Пока. — Конечно, важно, — тихо произнес Кирис. — И куда он шел? — К дому… к тому… я понимаю, что у меня из комнаты не видно, но я… я… — она задрожала и получилось вполне правдоподобно. — Понимаете… я рискнула… вышла… выглянула… из комнаты. Я знаю, что нельзя, но мне показалось это важным… Надо же, и факт, что окна ее комнат выходят на другую сторону дома, учла. И поверил бы ей Кирис, если бы не ночная прогулка? Голова ныла. В ней плескалось море, нашептывало, что девочка неспроста, что у всего есть причина, нужно только быть внимательней. Кирис пытался быть внимательней. Выходило плохо. Получалось… Не ахти. Сейчас его больше волновало другое — кровь на ноже и вправду была человеческой. Да и сам он, темный, пропитавшийся силой, явно оборвал не одну жизнь. Откуда девочка его взяла? Или… Он проверял кровь тех девушек потому, что положено в подобных случаях проверять. Но ни заклятий, ни зелий не обнаружил. Тех зелий, которые можно обнаружить самому. Он ведь пес, а не алхимик. И да, он способен смешать толику плоти с тертыми камнями, как способен понять, что означает изменение цвета раствора, благо справочники с таблицами имелись. Вот только в суде его экзерсисы не будут иметь никакого значения. Да и зелье, которое чуть сложнее обыкновенного… хватит ли стандартного камня, чтобы зацепить какую-нибудь редкую траву? Или остаточные эманации маленького, но опасного заклятия? Кирис поморщился. — Идем, — сказал он, поднимаясь, и руку протянул. Рута приняла. Правда, не сразу. Пауза была едва заметна, как и выражение недовольства, мелькнувшее на нежном ее личике. Интересно, чего она ждала? Уж не того ли, что Кирис бросится задерживать так нелюбимого ею братца? Или вовсе убьет на месте? Ручка была прохладной и легкой. Девочка — милой настолько, насколько это возможно с ее некрасивым по сути лицом. Она смотрела под ноги. Вздыхала. И кажется, почти поверила, что у нее выйдет… — Дорогая, что случилось? — эйта Ирма была в полосатом платье, отороченном лисьим мехом. Серый палантин. Бирюзовый зонт. Тонкие браслеты на руках. Капля помады ярким пятном. Эйта немолода, но все еще хороша, о чем знает. — Бабушка… — всхлипнула Рута, вырывая руку. — Бабушка, я так боюсь… Йонас… Эйта чуть отстранилась. Не сказать чтобы внуков она не любила. Любила. По-своему. И этой любви не хватило для объятий. Или дело в том, что платье помнется? Эйта в мятом платье — это… неправильно. — Что происходит? — Мар спускался под руку с женой. Первая? Вторая? Кирис с раздражением подумал, что порой благородные сами не знают, чего им хочется. Однако следовало признать, что пара была красива. Лайме шел костюм темно-лавандового цвета, подчеркивал невероятную хрупкость ее, хрустальность. — Происходит, — сказал Кирис, выдержав взгляд. Он никогда не позволял себе забыться: благородный эйт не снизойдет до дружбы с простолюдином. Пусть даже и называет того другом. Благородные эйты умеют обращаться со словами. — Я вижу, — взгляд Мара был холоден. — Папочка! — Рута бросилась уже к отцу, чтобы вцепиться в руку его, прижаться, мелко дрожа всем телом. — Папочка, защити меня… Представление. И девочке не хватает опыта, а потому остро чувствуется нота фальши. И Рута знает. Взгляд ее, чересчур уж внимательный для того, кто близок к истерике, не отпускает Кириса. — Объяснись. Это уже не просьба — приказ. А контракт у Кириса до конца года. Жесткий контракт, надо сказать. Год от года жестче. Но, конечно, ты же понимаешь, друг мой… есть некоторые правила, которые мы оба должны соблюдать… я верю тебе, как не верил ни одному человеку… но это только я… даст нам право… — Мы шли проверять одну… теорию, — Кирис сумел заткнуть море в голове и успокоиться. Все вдруг стало неважно. Пожалуй, именно этого ему и не хватало в последнее время — отстраненности. Отрава ли тому виной, от которой его тело, судя по всему, избавлялось медленно и крайне неохотно, или же понимание, что осталось недолго. Поженитесь… некоторое время, конечно, будут сплетничать, не без того… сам понимаешь, мезальянс, но не буду лгать, Сауле не в том положении, чтобы выбирать. Все же репутация у нее далека от идеальной… глупый роман. От женщин одни беды, друг мой… конечно, она согласится. Она уже согласилась, когда выбрала не ту свою любовь. Я тебе говорю, что ни одна любовь не выдержит испытания деньгами… если бы она и вправду любила… — Папочка, он мне не верит… никто мне не верит… — Рута плакала. Крупными хрустальными слезами, которые катились по щекам, чтобы упасть на кружевной воротничок. — Дорогая… — Папочка… — Думаю, вам всем стоит взглянуть. Потерпи, Сауле скоро перебесится и забудет этого своего… знаешь, он от денег отказался. Я ему предлагал и чек, и приличное место, если уберется из жизни сестрицы. Но нет, он глупый… то есть благородный, но по мне еще та дурость. Так вот, о чем это я? Ах, да… он отказался. А вот Сауле, когда поняла, что остаток жизни придется ютиться в каком-то клоповнике, быстро пришла в сознание. Она не на тебя злится, друг мой, на себя саму. А ты так, слишком мягок, чтобы дать отпор. — Рута видела кое-что, о чем решила сказать… Всхлип. Руки, прижатые ко рту. Мрачный взгляд эйты Ирмы, не обещающий ничего хорошего. Кирису, само собой. Мар по-прежнему хмур. Лайма, напротив, кажется безразличной. Представление. Хотелось бы знать, где Йонас. В последнее время мальчишка совсем утратил осторожность. И не один ли из амулетов, которыми поделился Кирис, тому виной? Мальчишку бы предупредить, но… В нем Кирис не уверен. Он здесь и в себе не уверен. То ли отрава тому виной, то ли сам остров, вытягивавший души, то ли просто… устал и запутался. — Я не опоздала? — поинтересовалась Эгле, застегивая медные пуговицы на старой куртке. Доходившая почти до колен, она казалась тяжелой и неудобной с виду. Опушка давно истрепалась, а кожа пошла пятнами, отчего куртка казалась рябой. В цвет плотным брюкам из рыбьей кожи. Наряд дополняли высокие сапоги и меховая шапка с длинными ушами, которые свисали едва ли не до пояса. Расшитая бисером, шапка поблескивала, и наряд в своем варварском великолепии готов был затмить скромные драгоценности эйт. — Эгле, ты опять… — Мар откровенно поморщился. — Ты выглядишь, как дикарка… — Зато тепло и удобно. Там, между прочим, ветрено. И дождь начался. Так что, если вы гулять, я бы настоятельно рекомендовала одеться по погоде. Она оперлась на подлокотник кресла и руки на груди скрестила. Маленькая. Едва ли выше Руты ростом, а девчонка еще вытянется. Нелепая. В этом доме, в этой компании. Живая. Пожалуй, единственная по-настоящему живая, кроме старой Йорги, к которой Кирис заглянул утром. Просто… захотелось. А она молча подала ему кружку с травяным отваром. Он выпил, не спрашивая, чего она там намешала. Травы были горькими, но взбодрили. И голос моря ненадолго отступил. Море не стоит слушать.