— Спасибо, господин подполковник, видимо, мог бы и лучше, но в целом вполне сносно. — Как нога, заживает? — Потихоньку затягивается. Требуется серьезное лечение, но в моих условиях это вряд ли возможно. — Постараюсь чем-то помочь. Во всяком случае, лекарства, необходимые растворы и перевязочный материал обещаю. — Савельев сделал пометки в блокноте. — Будут ли какие просьбы? — В целом, господин подполковник, все в порядке, только вот переписку с родственниками не разрешают. Вернее сказать, писать не воспрещают, но письма, я твердо знаю, в Германию не отправляют. Неужели ваши коллеги боятся, что я сообщу что-то секретное? Для этого есть цензура. — Разберемся, — буркнул Савельев, сделав пометку в блокноте. — Баур, у меня к вам несколько вопросов. Что вы знаете о производстве реактивных двигателей для самолетов Ме-163, Ме-262, Ar-234, Ju-287, Не-280 и других машин? Баур задумался, левой рукой крепче оперся о костыль, пальцами правой стал потирать кончик носа. Глядя в пол, а возможно, не глядя никуда, он безмолвно просидел несколько минут. Савельеву даже показалось, что группенфюрер СС замкнулся и выбирает: отвечать на вопрос или нет. Но не стал торопить пленного, принялся листать исписанные страницы блокнота. Отхлебнув из стакана, Баур начал: — Возможно, вы знаете, германская промышленность к концу войны успешно освоила серийное производство двух отличных реактивных двигателей: BMW-003 и Jumo-004. — Мы не только знаем об этом, в наших руках есть практически все модели производившихся в Германии реактивных самолетов и оба двигателя в разных модификациях. — Следовательно, вы также знаете, что каждый двигатель выпускался в различных модификациях для истребителей, штурмовиков, разведчиков, истребителей-бомбардировщиков и бомбардировщиков. Но беда состояла в том, что двигателей выпускалось недостаточно, их крайне не хватало, за них дрались концерны Юнкерса, и Мессершмитта, и Хейнкель, и другие фирмы. Дошло до того, что с сорок третьего года генерал-фельдмаршал Мильх лично и поштучно распределял двигатели по сборочным заводам всех фирм. — Где выпускались эти двигатели? — Где конкретно выпускали BMW-003 и его модификации, я не знаю. Полагаю, в Баварии и еще где-то на Западе. Никогда этим не интересовался. Хотя погодите, где-то слышал про завод в Алахе, но могу ошибаться. А вот двигатели Jumo-004 в разных модификациях производились в Дессау на моторостроительном заводе Юнкерса. — Откуда вам это известно? — Савельев старался не показать немцу своего волнения. — Во-первых, я много раз по службе бывал на заводах Юнкерса, знал руководителей, конструкторов, инженеров. От них я слышал о налаживании производства реактивного двигателя именно в Дессау. Я был дружен с полковником люфтваффе Хайо Германном, первым испытателем Ме-262В, ночного истребителя-перехватчика. В феврале этого года, будучи на испытательном аэродроме в Рехлине, я повстречал там полковника Германна, который только завершил очередной полет на новой машине. Он и рассказал мне, что на западной окраине Дессау в штольне старой соляной шахты наладили массовое производство Jumo-004. «Баур подтвердил то, что уже обнаружено моими людьми в Дессау, — подумал Савельев, — это, видимо, и есть тот самый подземный завод. Но вряд ли только один завод, пусть и выпустивший больше двух тысяч реактивных двигателей, мог обеспечить все потребности люфтваффе. Знает ли Баур о других?» — Мы обнаружили этот завод, а в нем более двух тысяч двигателей разной стадии готовности и разной модификации. Мы также нашли и техническую документацию на производство двигателя Jumo-004. — Савельев впился взглядом в Баура. — Но один завод не мог ведь обеспечить массовую сборку реактивных самолетов почти на двух десятках предприятий? Значит, были и другие моторостроительные заводы, выпускавшие Jumo-004? Вам о них известно, Баур? «Как же мы недооценивали этих русских, — с грустью думал Баур. — К чему были все эти надутые щеки адмирала Канариса с огромным штатом абвера, шаловливое ребячество Шелленберга с вечно сальными анекдотами или вечная наигранная таинственность Гейдриха, а после его гибели — Кальтенбруннера с огромным количеством сотрудников и осведомителей гестапо и СД? Русские разведка и контрразведка оказались очень оперативными, проворными, ловкими, словно цирковые эквилибристы. Если большинство их оперативников такие, как этот подполковник, тогда все объяснимо. Тогда понятно, почему русские так быстро обнаруживают хорошо упрятанные секреты рейха. Но надо отвечать, молчание могут неверно расценить». — Конечно, видимо, работало несколько моторостроительных заводов. Но, поверьте, я знаю еще только один, в Нордхаузене. Там тоже шла сборка Jumo-004. — Вы уверены в этом? Откуда вы об этом знаете? — С уверенностью утверждать не могу. Информация о заводе в моем мозгу отложилась из разных источников. Однажды, — по-моему это было в начале сорок третьего года в Берлине, — зайдя в ресторан пообедать, я обнаружил там Мильха с группой генералов люфтваффе. Меня пригласили за стол, и в ходе беседы Мильх поручил одному из генералов, кому, точно уже не помню, отправиться в Нордхаузен с целью инспектирования строительства моторостроительного завода. — Почему вы думаете, что именно там собирали Jumo-004? — В конце сорок четвертого я слышал, как Геринг, выйдя от фюрера, просил по телефону Мильха представить ему график выпуска этих моторов на заводе в Нордхаузене. Кроме того, в январе этого года, будучи в Дессау, я сам видел разгрузку реактивных двигателей на опытном заводе Юнкерса. Я спросил тогда технического директора, откуда продукция, и получил ответ: из Нордхаузена. Савельев, записывая ответы Баура, весь напрягся. Оставался единственный, но самый главный вопрос: где двигатель Jumo-0012? — Баур, что вы знаете о реактивном двигателе Jumo-0012? Баур вновь ушел в себя. Он знал об этом, как говорили, чудо-двигателе, предназначенном для дальнего тяжелого четырехмоторного бомбардировщика Ju-287, который сперва был похоронен Удетом, а затем Герингом. Двигатель прошел все испытания, получил высокую оценку специалистов, был изготовлен предсерийно в нескольких экземплярах, но в серию попасть не успел, закончилась война. Двигатель собирали в Нордхаузене. «Но стоит ли об этом говорить русскому контрразведчику? Я и так много ему рассказал, надо что-то сохранить на потом. Возможно, подполковник и вправду чем-то поможет. А если не сказать, может обидеться и ничего из обещанного не выполнит. Бог с ним, с этим двигателем». — Знаю, что он — дальнейшее и очень успешное развитие двигателя Jumo-004. Но, к большому сожалению, Геринг ничего не понимал в бомбардировочной авиации и стал могильщиком суперсовременного самолета Ju-287, для которого и был изначально предназначен этот двигатель. Предваряя ваш вопрос, скажу: Jumo-0012 собирали тоже на заводе в Нордхаузене. Но, по моим сведениям, успели изготовить не более десяти штук. — Где может находиться документация на двигатель? — Савельев почувствовал в теле мелкую дрожь, какую испытывает азартный охотник, уже выследивший и взявший на прицел долгожданного зверя. Только бы не выдать своего внутреннего состояния. — Не знаю, господин подполковник. Но если вы нашли документацию на Jumo-004 рядом с моторостроительным заводом в Дессау, ищите документы в Нордхаузене, их просто не могли далеко увезти. Савельеву больше ничего не требовалось от военнопленного. Баур подписал протокол допроса на немецком языке и подписку о неразглашении, допил остывший сладкий чай и ждал, когда подполковник вызовет конвойного. Вдруг Савельев спросил: — Помните, Баур, что я советовал вам в госпитале при прощании, там, во Франкфурте-на-Одере? — Помню, господин подполковник, заняться в неволе чем-то полезным. — Похоже, вы не усвоили мой совет. — Савельев собрал документы в портфель и уже готовился уходить. — Не понял вас. — Баур сделал изумленное лицо. — Жаль, Баур, жаль. Если вы и дальше будете в заключении вести себя так, словно новый нацистский мессия, поднимая моральный дух военнопленных офицеров болтовней об избранности Гитлера и превосходстве фашистского режима, вас просто расстреляют. Мне вы можете поверить на слово. Займитесь делом, режьте, пилите, строгайте, вышивайте крестиком, вяжите, на худой конец. Выздоравливайте. Всего вам доброго. Глава 38 Летом тридцать седьмого года все были заняты подготовкой к первым крупномасштабным маневрам вермахта совместно с люфтваффе, в которых приняли участие только от ВВС более 70 тысяч солдат и офицеров, 1337 самолетов, свыше шестисот зенитных орудий, 9 тысяч автомобилей и 169 прожекторов. Маневры начались 20 сентября учебной атакой с воздуха на Берлин. На следующий день мы с фюрером и прибывшим по этому случаю Муссолини вылетели на Ju-52 из Рехлина в Восточную Пруссию, где происходили основные маневры сухопутных сил. Три дня спустя мы вернулись в Берлин. Дуче был поражен увиденным. Он признался, что ему никогда в жизни не приходилось участвовать в столь грандиозных учениях, где действовали сотни тысяч солдат и офицеров, танковые армады и авиационные соединения, закрывавшие небо несметным числом своих самолетов. Фюрер выглядел очень довольным. В октябре я вылетел в Дессау на завод Юнкерса вести переговоры и подписывать контракты на поставки самолетов для моей правительственной эскадрильи. В этот раз я размещал заказ только на Ju-52, но неожиданно возникла проблема. Генеральный директор концерна Юнкерса доктор Генрих Коппенберг, человек властный и упрямый, отказал в моей заявке на изготовление десяти самолетов, сославшись на приказ Геринга все Ju-52 собирать исключительно в варианте транспортного самолета для нужд люфтваффе. Возражение о том, что наша заявка поступила в Дессау за три месяца до приказа Геринга, Коппенберг не стал принимать в расчет. Из его кабинета я позвонил Мильху и объяснил ему абсурдность ситуации. Мильх велел передать трубку Коппенбергу. Я не отходил от аппарата, поэтому слышал весь разговор. — Коппенберг, — гремел Мильх, — вы опять испытываете мои нервы?! Вы, видимо, плохо понимаете, что Баур фактически выполняет приказ фюрера! — Но, господин статс-секретарь… — начал было Коппенберг в своей манере быка. — Молчать, когда с вами говорит генерал Мильх, молчать и слушать! — Но рейхсминистр Геринг… — не унимался генеральный директор. — Коппенберг, вы идиот или маскируетесь?! Мне что, просить Гиммлера арестовать вас за саботаж?! — Но что мне сказать рейхсминистру? — Ничего! Все, что нужно, я ему сам скажу, а вы немедленно подпишите контракт с Бауром и доложите мне. И не вздумайте хитрить, ваши игры я больше терпеть не буду! Расстроенный поражением, Коппенберг вызвал директора по производству самолетов гражданской авиации Тидеманна, у которого все документы для подписания были готовы. Тидеманн, войдя в кабинет, бросил на меня вопросительный взгляд и, увидев, что я спокоен и даже улыбаюсь, подмигнул мне и положил документы перед Коппенбергом. Тот не читая подписал контракт и, не произнеся ни слова, с каменным лицом поднялся из-за стола, извещая о завершении нашей встречи. Выйдя из кабинета, я рассказал Тидеманну, толковому инженеру и прекрасному администратору, о случившемся, и мы вместе хохотали до слез. Тидеманн пригласил меня пообедать в заводской столовой и за обедом попросил оказать ему услугу. Концерн Юнкерса выполнил контракт по изготовлению тридцати Ju-52 для Южно-Африканского Союза, но достаточного числа летчиков для перегонки машин в Африку у концерна не было. «Люфтганза» тоже отказала, сославшись на дефицит кадров. Мильх, по словам Тидеманна, просто рассмеялся, заявив, что в Дессау, видимо, плохо понимают задачи военно-воздушных сил рейха. — Господин Баур, помогите ради бога. У нас просто безвыходное положение. Мы наняли несколько лицензированных пилотов из авиаклубов, но оказалось, они совершенно не умеют летать по приборам и ориентироваться в Африке по карте. Все они потерпели крушение, хотя и остались живы. С машинами небольшая потеря, они все застрахованы. Если же вы сами согласитесь лететь, уверяю, гонорар окажется вам весьма приятным. — Директор написал на салфетке: 40 000 марок мне и по 15 000 каждому пилоту. Лететь надо в декабре. Ну как тут не согласиться?! Я ведь был не Мильхом, которому фюрер на день рождения в сороковом году подарил 250 тысяч марок для приобретения поместья в Силезии. Мы договорились так: пятерых летчиков моей эскадрильи я ему гарантирую, о себе же сообщу после получения разрешения фюрера. Вернувшись в Берлин, я за ужином все рассказал фюреру (кроме суммы гонорара), который разрешил моим летчиком лететь в Африку, а мне категорически отказал использовать мой отпуск в «авантюрных», как он выразился, целях. — Подумай сам, Баур, если случится вынужденная посадка и ты пропадешь в этой проклятой Африке, что буду делать я? Ты ведь знаешь, я ни с кем, кроме тебя, летать не могу. Отдыхай, где хочешь, но про Африку забудь. Несколько дней я не ходил на обеды и ужины к фюреру в рейхсканцелярии. Однажды он вызвал меня и спросил, что случилось. Я ответил, как для меня, летчика, важен полет в Африку, что я всю жизнь мечтал об этом. Фюрер, растрогавшись, дал свое согласие. Вскоре пять экипажей, укомплектованных пилотами и бортинженерами моей эскадрильи, обеспеченных подробнейшими картами маршрута, ремонтными инструментами, запасом резины для шасси, тропическими комплектами обмундирования, продуктами питания, водой и деньгами, вылетели из Дессау в Южную Африку. А в последний день декабря я и второй пилот, гауптштурмфюрер СС Тройче, имея на борту бортинженера из южноафриканской авиакомпании, англичанина, прошедшего стажировку в Дессау, поднялись с аэродрома в Дессау и взяли курс на Мюнхен. Дело в том, что руководство концерна Юнкерса разрешило мне взять с собой супругу. Мария, узнав о путешествии, была в восторге. Она посчитала это нашим свадебным путешествием. Забрав в аэропорту Мюнхена Марию, мы вылетели без задержки и вскоре приземлились в Риме, чтобы в германском посольстве встретить Новый год. Второго января мы уже были в Триполи, пройдя над Сицилией и Мальтой. В Триполи произвели заправку, осмотрели город и переночевали в прекрасном итальянском отеле. На следующий день, пройдя над морем до Бенгази и над пустыней до Каира, сделали там посадку, дозаправились, купили свежих продуктов, погуляли по базарам и переночевали. Дальнейший наш путь лежал на юг вдоль Нила. В Хартуме мы вновь заправились и сделали отдых. Мария с изумлением бродила по базару, покупая сувениры, вырезанные из слоновой кости и дерева, золотые и серебряные украшения, расшитые золотом подушки. Затем мы летели над Сахарой на юг и юго-запад и достигли деревушки Джуба, где имелся небольшой аэродром. Нас принял и заправил горючим служащий британской авиапассажирской компании, немец из Зальцбурга, пригласивший переночевать в его бунгало. Прекрасный ужин, состоявший из нежнейшего мяса антилопы, овощей, холодного пива и вина, и неимоверная усталость сделали свое дело: мы вскоре уснули и проспали двенадцать часов. Пролетая над бывшей германской Восточной Африкой, я увидел надвигавшийся с юга грозовой фронт и решил совершить посадку в небольшом поселке Мибайя, где находился британский аэродром. И как раз вовремя, так как вскоре после посадки и закрепления самолета тросами за металлические столбы разразился самый настоящий ураган, бушевавший сутки. После краткого отдыха мы вылетели в сторону Солсбери, столицы Родезии, и через четыре часа приземлились во вполне современном европейском аэропорту, где наш самолет осмотрели английские таможенники и полицейские, долго проверявшие, не германские ли мы шпионы. Переночевав в современном английском отеле, на следующее утро вылетели по последнему отрезку нашего маршрута в Йоханнесбург. Мы не делали посадки в Претории, южноафриканской столице. Пролетев над ней, утопающей в зелени, через четыре часа мы приземлились в современном аэропорту Йоханнесбурга, не уступающем по размерам и качеству лучшим аэропортам Европы. В зале ожидания нас встречала огромная толпа народа с цветами, сверкали вспышки фотоаппаратов. Это было весьма странно, ведь я никому не сообщал о нашем перелете. Оказалось, рейхсминистр иностранных дел фон Риббентроп дал в германское посольство шифровку встретить нас на должном уровне. Позже стало ясно, все это было сделано по прямому указанию фюрера в целях пропаганды достижений германских воздушных сил. Через десять дней мы с Марией должны были отплыть из Кейптауна в Германию на пассажирском теплоходе, а пока решили ознакомиться с Йоханнесбургом. Но не так все было просто. Руководители представительств крупнейших германских концернов AEG, Siemens, IG-Farben наперебой предлагали нам остановиться в апартаментах их представительств. Чтобы не обижать никого, мы поселились в прекрасном отеле, но визиты нанесли всем, рассказав о необычном путешествии и продемонстрировав отснятые кадры хроники авиаперелета. Благодаря помощи наших соотечественников мы побывали на золотодобывающем предприятии, посетили национальный парк имени Крюгера, где текла жизнь дикой природы Африки, видели множество львов. От всего увиденного мы с Марией были в восторге. До Кейптауна, располагавшегося в полутора тысячах километров, мы добрались на бело-голубом экспрессе класса люкс за сутки. Кейптаун открылся нам во всем своем великолепии и сиянии утренней зари. Расположенный на Столовой горе, город был окружен виллами, а перед ним в обрамлении гор, словно огромное зеркало, сверкала гавань с десятками белоснежных пассажирских пароходов, выкрашенных шаровой краской военных кораблей и сонмом яхт, рыбацких сейнеров и лодок. Два дня мы гуляли по городу, делали последние покупки, наслаждались отдыхом под тентами открытых кафе и ресторанов, где лакомились тунцом, кальмарами и каракатицей. Наш теплоход «Убена», где мы занимали каюту люкс, поэтому, видимо, Мария вполне безболезненно перенесла морскую качку, взял курс через Южную Атлантику на север вдоль берегов Западной Африки. От Бискайского залива до Антверпена наше путешествие проходило в условиях штормовой погоды. Да и в Бремен мы прибыли по большой волне и в проливной дождь. Там ожидал мой экипаж, доставивший нас в Берлин. Фюрер встретил меня с нескрываемой радостью, обнял, заставил рассказывать все подробно. Три часа он не отпускал меня от себя, слушая и слушая мой рассказ. Вскоре я собрал отснятые мною кадры, смонтировал двухчасовой фильм и показал его фюреру. Фюрер был в восторге. Удивительно, но, посмотрев фильм, он повторил фразу Ганфштенгля: «Вот она, за горизонтом жизнь». Глава 39