– Почему это больно? – Слишком по-настоящему. В одной из жизней мой брат погиб. Лицо библиотекарши снова обрело жесткость. – А в одной из жизней – в которой он жив – погибла ты. Будет ли ему больно? – Сомневаюсь. Он не хочет со мной общаться. У него своя жизнь, и он винит меня в том, что она не сбылась. – Так все дело в твоем брате? – Нет. Все не так. Похоже, невозможно жить, не причиняя боли другим людям. – Так и есть. – Тогда зачем вообще жить? – Ну, если честно, от смерти людям тоже больно. Итак, какую жизнь ты выберешь следующей? – Никакую. – Что? – Я не хочу еще одну книгу. Не хочу другую жизнь. Лицо миссис Элм побледнело, как много лет назад, когда ей позвонили и сообщили о смерти Нориного папы. Нора ощутила, что пол под ногами задрожал. Небольшое землетрясение. Она и миссис Элм взялись за полки, а книги попадали на пол. Лампочки заморгали, а потом свет и вовсе погас. Шахматная доска и столик, на котором она стояла, перевернулись. – О нет, – воскликнула миссис Элм. – Опять. – В чем дело? – Ты знаешь, в чем дело. Это место существует из-за тебя. Ты – источник энергии. Когда работа этого источника нарушается, библиотека подвергается опасности. Дело в тебе, Нора. Ты сдаешься в самый неподходящий момент. Ты не можешь сдаться, Нора. Мне есть что тебе предложить. Перед тобой уйма возможностей. Существует так много версий тебя. Вспомни, что ты почувствовала после встречи с белым медведем. Вспомни, как сильно ты хотела жить! Белый медведь. Белый медведь. – Даже этот неприятный опыт для чего-то нужен, разве ты не видишь? Она увидела. Сожаления, с которыми она жила почти всю свою жизнь, были напрасными. – Да. Небольшое землетрясение стихло. Но книги были разбросаны по всему полу. Свет появился, но лампочки еще моргали. – Извините, – сказала Нора. Она попыталась собрать книги и расставить их по местам. – Нет, – рявкнула миссис Элм. – Не трогай их. Положи. – Извините. – И прекрати извиняться. Лучше помоги мне. Безопаснее будет. Она помогла миссис Элм собрать шахматные фигуры, расставить их для новой партии и вернуть столик на место. – А как же все эти книги на полу? Вы их просто бросите? – Тебе-то что? Я думала, ты хотела, чтобы они вовсе исчезли? Миссис Элм, возможно, действительно была механизмом, который существовал, чтобы упростить причудливую сложность квантовой вселенной, но прямо сейчас – сидя между двумя полупустыми полками у шахматной доски и готовясь к новой игре – она выглядела печальной, мудрой и бесконечно человечной. – Я не хотела грубить, – проговорила миссис Элм, наконец придя в себя. – Ничего. – Помню, как мы только начали играть в шахматы в школьной библиотеке и ты сразу сдавала самые лучшие фигуры, – сказала она. – Ты подставляла ферзя или ладьи под удар, и они уходили. И тогда ты действовала дальше так, будто игра уже проиграна, ведь оставались лишь пешки и пара коней. – Почему вы сейчас об этом вспомнили? Миссис Элм увидела затяжку на своем кардигане, попыталась убрать ее, но затем передумала и оставила как есть. – Тебе нужно понять кое-что, если ты когда-нибудь захочешь научиться играть в шахматы, – сказала она так, словно у Норы других забот не было. – И вот что ты должна понять: эта игра не заканчивается до самого финала. Она не заканчивается, если на доске осталась хоть одна пешка. Если у одного игрока осталась только пешка и король, а у другого – все фигуры, игра все равно продолжается. Даже если бы ты сама была бы пешкой – может, мы все лишь пешки, – ты должна помнить, что пешка – самая удивительная фигура. Она может казаться маленькой и обычной, но это не так. Потому что пешка – всегда не просто пешка. Это будущий ферзь. И все, что тебе надо делать, – продолжать двигаться вперед. Ход за ходом. И ты сможешь добраться до другого края и раскрыть свои способности. Нора оглянулась на книги, которые ее окружали. – Так вы говорите, у меня остались одни пешки? – Я говорю, что фигура, которая выглядит самой обычной, может привести тебя к победе. Тебе нужно продолжать. Как в тот день у реки. Помнишь? Конечно, она помнила. Сколько ей было? Должно быть, семнадцать, она уже не плавала на соревнованиях. Опасное время, когда папа был резок с ней постоянно, а мама переживала один из своих почти безмолвных эпизодов депрессии. Брат вместе с Рави приехал из художественного училища на выходные. Показывал другу достопримечательности славного Бедфорда. Джо устроил импровизированную вечеринку у реки – с музыкой, пивом и тонной травки, с девчонками, расстраивавшимися, что Джо ими не интересуется. Нору тоже пригласили, она выпила слишком много, и разговор с Рави сам собой зашел о плавании. – Так ты смогла бы переплыть реку? – спросил он ее. – Конечно. – Да ни за что, – заявил кто-то. И вот, в приступе глупости, она решила им доказать. К тому времени как ее обкурившийся и в стельку пьяный братец понял, что она делает, было уже слишком поздно. Заплыв был в разгаре. Когда она вспомнила это, коридор в конце прохода в библиотеке превратился в реку. И хотя полки вокруг оставались на месте, плитка под ее ногами стала травой, а потолок над головой – небом. Но, в отличие от тех моментов, когда она исчезала и превращалась в иную версию себя настоящей, миссис Элм и книги остались. Она наполовину была в библиотеке, а наполовину в воспоминании. Она смотрела на кого-то в коридоре-реке. В воде плыла ее младшая версия, и последний луч летнего солнца растворялся во мгле. Равноудаленность Река была холодной, а течение – сильным. Она вспомнила, глядя на себя со стороны, как болели ее плечи и руки. Она ощущала жесткость и тяжесть в мышцах, будто доспехи. Вспомнила, что не понимала, почему, несмотря на все ее усилия, силуэты платанов упрямо оставались прежними, словно берег не удалялся от нее. Она вспомнила, как наглоталась грязной воды. И глядела на другой берег, на берег, с которого начала заплыв, и на место, на котором она вроде как стояла вместе с младшей версией ее брата и его друзей рядом с ней, не замечавших ее настоящую, на книжные полки по обе стороны от них. Она вспоминала теперь, в своем бреду, что думала о слове «равноудаленный». Слово, которое она привыкла слышать в клинически безопасной атмосфере классной комнаты. Равноудаленный. Такой нейтральный, математический термин, и он превратился в упрямую мысль, повторяющую себя саму как маниакальная медитация, пока она тратила последние силы, чтобы оставаться почти на одном месте. Равноудаленный. Равноудаленный. Не принадлежащий ни одному берегу. Так она и чувствовала себя в своей жизни, по большей части. Застигнутая на середине. Борющаяся, взмахивающая руками, просто пытающаяся выжить, но не знающая, в какую сторону плыть. Какому пути посвятить себя без сожалений. Она взглянула на другой берег – теперь с книжными полками, но все еще и с высокими силуэтами платанов, склоняющимися к воде как обеспокоенный родитель, и ветер шуршал в их листьях. – Но ты посвятила себя этой задаче, – сказала миссис Элм, очевидно услышав Норины мысли. – И ты выжила. Чужая мечта – Жизнь – это всегда поступок, – произнесла миссис Элм, наблюдая, как брата Норы оттаскивают от воды друзья. Как он ждет, пока девушка, чье имя Нора уже давно позабыла, звонит в службу спасения. – И ты действовала, когда это было важно. Ты доплыла до того берега. Вытащила себя за волосы. Кашляла своими внутренностями, заледенела, но переплыла реку вопреки всему. Ты нашла что-то в себе. – Да. Бактерии. Я болела несколько недель. Слишком много воды наглоталась.