— Конечно. Кто ж еще? А Сашка не виноват ни в чем. Там банда, мафия! Нашего покойника — того, что на Федином диване лежал, — опознали наконец. То есть как его фамилия, до сих пор никто не знает, но выяснилось, что на съемках он у нас бывал. Помнишь, я рассказывал: какой-то тип два раза в кадр попал — в агентстве у Кутузовой и в мебельном магазине. — Так это он, покойник? Что же ему надо было? Тошик пожал плечами: — А черт его знает! Тут явно какая-то банда замешана, а Санька ни при чем. Он просто туповат, вот и струхнул. — Теперь он уедет, и вам придется переписывать сценарий, — ехидно заметила Саша. — Точно! Ведь семнадцатого уже съемки! — ужаснулся Тошик. — Даже Лику для такого дела из психушки выпустили. Слушай, надо срочно вернуть Саньку! Сашка, ты одна этого дурака остановить можешь! — Каким образом? — Сама знаешь! Тошка пришел в ужас от мысли, что над его любимым сериалом снова нависла нежданная угроза. — Быстро поехали в общежитие! — закричал он. — Санька, может, там еще! Ты его попросишь… — О чем? И с какой стати? Хочет ехать — пусть едет. Он взрослый человек и сам решает, что делать. — А сериал? — взвыл Тошка. — Саша! Как ты можешь из-за своего каприза подводить всю нашу группу! И зрителей. Ты знаешь, какие письма мы получаем? Вот, например, у одной старушки нашли что-то в кишечнике. Все врачи говорят, она уже давно бы померла, если б не хотела узнать, что будет дальше с Ликой и кому достанутся деньги Островского. Ты что, уморить эту старушку хочешь? — Вот хватай свою старушку и гони с ней к Рябову. На пару умоляйте его остаться. А я никуда не пойду, — отрезала Саша. — Ты стервоза! Как все женщины! Вы все стервозы! Этого Саша стерпеть уже не могла. Она схватила ковровую диванную подушку, очень тяжелую и колючую, и принялась лупить ею по Тошиковой кудрявой голове и по его злому румяному лицу. — Что ты понимаешь в женщинах, букашка! — приговаривала она, уворачиваясь от брата, который норовил отнять подушку. — Ты малолетний дурак! Ты ничего в жизни не видел, кроме своей режиссерши! Которая уморила собственного мужа! — Не-е-ет! — заорал Тошик. — Она не морила! Он сам пропал! А ты зато Рябова динамила! Ни минуты не любила! А теперь бросила! Ты еще хуже! — Кого я хуже? — Ее! Катерины! Катерины! — А она кого бросила? Она тебя бросила? Вот гадина! Когда? — кричала разъярившаяся Саша. — У нее тромбонист какой-то есть! И доцент из Автотранса! — Какая гадина! Гадина, гадина! Саша последний раз, уже по инерции, замахнулась подушкой и стукнула по Тошкиной спине, согбенной несправедливостью мира и несчастной любовью. Тошик больше не защищался. Саше стало очень жалко брата. Неопределенное, но безграничное отчаяние в одну минуту их помирило. Сейчас они стали еще больше походить друг на друга — оба растрепанные, подавленные, с хлюпающими носами. Сашин нос разбух от внезапных слез, а Тошиков — от удара подушкой. — Что же мы теперь делать будем? — спросила Саша. Тошик встал решительно, по-мужски. — Пошли быстро к Рябову, — скомандовал он. Саша покачала головой: — Как ты не понимаешь, что это глупо! Санька требует, чтобы я ехала с ним. Ты что, хочешь, чтоб я очертя голову куда-то бросилась за этим странным парнем? Чтоб я бежала из города? — Нет, конечно. Что ты, Саша! — испугался Тошик. — Но тогда я не знаю, что можно сделать. — Ты всегда был несообразительный. А я вот сейчас подумала: почему бы нам не посоветоваться с Самоваровым? — Зачем он нам нужен? — Как зачем? Ты же сам его расхваливал! Пусть Самоваров расскажет своему другу майору, что Сашка ни в чем не виноват и его подозревают зря. Майор поверит, оставит Рябова в покое. Результат: Рябов остается и продолжает сниматься в твоем ненаглядном сериале. Просто, правда? Саша не стала напоминать Тошику, что они с Нелли Ивановной уже пускали могущество Самоварова в ход, и потому Тошик очищен от всех подозрений милиции. Но говорила она очень убедительно. Тошик задумался. Когда он думал, всегда ковырял в носу пальцем, несмываемо вымазанным краплаком. — Это мысль, — согласился он наконец и хотел что-то добавить, но тут в дверь снова позвонили. — Сашка! — шепотом возликовал Тошик. — Он вернулся! Саш, задержи его здесь чем угодно. А я, так и быть, быстренько смотаюсь к Самоварову. Я все придумал! Мы позвоним сюда от него гробовым голосом, будто бы из милиции, и скажем, что гражданина Рябова никто ни в чем не подозревает. Ты только продержись минут сорок, не упускай его! — Какая глупость! — тоже шепотом возразила Саша. — Кто поверит в такой дурацкий спектакль? — Рябов поверит. Ты сама говорила, что он тупой. Звонок повторился. Так и не сговорившись, Саша с Тошиком бросились открывать. Но беглый Рябов не вернулся. — А, конкурирующая фирма! — разочарованно протянул Тошик. На пороге стоял Женя Смазнев, пятнадцатилетний подросток с очень длинными руками и ногами и необыкновенно маленькой бритой головой. Одет он был в форму какой-то португальской футбольной команды. На его спине — неудобочитаемое громкое имя, а на лице — полная растерянность. — Чего тебе? Говори, Жека, по-быстрому, а то я ухожу, — строго потребовал Тошик. — Мне кажется, я его видел, — промямлил Женя, глядя в потолок. — Кого это его? — Покойника. С дивана. Только тогда он не в пальто Карасевича был, а в капюшоне, как на видике. И живой. — Не гони! Никакого видика ты не смотрел. Откуда про капюшон узнал? — Так все же говорят! Мне Дима, осветитель, сказал. Тошик испытующе уставился на Женю. Он считал, что прислушиваться к словам этого недалекого щенка не стоит. Где Жека мог встретить человека в капюшоне? А впрочем… Мать Жени по договоренности с Мариной Хохловой снабжала съемочную группу горячей пищей. Свою стряпню она поставляла вполне цивилизованно, в одноразовых мисочках и тарелках. Особенно ей удавались супы, гуляши и пловы. Все это в павильон часто приносил Женя. Нелли Ивановна находила в продукции Жениной мамы избыток жиров, чеснока и перца и недостаток всего остального. Поэтому она нагружала Тошика домашней едой в пакетах и даже в кастрюльках, часто подкармливала и всю группу. Женя рассказал, что в роковой день накануне вечеринки именно он подменял мать на поставке обеда. Он и приволок в сборочный цех свои сумки с гуляшами. Однако в тот раз в кулинарном поединке побелила Нелли Ивановна. Когда Женя явился в павильон, съемочная группа уже навалилась на окрошку. Саша как раз побежала приглашать к столу Карасевича с Рябовым (и услышала, как они ругаются). Творцы сериала дружно отказались от гуляша. В подобных случаях Женя с сумками, пахнущими подливкой, должен был рысью бежать в ближайший подземный переход. Там у его матери было полно благодарных клиентов. В обеденное время она собственноручно разносила свои мисочки и стаканчики подземным торговцам. Отвергнутые гуляши можно было реализовать еще до того, как они остынут. Получив в павильоне номер 1 от ворот поворот, Женя не сразу стал действовать по привычной схеме. Ему очень нравилось чувствовать себя причастным к знаменитому сериалу. Он покрутился среди декораций, прослушал интересные профессиональные разговоры и несколько пряных анекдотов в исполнении народного француза Островского. Он даже отхлебнул конкурирующей окрошки. Заметив это, Нелли Ивановна строго напомнила ему о гастрите, стынущих гуляшах, сыновнем долге и почти взашей вытолкала на улицу. Почему-то в тот день Жене особенно не хотелось бежать в подземный переход. Он посидел на бетонных плитах у входа в павильон, разнежился на солнышке — впервые за неделю оно показалось из-за туч. Вся территория завода пропахла горькой черемухой. Зацвели яблони. Трава в те несколько дней, что Женя здесь не был, поднялась почти до его голенастых колен. Приятно было хрустеть сочными новыми и старыми хрупкими стеблями и прислушиваться к веселому гомону в павильоне. Женя поставил сумки под яблоню, обогнул угол цеха. Он хотел было заглянуть в павильонное окно, поглядеть на едоков окрошки и, может быть, подслушать какой-нибудь прикольный анекдот. И тут Женя увидел… — Он за углом стоял, под деревом. Не слишком высокий такой мужик, но крепкий. Вроде бы курил. Мне в окошко заглядывать стало неудобно, я взял сумки и пошел в переход, — закончил Женя свой рассказ. — Если ты его видел, почему ничего не сказал в милиции? — строго спросил Тошик. — Может, ты только сейчас это все придумал! — С чего бы я стал придумывать? Просто Дима вчера сказал мне, что убитый с дивана и есть человек, который был на видео. Фотографию мертвеца мне тоже показывали, страшную такую: рот вроде слегка открыт, а глаза глядят непонятно куда. Я смотреть не мог, до того противно! Я ж не знал… — А сегодня вдруг прозрел? — Так Дима рассказал, что покойник несколько дней на съемках терся, высматривал чего-то и ходил в ветровке с капюшоном. Вот я и вспомнил! Тот, под деревом, тоже был в ветровке и в капюшоне! — Опиши подробно мужика и его ветровку, — потребовал Тошик. — Ветровка такая серебристая была, — объявил Женя страшным голосом. — Капюшон с веревочками, а вот тут полоса черная и какая-то блямба. Женя начертил пальцем на собственной груди и полосу, и блямбу. — Похоже, — неохотно согласился Тошик. Он видел обе картинки с призрачным незнакомцем, а Жене-то их не показывали. Между тем и полоса, и блямба на ветровке действительно были! — Все, Жека, ты теперь свидетель, — решил Тошик. — Давай говори, как выглядел сам мужик. — Откуда ж я знаю? Я на него не глядел! — А на блямбу глядел? — Да! Я подумал, классная курточка. И все! Я ведь только из-за угла вылез — и сразу обратно. Неудобно стало… Решил, что этот мужик — из соседней фирмы, что в маленьком домике за кустами. Вышел он покурить, а я тут чего-то под окнами ползаю. Неудобно ведь! Я и ушел в переход. Теперь вот думаю: он и не курил вовсе, а только так стоял, чего-то выглядывал. Мне Дима говорил… Тошик оборвал его: