не дурень. – А зачем мне это? – Ты ить порубежником стать желаешь. – Нехорошо подслушивать разговоры боярина, – осуждающе покачал головой Михаил. – Мне можно, – отмахнулся мужичок. – Так вот, в нашем деле обзавестись серебром можно куда быстрее, чем в дружине или надельном войске. Если с умом, конечно. – Сам-то не больно разбогател. – А мне без моего ремесла жизнь, что каша без соли. Вроде есть можно, только невкусно. – Резонно. Так, может, тогда повечеряем чем-нибудь, – намекая на доносящиеся с кухни ароматы, произнес Михаил. – А это непременно. Глафира! Подавай на стол. Из кухни появилась статная девица с миловидным лицом. Вроде всего-то несет поднос с исходящим паром чугунком, хлебом, кувшином пива и кружками. Но двигается при этом так, что не прикипеть к ней взглядом невозможно. Первым делом Михаил отпил добрый глоток пива, чтобы смочить горло. И тут же почувствовал едва уловимый привкус знакомой дурманящей настойки. Ага. Решили обработать его по полной. Следом еще и зелье правды подольют. Ну что же, вполне ожидаемо. Интересно, а как далеко ему позволят зайти. Уж больно хороша эта Глаша. Глава 14