Часть 27 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ну что же, — обратился фюрер ко всем нам, — тем хуже для Польши. Видит Бог, Германия желает только мира.
Вернувшись в Берлин, фюрер назначил на 25 марта в рейхсканцелярии совещание с командующими и начальниками штабов видов и родов вооруженных сил, пригласив на него и меня, видимо, для того, чтобы потом, наедине, за чашкой кофе или чая, выпытать мое мнение о позициях генералов. Он так часто поступал. Я чувствовал себя не очень уютно в окружении высшего генералитета вермахта, люфтваффе и кригсмарин, но этот дискомфорт быстро исчез, когда входившие в кабинет фюрера генералы и адмиралы по-товарищески здоровались со мной за руку, демонстрируя мне расположение и доверие. Фюрер сделал небольшой обзор событий, связанных с аншлюсом Австрии, созданием независимого государства Словакия и протектората Богемия и Моравия на территории оккупированной Чехии, а также присоединением Мемельской области. Он поблагодарил высший командный состав за отличные действия войск, а затем заявил:
— Господа! Современная ситуация непростая. Идут боевые действия между Словакией и Венгрией, нашими союзниками, Румыния, тоже наш союзник, собирается воевать с Венгрией, а Франция с Италией, Польша мобилизует армию против нас. Считаю, решение проблем Данцига и «Польского коридора» возможно силовым способом.
Кабинет фюрера окутала зловещая тишина. Казалось, пробеги по бумагам муравей, мы услышали бы его громкий топот. Генералы и адмиралы воевать не хотели, это было давно известно. Но сейчас на лицах многих запечатлелись растерянность и испуг. Фюрер, оценив ситуацию, приказал фон Браухичу к 3 апреля подготовить ежегодную директиву верховного командования вермахта.
— Один из разделов директивы должен быть посвящен возможной войне с Польшей. Самым ранним сроком этой операции назначаю 1 сентября.
Фон Браухич молча склонил голову и тут же попросил всех присутствовавших представить свои письменные соображения по поводу плана-графика проведения польской кампании.
В середине апреля Мильх предложил Герингу организовать выставку современных образцов боевой авиационной техники. Геринг согласился и тут же об этом доложил фюреру, который с энтузиазмом встретил идею и в свою очередь поручил Герингу вначале ознакомить с выставкой итальянского наследника, который в июне должен был прибыть в Берлин. Фюрер дал мне задание слетать в Италию, забрать наследного принца с делегацией и доставить его в Берлин. Что мною и было сделано. На борт «Кондора» и двух Ju-52 мы взяли принца Умберто с супругой и небольшую группу итальянских генералов и офицеров, главным образом военных летчиков.
Через трое суток фюрер велел мне доставить его и ее высочеств обратно. Мы вылетели из Берлина в чудесную погоду и после комфортного перелета сели в миланском аэропорту Тальедо. Принц и принцесса горячо благодарили меня за замечательный полет, а принц обещал подарить свой фотопортрет. Недели через две обещанный портрет доставили мне из итальянского посольства с автографом принца.
Военно-воздушная выставка состоялась в Рехлине, а 3 июля Геринг с Мильхом организовали специальный показ техники для фюрера. Выставленное вооружение, вне всяких сомнений, представляло собой самое передовое в мире. Были продемонстрированы истребители Ме-109 и Не-100, первый в мире истребитель-перехватчик с ракетным двигателем Не-176, бомбардировщик Не-111, взлетавший с помощью ракетных ускорителей. Геринг с Мильхом светились счастьем от произведенного на фюрера впечатления. Между тем у меня создалось впечатление, что фюрер сделал неверные выводы о боевой готовности люфтваффе. Он неоднократно с восторгом говорил мне:
— Вот, гляди, Баур, все это нам удалось сделать за каких-то шесть лет. У нас лучшая боевая авиация в мире! Геринг не обманул, люфтваффе готовы к войне с Польшей.
Как же он ошибался! Как ловко Геринг с Мильхом и Удетом сумели обвести его вокруг пальца! Он поймет это только через три года.
Тем временем война неумолимо приближалась. В рейхсканцелярии чувствовалась суета, по коридорам то и дело сновали офицеры-курьеры с документами из штабов видов вооруженных сил, сплошной чередой шли совещания с генералами и адмиралами, дипломатами и промышленниками. Я интуитивно понимал, что закончился самый счастливый этап моей жизни, жизни мирной и комфортной. Любая война — неизведанная пропасть. Многие заранее стали к ней готовиться. Геринг, например, всю свою родню, служившую в вермахте, перевел в люфтваффе и отправил служить подальше от Польши. Но я не мог просто так вот прийти к фюреру и попросить его не посылать моего брата Франца на польский фронт. Я был солдат, и фюрер это особо ценил.
Глава 42
После встречи с молодым подполковником из военной контрразведки Баур внутренне ожил, держался бодрее, был уверен: русский офицер чем-то поможет, что-то должно измениться к лучшему. Через несколько дней и вправду последовали изменения. В тюремном лазарете его осмотрели военные хирурги, солидные люди, два полковника и генерал, долго разглядывали и ощупывали культю, долго совещались без Баура. Затем один из полковников, профессор военно-медицинской академии из Ленинграда, по-немецки огласил вердикт:
— Операцию вам, Баур, делали профессионалы, сделали вполне удачно. Зря вы распускаете слухи среди военнопленных, что в госпитале не было никаких хирургических инструментов и медикаментов, что резали чуть ли не грязным перочинным ножом.
Баур, действительно говоривший об этом в камере, весь побагровел от стыда, но, будучи человеком упрямым и честолюбивым, попытался все же отрицать:
— Но это не так, господин полковник…
— Прекратите, Баур, все так. Все именно так. Так вот, операция прошла вполне удачно, иначе процесс затягивания раны пошел бы совсем не так быстро. Мы назначили вам двухмесячный курс интенсивной терапии в амбулаторных условиях, а затем, после нового обследования, направим вас в госпиталь.
Курс терапии начался немедленно. Антибиотики и витамины, ежедневные обработки растворами и мазями с перевязками, тридцать грамм сливочного масла с белым хлебом, съедавшиеся в лазарете, делали свое дело. Баур уже через неделю чувствовал себя гораздо лучше.
«Русский контрразведчик не обманул. Теперь надо добиться разрешения на переписку, — думал Баур. — Нужно расширить образовавшуюся брешь в русской обороне». И он тут же написал очередное письмо начальнику Бутырки с требованием разрешить ему переписку с родственниками.
Но он плохо знал людей из НКГБ и НКВД, эти умели и держать оборону, и наступать. Доставленный на очередной допрос, Баур сразу определил, что майор Зотов не в настроении. Майор перешел в атаку:
— Вы что же, Баур, совсем обнаглели?! У кого вздумали требовать, у советской власти? У власти, которая в пух и прах разгромила вашу поганую фашистскую Германию? — Баур открыл было рот, но майор гаркнул: — Молчать, когда говорит советский офицер! Переписку ему подавай! Уже написал одно письмо, нарушая правила, передал его втайне. Да тебя, фашиста недобитого, за одно это надо было расстрелять!
«Интересно, — соображал Баур, — а ответ пришел? Видимо, пришел, по всем срокам должен был прийти. Но от них не добиться».
Разгневанный Зотов продолжал:
— Все, цацканья с тобой прекращаются, допросы будут продолжаться в интенсивном режиме. Сейчас с тобой поговорит полковник госбезопасности.
Зотов быстро собрал бумаги в портфель, открыл дверь камеры, впустив конвоира, сам удалился, а через минут пять в камеру вошел полковник. Был он среднего роста, плотный, с аккуратной стрижкой густых иссиня-черных волос, южными чертами загорелого или с врожденной темной пигментацией лица, нос с горбинкой. Острым, словно лезвие бритвы, взглядом чуть прищуренных карих глаз окинул Баура.
— Я полковник Мартиросов. Времени у вас много, Баур, пора писать мемуары. — Он ухмыльнулся кончиками губ, но глаза оставались колючими, недоброжелательными. — Каждый день писать будете, от сотворения мира, — он вновь попытался ухмыльнуться, — вашего мира, Баур, вашего, то есть от вашего рождения до 2 мая 1945 года. Подробно, год за годом. Особенно подробно о времени, когда вы стали работать на Гитлера. Подробно, в деталях, о событиях, людях, разговорах, мыслях, обещаниях, эмоциях, быте, кухне, одежде… О Гитлере, Еве Браун, Геббельсе, Геринге, Гиммлере, Гессе, других высокопоставленных нацистах, генералах и адмиралах, руководителях СС и РСХА, министрах, гауляйтерах, командовании авиацией. Подробно обо всем и всех. Вам понятно, Баур?
— Так точно, господин полковник.
— Отлично. А чтобы проверить ваши эпистолярные способности, поначалу напишите собственноручные показания о своей жизни и карьере. Через неделю жду первый результат. Желаю вам удачи и советую писать правдиво.
В камеру Баур возвращался, как ни странно, в приподнятом настроении. «Во-первых, — считал он, — началось лечение, во-вторых, хоть каким-то полезным делом займусь. Посмотрим, может быть, через этого ястребинолицего полковника добьюсь права переписки».
На столе в камере для него уже были приготовлены стопка чистых листов бумаги, металлическая чернильница, ручка и набор новеньких анодированных перьев. Баур поведал соседям по камере о майоре Зотове, полковнике Мартиросове. После ужина, как уже завелось, он ложился на койку и рассказывал соседям о своей жизни и службе, о фюрере, его стойкости, уме, порядочности и очаровании.
Утром майор госбезопасности Зотов читал свежее донесение агента Вернера.
«Агентурное донесение агента Вернера от «…»… 1945 г. в отношении Ганса Баура. Перевод с немецкого языка.
Секретно
Группенфюрер СС Баур
Баур прибыл с допроса в улучшенном настроении. Тем не менее он жалуется на свое плохое положение и тревожится за свою участь.
Сегодня он обрисовал генерала Удета как гениального летчика-истребителя, но как неисправимого пьяницу. Его самоубийство он считает фактом. Причиной этого он считает недостаточное развитие новых типов самолетов, в результате чего он разошелся с Мильхом.
Про Мильха он говорил противоречиво. Вначале он уважал Мильха и даже дружил с ним. Но, узнав о связях Мильха с англичанами, возненавидел его. По его словам, Мильх заблаговременно улетел в Испанию. После этого был якобы арестован его адъютант, получавший от него письма из Испании.
Он говорил, что не имел знакомых из абвера и из полка “Бранденбург”[48].
Он рассказывал, что ему велено было вспомнить, куда, в какие страны, летали его самолеты в этом году. Он уже якобы не помнит и не знает ничего о бегстве нацистских руководителей.
В области аэронавигации, по его словам, незадолго до перемирия удалось создать электрический эхолот, постоянно показывающий высоту полета над землей и облегчающий посадку самолета при слепом полете.
Кроме того, за последнее время был усовершенствован геликоптер настолько, что он мог висеть в воздухе на месте и летать назад и в стороны. Он мог поднимать в воздух легкие орудия.
Сам Баур проводил испытательные полеты с приборами. Эхолот он смонтировал на своей машине. Это небольшой прибор, посылающий радиолуч к земле. Время, необходимое, пока луч дойдет до земли и после отражения снова достигнет самолета, фиксируется прибором, и он показывает высоту машины.
Утверждение о том, что Мельдерс[49] был ликвидирован после того, как он поспорил с Гитлером, Баур воспринял с улыбкой. Речь шла о расстрелянных английских пилотах, которых Гитлер объявил гангстерами. После этого Мельдерс записался в книге посетителей Гитлера как первый немецкий воздушный гангстер.
Баур сказал, что это описание представляет собой бессмысленное преувеличение пропаганды. Это, по его словам, то же дело, как Катынь, что было, несомненно, делом русских.
Сообщения о газовых камерах Баур тоже считает преувеличением. В Германии, по его словам, было 3 миллиона евреев. Многие из них эмигрировали. Больше двух миллионов нельзя было уничтожить. К тому же удушение газом представляет более гуманную смерть, чем другие способы умерщвления людей.
Перевела: Суляева.
Вернер».
— Неплохо, Вернер, неплохо. — Зотову донесение явно понравилось. — А то был тут у нас один агент, из ваших, из эсэсовцев, дурак, скажу вам, набитый. Пришлось в лагерь отправить. У вас же неплохо выходит. Продолжайте. Да, Вернер, старайтесь побольше выведать о Гитлере, о его последних днях, о возможности его бегства из Берлина.
— Господин майор, могу я, при условии выявления пользы от моих донесений, рассчитывать на досрочное освобождение из плена?
— Пока не знаю. Нужно оценить эту пользу.
— Но, господин майор, вы же обещали!
Зотов с милейшим выражением лица остановился в полуметре от пленного, его корпус слегка повернулся вперед, а правая рука, получив таким образом широкий размах, молниеносно ринулась к лицу Вернера. Удар в левый глаз оказался сокрушительным, немец слетел с табурета в нокауте. Майор вылил на его голову два стакана воды и, заметив, что тот пришел в чувство, с той же милейшей улыбкой заметил:
— Нельзя, морда фашистская, ничего требовать от советской власти. Она сама решит, как, когда и чем оплатить твои услуги.
Глава 43
Майор Снигирев с нетерпением ожидал возвращение командира. Завидев из окна приближение «хорьха», он выбежал во двор штаба и раскрыл для приветствия объятия, словно год не виделись. Трое суток минуло всего, а сколько событий произошло! Офицеры уединились в кабинете начальника. Сперва Снигирев изложил обстоятельства обнаружения реактивных двигателей Jumo-004, отметив особую роль доктора Бааде. Именно он повел саперов, майора Лобова и Андрея Емельяновича Кудрявцева в соляную штольню на западной окраине Дессау.
— Слава богу, — рассказывал Снигирев, — штольня оказалась не заминированной, но затопленной. Воду за сутки откачали и обнаружили множество вагонеток с готовыми двигателями. Честно скажу, мы с Лобовым и Кудрявцевым в тот день на радости крепко выпили. А рядом со штольней под обломками какого-то сарая саперы нашли металлическую емкость цилиндрической формы. Поначалу боялись, не бомба ли? Но потом разрезали, и — мама родная! Весь комплект технической документации на изготовление двигателя! Остальное ты знаешь.
— Ну, брат, вы и молодцы! — Савельев обнял Снигирева за плечи. — Но ты даже не представляешь, как я испугался, когда нарком Шахурин объявил прилюдно о вашей находке. Все, думаю, если блеф, конец тебе, Савельев. Хорошо, генерал Барышников все расставил по местам. Да, кстати, прокалывай дырку в мундире, все руководство опергруппы по списку Наркомата авиапромышленности представлено к государственным наградам. А ты подготовь представление на особо отличившихся по линии «Смерша» и о Лобове с Кудрявцевым не забудь.
Савельев кратко рассказал о поездке, о новой установке руководства на разворачивание в Дессау авиационного завода, об изъятии у опергруппы автобата, мотострелкового батальона «Смерш», медпункта; о скором приезде представителей Наркомата авиапрома и НКВД.
— Одним словом, дорогой Иван Иванович, за нами остается только поисковая работа и контрразведывательное обеспечение.
— Баба с возу, кобыле легче. — Снигирев от удовольствия прихлопнул в ладоши. — У нас и своих дел по горло. Да, кстати, автобат уже вывели, а вот из батальона майора Губенко нам оставили роту автоматчиков, минометный и пулеметный взводы. И саперную роту оставили.
book-ads2