За столом сидел мужчина лет шестидесяти, осанистый, седобородый, с пронзительными голубыми глазами. Я недолго думая поклонилась. – Благословите, отче… Благословение мне подарили. И вежливо поинтересовались: – Мария Синютина, не так ли? – Так. Эм-м-м?.. – Протоиерей Алексей. Я мысленно скрипнула зубами. Протоиерей. Один из высших местных церковных чинов… Ну, держись, Маруся! Ёжь твою рожь, попала! Надеюсь, на лице у меня ничего подобного не отразилось. – Ваше преподобие. Как обращаться и как кланяться, я знала. Осталось выяснить, какого черта от меня нужно этому типу. Протоиерей – очень жирный церковный чин. И общаться с какой-то мещанкой? У груди недовольно завозился Нил. Я погладила его по головке. – Это и есть ваш найденыш? – Он самый, ваше преподобие. – Богоугодный поступок, чадо. Говорят, за одного сироту пригретого Господь наш семерых своих дает. Я едва не фыркнула вслух. Если за каждого пригретого мне семерых отжалеют… двадцать восемь штук получится? И парочку можно за маман добавить… Пора открывать детский сад. И вешаться. Но вслух я это говорить постеснялась. – Я в тот момент о таком не думала. Не бросать же ребенка на гибель? – А это вдвойне зачтется. Тридцать детей медленно трансформировались в шестьдесят. Брр… – Но хотелось бы знать, где ты его нашла? В лощинке или на перекрестке? Хм… В околотке была озвучена одна версия, мамаше – другая, мне дают понять, что я под колпаком? Получи в обратный зад, как говаривала моя подруга. – Наверное, в лощинке, ваше преподобие. – Наверное? – Я на тот момент и не подумала… Мы как раз перекресток проехали, а мне… понадобилось. А он в кустах лежал, я точно не знаю, лощинка там или уже нет… Совсем рядом с перекрестком… – Вот оно что. А при нем ничего не было? Может, записка какая или на рубашечке что вышито? – Да он в кусок тряпки был завернут, – вознегодовала я. – Какие там записки?! Простите, ваше преподобие. Протоиерей закивал. – Хорошо, что вы сироту усыновили. Но не помешает ли вам это в жизни? Я посмотрела коровьими глазами. Мол, чем помешает-то? – Вам, Машенька, и свою жизнь хорошо бы устроить. А с ребенком на руках это всяко сложнее… Я пожала плечами. – Я о таком и не думала, ваше преподобие. Но к чему мне мужчина, который не любит детей? – Чужих детей… – У меня еще и младшие есть, сестра и братья. Которые мне родные, а ему чужими будут. – И слухи пойти могут. Что это ваш внебрачный ребенок. Я пожала плечами. – Дойду до любой повитухи, она и удостоверит, что я этого ребенка родить не могла. – Едва не добавила: «по техническим причинам». – Да и клятву я всегда могу дать. Кажется, протоиерея это чем-то не устраивало. Хотя… Все тут понятно. Как можно управлять человеком? Страхи, слабости, привязанности… Последнее есть и у меня. Но поди упрекни меня за любовь к младшим братьям и сестре? Протоиерей помолчал. – Говорят, ты землю купила, чадо? – Да, ваше преподобие. – Странно, что тебе ее продали… – Так место-то проклятым считалось. Кто б мне хорошую землю отдал? А вот такого «кота в мешке» запросто. Заодно и с города лишнюю проблему сняли. Есть у тебя на балансе такое «аномальное» местечко – так с ним что-то делать надо, хоть какие мероприятия проводить. А выкупили его? И хорошо, пусть у других голова болит. – Я знаю, что отец Николай проклятие снял, – мягкость голоса наращивалась и наращивалась. Интересный поворот. Ага, снял он. Пусть спасибо скажет, что с Нитой не встретился, а то бы полетели клочки по закоулочкам. – Думаю, всему городу это известно будет, ваше преподобие. И правильно, нет ничего сильнее молитвы и веры. – Правильно мыслишь, Машенька, – голос уж вовсе замаслился, хоть ты на нем картошку жарь. Эх, спросить бы сейчас в открытую: какого черта вам надо? А нельзя… Дипломатия. И нет, это не когда тебя бьют дипломатом. Но намек я себе позволила. – Все мы рады помочь церкви, разве нет? Только конкретно – чем, как, сколько… И что я за это получу? После семидесяти лет коммунизма я предпочитаю не церковно-приходские отношения, а товарно-денежные. – Не всегда. Но я рад, что ты, отроковица божья, так думаешь. – Думаю, – подтвердила я. – А коли так… Что ты думаешь насчет часовенки? Отец Николай сказал, что разговаривал с тобой. Я кивнула. – Да, разговаривал. Ваше преподобие, рано пока об этом говорить. – Да? – Конечно! – кивнула я. – Так-то я не против, но денег у меня на это нет, сами знаете, наследством я распоряжаться пока не могу, да и не хватит его. Это ж не три сарая сколотить. Тут священник был со мной полностью согласен. – И… простите, ваше преподобие, можно я открыто говорить буду? – Разумеется, отроковица. – Мне еще братьев женить, сестру замуж выдавать, я им хотела эти деньги раздать в приданое. – Даже так? – А чего жалеть-то?