Ладно, прорвемся. – Я смогу… лично поблагодарить Павла Модестовича? – Да, сударыня. Я думаю, завтра с утра… Мы раскланялись, еще раз обменялись любезностями, и я попрощалась. К немалому удовольствию чиновника, которому не терпелось остаться наедине со взяткой. Века уходят безвозвратно, но взятки носятся всегда… Ах, эта сила классики в приложении к нашей современности. * * * Дома… Дома было весело. – Ёжь твою рожь! А что я еще могла сказать? Оцените картину. Маман, в платье потрясающего, реально потрясающего воображение оранжево-персикового цвета, сидит за столом и горько рыдает. Прическа ее полностью соответствует цвету платья. Не знаю, сколько извели хны, чтобы этого добиться, но эффект… убийственный. То ли бешеный апельсин, то ли ошизелая морковь, то ли тыква-шизофреник… Хотя нет. Овощи в природе такого цвета не приобретают. Это чернобыльские овощи, не иначе. Куафер уложил кудельки в какое-то подобие башни, но с одной стороны башню круто растрепали. И глаз мамаше подбили. – Откуда дровишки? – не удержалась я. Мамаша взвыла втрое жалобнее, но куда там! Сочувствия у меня отродясь не было, а вот любопытство… Маман с утра отправилась по делам. В цирюльню. Там ее покрасили, завили и элегантно уложили. В лавку подержанных вещей. Подобрала себе платье и шаль… Шаль валялась неподалеку. Черная, да. Но с такими вырвиглазными розами ядовито-розового цвета, что это уже не имело никакого значения. На любом фоне были бы видны только розы. А потом… Есть пределы людскому кретинизму? Таки нет, как говорят в Одессе. Таки нет. Маман отправилась попрощаться с Карпушей! Я подумала, что ослышалась. Поковыряла в ухе, но нет. Так все и обстояло. Маман отправилась прощаться с любовником. – Не чужие ведь люди, – всхлипывала идиотка. Это да, не чужие. Жаль, что об этом еще и жена Карпушина знала. С порога вцепилась мамаше в волосы, подбила глаз и пинками прогнала со двора. Платье порвала, прическу растрепала… Маман уже успела дойти до околотка, но почему-то у нее отказались брать жалобу. Вы, дамочка, сами все понимаете, женщина мужа потеряла, женщина в истерике, в состоянии этого… эффекта! Одним словом, иди-ка ты, мадама… Жалобу не примем, привлекать никого не будем, свали, откуда пришла. Точка. Маман свалила домой и последние три часа оплакивала прическу, глаз, платье и Карпа. Я развела руками. – Матушка, ну куда ж вас с такой блямбой под глазом? Пусть сначала пройдет… А если мне повезет, там тебе и второй подобьют для симметрии! Этого я уже вслух не сказала. Но… Слов у меня не было. Одни эмоции. А еще вопрос. Нельзя ли мамочку куда-нибудь того-с, пока она мне всю малину не перегадила? Но куда? В монастырь? Я бы и не против, но монашек жалко. У них жизнь должна быть подвижническая, а не мученическая. Да и введу я их в грех. Ее ж через неделю всем монастырем закопают… На грядке с морковью. – Нет у нас ничего к глазу приложить? – Не-ету… – Ну, вы бы к фельдшеру сходили. Вдруг у него что полезное найдется? Мамаша вылетела за дверь. Мне оставалось только вздохнуть. Интересно, как с ней дети-то выжили? Не иначе чудо Божье. * * * Синяк, увы, не прошел. Наоборот, стал еще более ярким, броским, отчетливым. Фельдшер не поленился лично проводить мать до дома, заверил меня в своем почтении и посочувствовал. Мол, никак-с. Вот если б сразу, другой вопрос. А сейчас уже сделать ничего нельзя, все налилось… Это верно, такой лиловой блямбы я давно не видела. Чудесный оттенок… Неделя? Да? Не меньше? О, как замечательно! Так, мирно и спокойно, под рыдания и страдания проходил вечер. Пока Аришка не проговорилась. Про благотворительный бал, конечно. Мамаша тут же сделала стойку. – Я иду с тобой! – Баронесса четко сказала, кому приходить. – Мать всегда поймет другую мать! – с пафосом провозгласило это… кошмарище. – Синяк… – До бала еще время есть. Примочки поделаю, быстрее сойдет. – И платье… – И платье тоже есть теперь. Я представила маман в этом жутком платье рядом с баронессой и показала Аринке кулак. Кто тебя, дуру, за язык тянул? Кажется, девчонка и сама поняла, что молчание – золото, но поздно. Мамаша уже строила грандиозные планы. А я прикидывала, что можно купить в аптеке. Либо снотворное, либо слабительное. Тут, главное, с дозировкой не ошибиться, не травануть старую дуру. Нейтрализовать – и хватит с нее. Не с собой же тащить в самом-то деле? Это невозможно! Спорить заранее я не стала, чтобы не насторожить, согласилась, что да, можно попробовать договориться с баронессой, и занялась ребенком. А потом в ворота опять застучали. Я пожала плечами и пошла открывать.