Завещание было составлено на Марию. Но хитро. До двадцати пяти лет девушке полагались только проценты с капитала. Если она выйдет замуж, то управление деньгами переходит к ее мужу, а потом к ее детям. А она все равно снимает только проценты. Но Марии и того хватало. Она ехала домой, к родным, она везла им деньги, которых хватит для приличной скромной жизни. А подождать пять лет… Да и пусть их! Пролетят – не заметишь. Я кивала, поддакивала, улыбалась. И думала, что рассказать о себе. Правду было как-то неохота выкладывать. А неправду… Врать тоже надо уметь. Решила ограничиться примерно половиной. Воспитывалась в пансионе, отец нашел мне мужа, сейчас еду знакомиться. В каком-то смысле это было правдой. Мария покивала и опять принялась болтать о своем. И какая она довольная, и как хочется домой, и… К вечеру я готова была ее придушить подушкой. Это не радио, это хуже. Это кошмар какой-то! Незамолкающее орудие пытки, вот! Ну да ладно, могло быть и хуже. Пока она болтает, я могу молчать. И, кстати, между делом качать информацию. О том о сем, о работе женщин, о труде прислуги, о полученном Марией образовании… Слово за слово, так и рассказ совьется. Пытка продолжилась на следующее утро. К концу третьего дня я готова была отправить Марию вслед за ее теткой. Но… Все получилось очень внезапно. Что-то загрохотало впереди. Да так, словно на части рвалась сама земля. Шум бил по ушам, рвал в клочья барабанные перепонки… Что-то вспыхнуло, ослепляя и окончательно оглушая. Поезд содрогнулся, как подстреленная на полном скаку лошадь, и все заскрежетало, завизжало, это был какой-то невообразимый звук… Я полетела головой вперед на стену, и последней мыслью стало: «Что-то частенько это повторяется, как бы в привычку не вошло…» * * * Полноценного дежавю не получилось. И серьезной травмы не было, и пришла я в себя достаточно быстро. Тут же, в купе. Голова болела. Ну-ка, попробуем встать? Да, а были б мозги, было б и сотрясение. Но головная боль была единственным последствием. Ничего не кружилось, меня не тошнило… А что с моей соседкой? Ох, ёпт… Марии не повезло. Натуральные материалы не всегда благо. Раму словно внутрь вмяло, и большой кусок дерева просто пригвоздил девчонку к стене, словно бабочку на булавке. Я приложила пальцы к ее шее. Жива. Черт!!! А как тут быть? Чтобы снять человека с этого кола, сил требуется побольше, чем у меня. Намного. Да и… Я подозреваю, что она может умереть от кровотечения. Кол прошел аккурат под грудиной, если там ничего не повреждено, будет просто чудом божьим. А я подозреваю, что с чудесами у нас накладка. Где взять бригаду реаниматологов? Я попробовала выглянуть в коридор… Ага, наивная девушка. Дверь заклинило намертво, колоти не колоти. Чем бы попробовать? Я оглянулась в поисках… Да хоть чего! Ломик бы! Но это не наши отечественные поезда, в которых что угодно найти можно. Здесь, увы, ничего не было. – А-а-а-а-а… Мария застонала, и я повернулась к ней. Глаза девушки были открыты, она в сознании. А простое темное платье все сильнее намокало кровью. – Маша! Не дергайся! Я бросилась к ней. Девушка непроизвольно шевелилась, и это… паршиво. Кажется, там сильное кровоизлияние… Какой-то сосуд повредили? Вену? Артерию? А, что так, что этак, все равно дело дрянь. – Я… – Я сейчас позову на помощь. – Больно… Я умираю? Голос был неразборчивым, почти шепот. И я не стала врать. – Если помощь придет в ближайшее время, можешь выжить. Или можешь не выжить. Лучше такие вещи знать. И можете считать меня жестокой… Я бы предпочла знать. Кажется, моя тезка – тоже. – Если я… помоги моим? – Чем? – Пожалуйста… Я вздохнула. Ага, поди туда – не знаю куда, вразуми того – не знаю кого. – Хорошо. Если помощь не объявится в ближайшее время – обещаю. Помогу твоим родным. Маша прикрыла глаза. – Больно… Ёжь твою рожь! Ну хоть что-то, лишь бы снять ее! Помогите же! Хоть кто-нибудь! Я дернула еще раз дверь, выругалась и кинулась к окну. * * * Паршиво? Нет, это еще не то слово. Знаете, что заставило меня отшатнуться от окна? Задергаться, занервничать? Звуки выстрелов. Их я ни с чем не перепутаю… Страшно! Я осторожно добралась до окна и выглянула наружу. М-да. Вы знаете, что такое песец? Вот здесь и сейчас был именно он, полярный и жирный. Поезд сошел с рельсов, насколько я поняла. Пропахал метров сто целины… И спасателей не видать. Зато я отлично видела последние вагоны. Поезд компоновался по простому принципу: паровоз, потом какие-то опечатанные вагоны, потом вагоны для бедных, потом уже купе. Мне проводник объяснил. Это не просто так, с бухты-барахты сделано. Поезда здесь топятся углем. Как там в моем времени – я не знала, а здесь уголь, сажа, хлопья которой летят и могут оседать на… Везде они оседают! Запах, шум… Поэтому сначала груз, потом вагоны для бедноты, той все равно, а потом уж чистая публика. Мы, кстати, от бедных отделены вагоном-рестораном. И абы кого через него не пропустят. Я попала в купе благодаря Андрею Васильевичу. Мария? Та просто решила шикануть. Уж очень она натерпелась с теткой… Бедная девчонка. Но суть-то не в этом. Я сейчас видела все, что происходит у паровоза, и ничего хорошего там не было. Суетились примерно пятнадцать-двадцать человек, точнее сосчитать не удавалось, они же двигаются. Лежали тела машинистов, их легко опознать по приметной зеленой форме. Кажется, еще кто-то убитый… Солдаты? Я бы не удивилась.