М-да. А насколько он свой словарный запас пополнил… Дура ты, Маруська, научатся от тебя дети… Ладно. Исправлюсь. И я пошла по дому, пока ужин не готов. Изначально тут было четыре комнаты. Кухня, она же столовая и, надо полагать, гостиная. – Вот здесь мама живет, – показал Ваня на комнату, которая примыкала… Так… Ага! У нее одна стена с печкой общая, то есть должно быть всегда тепло. Ясненько. – А вы? – Мы с Петрухой обычно на печке спим. Аринка в той комнате, – показал Ваня пальцем. Две других комнатки были поменьше. И печка там тоже была, маленькая, не знаю, как это называется. Тоже одна на две комнаты. – А протопить? Дрова купить сложно? Свои вещи я поставила в последнюю незанятую комнату. Пока и так сойдет, потом перераспределим блага. – Ну… Ваня отвел глаза в сторону. Потом разозлился на свое смущение и рыкнул: – Это редко так! Я зарабатываю! Вот! – Кем ты работаешь? – резко спросила я. – Колись, закон нарушаешь? – Ты что! Мешки разгружать хожу. Если меня легавые загребут, на кого младшие останутся? И так Аринка от рук отбилась… Я вздохнула. И поглядела на Ваню уже другими глазами. Да, выше меня на голову. Весь еще нескладный, растрепанный, волосы непонятно-русые, криво покромсаны и торчат во все стороны, глаза серые, лицо усталое… А на Машу он похож. Очень похож… А еще под бравадой и напускной наглостью кроется обычный мальчишка. Которому так хочется, чтобы рядом кто-то был… Чтобы не один он был на этом свете. И не самым старшим… Ну хоть ненадолго! Здесь дети взрослеют быстрее, я уже поняла. Но для пацана все равно это ноша тяжелая. Даже, может, и неподъемная… Пять лет. – Мать всегда так? Он понял, о чем я спрашиваю, но покачал головой. – Последние года два-три. До того лучше было… Климакс у нее, что ли, начался? По нашим меркам рано, а здесь могло и пойти уже, как говорится, кто раньше начинает, тот и раньше закончит. – Выправим, братишка, – улыбнулась я. – Все мы выправим… Сегодня вам еще придется поспать на печке, там теплее будет. А завтра начнем дом в порядок приводить, дров прикупим… – Мать может и с околоточным вернуться… – Да хоть с чертом с рогами, – отмахнулась я. – Лишь бы лекаря привела, а остальное меня мало волнует. – Ты на нее руку подняла. – Надо будет – и ногу подниму, – хмыкнула я, совершенно не раскаиваясь. И, видя на лице мальчишки непонимание, объяснила: – Ваня, если мать не заботится о детях, то она НЕ ВПРАВЕ называть себя матерью. Понимаешь? – Она о нас заботится. – Я вижу. Жрать нечего, спать негде, сидите в грязи и в холоде, зато у мамаши лучшее место в доме. – Она работает, устает… – Кем работает? – Ну… Шьет. – Дома. Могла бы и подмести. А раз работает, значит, зарабатывает. Деньги где? – Думаешь, все так просто?! Приехала тут рассуждать… Я махнула рукой. – Не рассуждать, Ванечка. Некогда мне рассуждать. Работать будем. И для начала порядок наведем, а там посмотрим… Кстати, почему у нас никакой живности? Хоть кур бы завели или кроликов… Невелик труд! Ваня вздохнул. – Матери тяжело… Я почувствовала, что зверею. Мало я этой дуре вломила, ой, мало… Гр-р-р-р-р-р-р! * * * Во дворе послышался визгливый голос мамаши. – Вот сюда пожалуйте… Мы с Ваней переглянулись и поспешили навстречу гостям. Гостем оказался молодой мужчина лет тридцати, с белым чемоданчиком. – Добрый вечер, – произнесла я. – Господин?.. – Ремезов, Гаврила Иванович. Я фельдшер. Ваша мать сказала, что у ребенка тяжелая травма… Вот ей бы такую и нанести! Два раза! Ну ладно, хоть кого нашла. – Проходите, господин Ремезов. Вы имели дело с вывихами и переломами? – Да. А вы… – Синютина, Мария Петровна. Рада знакомству, – сухо представилась я. – Мой брат, Иван Петрович. Второй брат, которому требуется помощь, там, на печи. Вань, помоги ему слезть… Второй раз просить не потребовалось. Гаврила Иванович получил от меня жирный плюс за то, что вымыл руки и только потом подошел к пациенту. – Ну-ка, показывай… Ох! Нога произвела впечатление. – Давно это? Мария Петровна? Мамаша помалкивала с видом пресвятой мученицы. Недомученицы, ёж! Но я исправлю! – Больше суток. – Ох, плохо-то как… Что ж сразу не пришли? – Господин Ремезов, я в городе ровно два часа. Ну, три, – ледяным тоном произнесла я. – Почему моя мать не обратилась к вам раньше, даже не представляю.