– Да. Конечно. Я помню. – К тому же у тебя на носу был чемпионат Европы, а она не хотела тебе мешать. – Боже. Я могла быть с ней. Кто-то из нас должен был быть там, Джо. Мы оба… Внезапно его тон стал ледяным. – Ты ведь никогда не была близка с мамой. С чего вдруг… – Я стала ближе. В смысле, могла бы. Я… – Ты меня пугаешь. Ты сама не своя. Нора кивнула. – Да. Я… Я просто… да, думаю, ты прав… думаю, это просто таблетки. Она вспомнила мать, ее последние месяцы, она тогда сказала Норе: «Не знаю, что бы я без тебя делала». Возможно, она сказала бы это и Джо. Но в этой жизни у нее не было никого из них. А потом в комнату вошла Прайя. Улыбаясь, сжимая в руках телефон и какой-то планшет. – Пора, – сообщила она. Дерево нашей жизни Спустя пять минут Нора вновь оказалась в просторном конференц-зале гостиницы. Как минимум тысяча людей смотрела окончание презентации первого спикера. Автора «Из нулей в герои». Книги, которую Дэн в другой жизни держал на прикроватном столике. Но Нора не вслушивалась, она села на зарезервированное для нее место в первом ряду. Она была слишком огорчена из-за матери, слишком нервничала из-за речи, так что просто выхватывала случайные слова или фразы, которые крутились в ее голове, как сухарики в минестроне[48]. «Малоизвестный факт», «амбиции», «возможно, вас удивит, что», «если я могу сделать это», «удары судьбы». В зале было трудно дышать. Пахло мускусными духами и новым ковром. Она пыталась сохранять спокойствие. Опершись на брата, она прошептала: – Кажется, я не смогу. – Что? – Кажется, у меня начинается паническая атака. Он взглянул на нее, улыбаясь, но с жесткостью во взгляде, которую она помнила в другой жизни, когда у нее случилась паническая атака перед выступлением «Лабиринтов» в пабе Бедфорда. – Все будет хорошо. – Не знаю, смогу ли я. В голове пусто. – Ты преувеличиваешь. – У меня тревога. По-другому не могу. – Брось. Не подводи нас. Не подводи нас. – Но… Она пыталась подумать о музыке. Мысли о музыке всегда ее успокаивали. Ей вспомнилась мелодия. Она была слегка смущена, даже в глубине души, осознав, что ей пришла на ум песня «Прекрасное небо». Счастливая песня надежды, которую она уже давно не пела. Темнее воздух, / Огонь погас, / Тем ярче звезды / Горят для… Но внезапно женщина, с которой Нора сидела рядом, изысканно одетая бизнесвумен лет пятидесяти, источник мускусного запаха, наклонилась к ней и прошептала: – Мне так жаль, что с вами это случилось. Ну, тогда, в Португалии… – Что случилось? Ответ женщины потонул в аплодисментах аудитории. – Что? – переспросила она. Но было слишком поздно. Нору поманили на сцену, и брат пихнул ее локтем. Голос брата, почти рев: – Тебя ждут. Пошла! Она неуверенно направилась к трибуне на сцене, к собственному огромному портрету с победной улыбкой и золотой медалью на шее, который проецировали на экран позади нее. Всю жизнь ей не нравилось, когда на нее смотрели. – Здравствуйте, – сказала она, волнуясь, в микрофон. – Я очень рада быть сегодня здесь… Примерно тысяча лиц уставилась на нее в ожидании. Она никогда не говорила с таким количеством людей одновременно. Даже когда она пела в «Лабиринтах», они никогда не выступали больше чем для сотни человек, и тогда она сводила свои разговоры между песнями к минимуму. Работая в «Теории струн», еще умея нормально общаться с покупателями, она редко выступала на совещаниях сотрудников, хотя в комнате обычно собиралось не больше пяти человек. В университете Иззи всегда легко давались презентации, но Нора начинала нервничать из-за них за неделю до выступления. Джо и Рори смотрели на нее в недоумении. Та Нора, которую она видела на TED, была не этой Норой, и она сомневалась, что когда-нибудь сможет стать тем человеком. Ведь у нее не было тех достижений. – Здравствуйте. Меня зовут Нора Сид. Она не собиралась шутить, но весь зал рассмеялся. Явно не было необходимости представляться. – Жизнь – странная штука, – продолжила она. – Мы проживаем ее разом. Прямой линией. Но ведь это не все. Ведь жизнь состоит не только из того, что мы делаем, но и из того, чего не делаем. И каждый момент нашей жизни – это… своеобразный поворот. Никакого отклика. – Подумайте об этом. Подумайте, как мы начинаем… Словно семя дерева, посаженное в землю. А затем мы… растем… растем… и сначала мы становимся стволом… Абсолютное молчание. – Но потом дерево – дерево нашей жизни – формирует крону. Подумайте обо всех ветвях, исходящих из ствола на разных уровнях. И подумайте обо всех ветвях, которые продолжают расходиться в разных направлениях. Подумайте о тех ветвях, которые становятся ветками, а те – веточками. И подумайте о кончиках этих веточек в разных местах – ведь они начинались от одного ствола. И жизнь такая же, только масштаб больше. Новые ветви формируются каждую секунду, каждый день. И с нашей точки зрения – вообще, с точки зрения каждого – это ощущается… как континуум. Каждая веточка проделала лишь один путь. Но есть и другие веточки. Есть другие «сегодня». Другие жизни, которые могли сложиться иначе, если бы вы прежде приняли другие решения. Это дерево жизни. Такое дерево есть во многих религиях и мифологиях. Оно есть в буддизме, иудаизме и христианстве. Множество философов и писателей говорили о дереве как метафоре. Сильвия Плат[49] сравнивала свое существование с инжирным деревом, а каждая возможная жизнь, которую она могла прожить – в счастливом замужестве, как успешная поэтесса, – была этим сладким сочным инжирным плодом, но она не могла попробовать эти сладкие сочные плоды, и они сгнивали прямо перед ней. Это может свести с ума, если думать обо всех других жизнях, которые мы не проживаем. Например, в большинстве своих жизней я не стою на этой сцене и не говорю с вами об успехе… В большинстве жизней я не золотой призер Олимпийских игр, – она вспомнила, что сказала ей миссис Элм в Полночной библиотеке. – Видите ли, сделать иначе что-то одно – зачастую значит изменить все. Действия нельзя обернуть вспять в течение одной жизни, однако мы можем попытаться… Теперь люди слушали. В их жизнях им явно не хватало миссис Элм. – Единственный способ научиться – это прожить. И она продолжила в том же духе следующие двадцать минут, вспоминая как можно больше из того, что ей говорила миссис Элм, а потом посмотрела на свои руки, отражающие белый свет от лампочки на трибуне. Когда она разглядела розовую линию на руке, то поняла, что эта рана была нанесена ей самой, и это сбило ее. Или, скорее, настроило на новый лад. – И… и дело в том, что… дело в том… что то, что мы считаем самой успешной дорогой для себя, часто ей не является. Потому что слишком часто наш образ успеха – это какая-то внешняя глупая идея о достижениях: олимпийская медаль, идеальный муж, хорошая зарплата. И мы пытаемся достичь этих показателей. В то время как настоящий успех – не то, что можно измерить, и жизнь – это не гонка, в которой можно победить. Все это… ерунда, если честно… Слушателям явно стало неуютно. Очевидно, это была не та речь, которую они ждали. Она оглядела толпу, и увидела единственное улыбающееся лицо. Потребовалась секунда, учитывая, что он был модно одет, в голубой хлопковой рубашке, подстрижен короче, чем в своей бедфордской жизни, чтобы она узнала Рави. Этот Рави смотрел дружелюбно, но она не могла избавиться от воспоминания о другом Рави, который вылетел пулей из киоска, огорчаясь, что он не может позволить себе журнал и виня в этом ее. – Видите ли, я знаю, что вы ожидали лекцию в духе TED о пути к успеху. Но правда в том, что успех – иллюзия. Все это иллюзия. Да, есть вещи, которые мы можем преодолеть. Например, я боюсь сцены, и все же вот я, стою на сцене. Взгляните на меня… на сцене! А кто-то сказал мне недавно, что моя проблема – не страх сцены. Моя проблема – страх жизни. И знаете что? Он был чертовски прав. Потому что жизнь страшна, и она страшна неспроста, дело в том, что не важно, какую ветвь жизни нам доведется прожить, ведь мы всегда – все то же гнилое дерево. Я хотела бы многого достичь в своей жизни. Разного. Но если твоя жизнь прогнила, она будет гнилой, что бы ты ни сделала. Влага съедает все на своем пути… Джо в отчаянии делал жест рукой поперек горла, показывая «хватит». – Не важно, просто будьте добрее и… Просто будьте добрее. У меня есть ощущение, что мне пора, и я просто хотела сказать, что люблю своего брата Джо. Я люблю тебя, брат, и люблю всех в этой комнате, и мне было очень приятно быть здесь. В тот момент, как она сказала «приятно быть здесь», она уже была совсем не здесь. Системная ошибка