— Нет. — Очень странно. — Мы рассматриваем возможность того, что мистер Холлингсворт ее не набирал. Пристально глядя на подозреваемого, Барнаби понял, что тот уловил намек. Заметил, как у Паттерсона вдруг перехватило дыхание. Увидел ладони, вжатые в металлическую поверхность стола. Кожу, вдруг туго обтянувшую скулы. Даже волнистые волосы, казалось, стали прямыми, словно услышанное обрушилось на голову Грея яростным шквалом и он мучительно искал утешения и убежища. — Вы полагаете, это был несчастный случай? — Люди, погибающие в результате несчастного случая, как правило, не восстают из мертвых, чтобы черкнуть предсмертную записку, — съязвил сержант Трой. — Ну да, конечно. — Лицо Паттерсона стало непроницаемым. — Таким образом, получается, что… — Вижу, вы быстро соображаете, мистер Паттерсон. — И тут вы, естественно, вспомнили обо мне. — Совершенно верно. — Барнаби отметил для себя затянувшийся ступор, который нашел на подозреваемого, и гадал, что это: проявление величайшей осмотрительности или же следствие шока. — Теперь вы понимаете, что мы должны снова допросить вас по поводу ваших передвижений в ночь смерти Алана Холлингсворта. И я хочу, чтобы вы очень хорошо подумали, прежде чем будете отвечать. — Ни к чему мне об этом думать. Как уже говорил, весь вечер понедельника я провел дома. До девяти работал в саду, затем был в доме. — Посещали ли вы в тот вечер или наутро следующего дня коттедж «Соловушки»? — Нет, не посещал. — Когда вы видели Алана Холлингсворта в последний раз? — Не могу сказать. Точно не помню. Барнаби выждал еще пару минут, затем, отметив время, закончил допрос и выключил магнитофон. — У нас есть ордер на обыск вашего дома, мистер Паттерсон. Также эксперты осмотрят вашу машину на предмет поиска отпечатков. Им потребуются ключи от нее. — Понимаю. Можно мне… — Грей привстал и тут же снова сел. — Вы разрешите? — Да, вы можете вернуться к себе, сэр. Только держите нас в курсе относительно своего местопребывания. — Воздержитесь пока от поездки в отпуск на Карибы, — сострил Трой, но Паттерсон пропустил его замечание мимо ушей. — И еще нам понадобится ваша недавняя фотография. Любой снимок. Будьте добры передать офицеру, который отвезет вас обратно. Когда прибыл сопровождающий, Паттерсон тяжело поднялся и вышел, избегая встречаться глазами с обоими полицейскими. — Ну как считаете, шеф? — спросил Трой, когда они вернулись в кабинет. — Это он? — Не знаю, — отозвался старший инспектор. — Мне нужно подумать. Трой кивнул и приготовился ждать. Можно расслабиться. Он не станет кусать ногти от нетерпения и не побежит срочно за никотиновой дозой. Время тикало. Трою вспомнилась та пора, девять лет назад, когда его только назначили помощником к Барнаби. Тогда нежелание босса немедленно высказываться по любому поводу вызывало у него серьезную тревогу. Не нравилась ему и привычка Барнаби не торопиться с выводами по делу. Но больше всего бесила Троя готовность Барнаби — вразрез с неписаными полицейскими правилами — признавать свой провал или неудачу. Бывали случаи, когда шеф делал это публично, чем сильно раздражал коллег. Особенно офицеров старой закалки. Задетые его честностью и бесстрашием, они, себе в оправдание, называли это глупостью (беседуя с глазу на глаз в столовой), а еще объясняли желанием покрасоваться перед молодежью. Но ни один не смел сказать подобное прямо ему в лицо. А старому хрычу на это было ровным счетом наплевать. Да, нужно отдать ему должное. Он вызывает уважение, этот старый пень. И Трой покосился на грузную фигуру босса. Погруженный в размышления, тот тихо обмахивался коричневым крафтовым конвертом. Было почти семь. Барнаби встал и принялся быстро запихивать в портфель бумаги. — Черт, нам давно пора уходить, — буркнул он. — Слушаюсь, шеф. Еще каких-нибудь десять минут — и можно было бы записать себе переработку. Ну, конечно, кто-то у нас пусть теряет сверхурочные, а кое-кому и без них хорошо… Короткое «пока!», дверь хлопнула, и шефа как ветром сдуло. Трой надел пиджак из шелкового твида, поправил галстук, как всегда, безукоризненно чистыми руками и коротко полюбовался на свое отражение в зеркале. Пригладил волосы, ощерился, проверяя, не застряли ли между зубов кусочки пищи. Воспитания, может, ему и не хватает, зато никто не скажет, что он не заботится о гигиене… Трой кинул в рот подушечку мятного «орбита» и отправился в полицейский бар. Пиво там, конечно, дрянное, но можно перекинуться с какой-нибудь милашкой парой вольных шуточек, а там, глядишь, если карты лягут, покувыркаться… Глава седьмая Задумайте число. Умножьте на два. Прибавьте свой вес в килограммах, номер страховки и сумму национального долга. Вычтите задуманное число. Но и в этом случае вам не светит получить то количество градусов по Цельсию, которое в тот день зафиксировал термометр в здании полицейского участка. Самым прохладным помещением здесь давно была неработающая котельная в подвале. Волна зноя держалась уже неделю. Старший инспектор Барнаби, мало-помалу плавившийся в своем кабинете на четвертом этаже, считал этот термин неточным. Волна, какова бы ни была ее температура, движется. Он же сидел в неподвижном воздухе, консистенцией напоминающем густую похлебку. И стоявший на его столе большой вентилятор просто перегонял горячие воздушные массы туда и обратно. Барнаби плохо спал ночью и потому пребывал в дурном настроении. Ему удалось задремать только к половине четвертого. До этого он час за часом так и сяк ворочал в уме тайну четы Холлингсворт. Незадолго до пробуждения ему привиделся очень неприятный и яркий сон. Он стоял в оранжерее и следил за тем, как по стеклу ползет малюсенькое насекомое. Потянувшись, он раздавил букашку ногтем. Из-под ногтя брызнула красно-коричневая влага. Маленькое поначалу пятнышко быстро разрасталось. Вот по стеклу уже заструился ручеек, обернулся обильным потоком, а дальше потекла гораздо более яркая пена. И Барнаби, у которого намокли ладони и обшлага, в ужасе отпрянул от стеклянной панели. Прогнав неприятное воспоминание, старший инспектор начал перебирать свежие выпуски газет. Желтая пресса поместила фотографию Симоны на первых полосах, сопроводив потрясающими по изобретательности комментариями. Алан посмертно вознесся до высот уолл-стритского Гордона Гекко. «Очаровательная блондинка, супруга магната, таинственно исчезает». «Похищена женщина с лицом Мадонны». «Не доводилось ли вам видеть обольстительную Симону, вдову финансового воротилы?» «Во всяком случае, — подумал старший инспектор, отодвигая в сторону таблоид „Сан“, — они воздержались от совсем уж пошлых банальностей». Инспектор пролистал жидкую стопку отчетов об опросе населения, которые сочли достойными его внимания, но все они лишь подтверждали уже известные ему факты. Для себя он отметил, что полицейским ни разу не удалось побеседовать с Сарой Лоусон, которая неизменно отсутствовала, и решил, что попробует навестить ее лично. Была суббота, а значит, больше шансов застать человека дома. Ничего примечательного не отыскалось и в заключении экспертов, которые осматривали сад и гараж «Соловушек». Никаких любопытных отпечатков пальцев. Ни следов ног на сухой земле. Ни характерно примятых или сломанных растений. Вдоль задней границы сада тянулась плотная живая изгородь из колючего барбариса — не перелезть, не проломиться, не оставив заметных повреждений. Все «пальчики» из гаража принадлежали Алану. Ничего примечательного там тоже не нашли. Садовые инструменты, газонокосилка. Коробки с полупустыми жестянками краски и несколько рулонов с обоями, но ни кистей, ни валиков, ни тряпок. Скорее всего, когда Холлингсвортам требовалось что-либо подновить, они пользовались услугами декораторов. Барнаби больше всего интересовала машина. Он позвонил экспертам и осведомился, скоро ли будут результаты. — Теперь уже скоро. — Что это значит? На следующей неделе? — Знаете, в чем ваша беда, старший инспектор? — ехидно спросил Обри. — Вы не верите в Систему. С чего бы это, а? Стоило Барнаби положить трубку, как появился сержант Трой и молча поставил перед ним дымящуюся чашку. Барнаби сам не мог понять, что заставило его потребовать кофе в такую жару. Привычка, должно быть. Хотя нет, первый глоток оказался очень приятным. — Сержант Брирли в дежурке, шеф, — натянуто произнес Трой. Чувствовалось, что он еле сдерживает раздражение. — Вы просили меня доложить, когда она вернется. — Спасибо. Прошлым вечером не все из занятых опросом населения сотрудников успели вернуться до ухода Барнаби, а его очень интересовало положение дел в семействе Брокли. — Что ты такой кислый, Гевин? Тебя что, наша Одри обидела? — Вообще-то я не собирался распространяться на эту тему, но раз вы спросили… — Трой несколько раз судорожно сглотнул. — С чего это мне нельзя назвать ее «мисс Дынька года», а ей позволено называть меня «говорящим членом»? — Это называется восстановлением баланса, — отозвался Барнаби и, поскольку разговор грозил неизбежно скатиться к бесконечному подсчету выигрышей и потерь, спросил: — Что-нибудь новенькое появилось за последние полчаса? — И как я понимаю, ей не грозит за это вызов в комитет по этике? — Я задал тебе вопрос. Трой поджал губы. Предполагалось, будто ты можешь поговорить о том, что тебя волнует, в этой полицейской лавочке, где каждый готов делиться с товарищем. Обратиться за советом, если ты бесхребетный слюнтяй. — Звонил этот скользкий ювелир с Бонд-стрит. Он опознал Холлингсворта по фотографии. Покупал колье точно Алан. Симону там не видели. Все это готов изложить письменно. — Превосходно. — Получил по факсу из «Харперс» статью с картинкой. Выглядит — очуметь не встать! Думаю, ей не один час пришлось отрабатывать камешки на спине в постели. — Побойся Бога, парень! — А что я такого сказал? — Женщина прошла через ад. Может, ее и в живых уже нет. «Если так, ей и подавно все равно, что я тут говорю», — сказал себе Трой, наблюдая, как бразильский напиток перекочевывает в глотку шефа.