А может, он кого-то встречает? Бренда застыла на месте. Чувствуя, как холодеют щеки, она прижала руку к сердцу. Какой же дурой она была! Ничего удивительного, что он выскочил из дома как ошпаренный, прыгнул в машину и понесся в аэропорт. Симона возвращается! Бог мой, только бы не столкнуться с ними! Будут идти рука об руку, целуясь на ходу и весело смеясь. Наверстывая упущенное в разлуке! Конечно, они ни за что не догадаются, зачем здесь Бренда, но она знала, что встречи ей не перенести. Она вышла из потока людей, направлявшихся к центральному выходу. Миновала закусочную, какие-то магазинчики. Ничего не видя, она искала, куда бы спрятаться. И чуть не пропустила его. Алан стоял на эскалаторе среди вереницы людей, спускавшихся уровнем ниже. Бренда отпрянула и, оглянувшись на яркую оранжево-черную надпись над головой, прочла: «Прием багажа». Ступеньки раскладывались и уходили вниз, так что, едва голова Алана скрылась из виду, Бренда встала на эскалатор, не опасаясь обнаружить себя: их разделяло семь человек. В багажном отделении Бренда пристроилась у стенки, будто ожидая кого-то. Отсюда хорошо просматривалось все помещение. Алан стоял в очереди к стойке, где с помощью рентгеновского аппарата просвечивали содержимое багажа. И первым делом Бренде бросилось в глаза, что выглядит он еще хуже, хотя раньше казалось — хуже некуда. Он неотрывно смотрел на женщину в ярком сомбреро. Ее попросили открыть чемодан и тщательно осматривали багаж. Не подозревая, что обычно проверяют каждого десятого, Бренда поразилась выбору контролеров. Женщина выглядела обычной туристкой, она даже додумалась прихватить с собой в путешествие двух малышей. Алан поставил кейс на движущуюся ленту, и на экране компьютера проплыл темный силуэт, заключающий в себе серую массу испещренной какими-то значками бумаги. Углядев в стоявшей рядом урне «Ивнинг стэндард», Бренда поспешно выхватила оттуда газету и, когда Алан, сдав чемоданчик и получив желтую багажную квитанцию, направился к эскалатору, спряталась за газетным разворотом. Скрывалась за ним, пока грязные, давно не чищенные ботинки не пропали из виду у нее над головой. Бренда поспешила следом, полная решимости больше не терять его из поля зрения. Он не успел уйти далеко. Всего в нескольких ярдах, высоко над толпой, располагался ресторанный дворик — несколько закусочных и паб. Проследив за тем, как Алан взошел туда по лестнице, и смекнув, что хотя бы на несколько следующих минут надзор за ним можно ослабить, она вздохнула с облегчением, впервые с тех пор, как уехала из дому. Тотчас же ей вспомнились родители, наверняка обеспокоенные необъяснимым, поспешным отъездом дочери. У нее в кармане завалялось несколько монет, а под боком тянулся целый ряд телефонов-автоматов. Бренда опустила в прорезь десять пенсов, позвонила домой и едва успела пролепетать нечто невразумительное по поводу своего внезапного отбытия, как связь прервалась. Затем, очень осторожно, она достигла основания лестницы, ведущей к закусочным. Рядом у автомата азартно дергал рычаги тощий темнокожий паренек в мешковатой футболке. Восторженно восклицая: «Есть!» и «Вот оно!», он лупил по автомату кулаком, каждые несколько секунд прихлебывая воду из бутылки, оттягивал футболку от мосластого тела и тряс ею, чтобы остыть — жар воображаемой битвы вгонял его в пот. Медленно, ступенька за ступенькой, Бренда стала продвигаться вверх. Она не слишком опасалась столкнуться со спускающимся Аланом. Если он надумал тут перекусить, то теперь, скорее всего, что-то жует или, по меньшей мере, пьет. Она осторожно заглянула за парапет. Перегородок между закусочными не было. Сразу за пабом тянулась стойка кафе «Гарфанкелс», дальше — «Хаген Дас», за ним — ресторан фиш-энд-чипс[16] «Гарри Рамсденс». Бренда оглядела зону, где сидели клиенты кафе-мороженого. Столики здесь были либо черными, со стульями такого же цвета, либо малахитовыми в крапинку, на одной ноге, в окружении стульев из коричневого пластика. И кругом — пальмы в кадках. Алан у стойки расплачивался за кофе. Укрывшись за щитом, указывавшим, какие столики обслуживаются официантами «Хаген Дас», она увидела, что Алан направляется в обеденную зону. Он уселся возле огромной черно-белой фотографии похотливой парочки обжор. Даже издали Бренда видела, что они буквально впились друг дружке в губы, едва не откусывая один другому языки. Бренда продвинулась чуть дальше, ко входу в ресторан «Гарри Рамсденс» и сделала вид, будто изучает список всего вкусного, что предлагает заведение. Когда спустя несколько секунд она оглянулась через плечо, Алана на месте не было! Он исчез. Дико озираясь и не заботясь уже о том, чтобы остаться незамеченной, Бренда кинулась вдогонку по ступеням. Внизу ей вдруг перегородили дорогу. Это был паренек, фанат военных игр. — Извини, радость моя, мелочи не найдется? — спросил он. — Что? — Сбитая с толку, она уставилась на него в смятении. — Нет. Нет у меня ничего. Отпихнув парня, Бренда завертела головой, потом снова взбежала по ступеням наверх, откуда открывался обзор получше. Но все было напрасно. Она видела лишь сплошную, колышущуюся массу неразличимых людей. — Господи, что же делать, что мне делать? — Она не осознавала, что говорит это вслух. Фанат военных игр взглянул на нее и покатился со смеху, но Бренда его не слышала. Может, Алан решил вернуться домой? Так что, бежать к парковке и попытаться перехватить его там? Хотя нет, он же сдал на хранение чемодан, значит, должен его востребовать. А следовательно, он где-то в здании терминала. Если только… Бледное, напряженное лицо Бренды мучительно исказилось в попытке принять решение. Позади, за ее спиной, возле слюнявивших друг дружку черно-белых любовников, теперь стоял кое-кто другой. Кое-кто, чей взгляд сделался острым от проблеска узнавания. И нешуточной тревоги. Глава третья Безжалостно вырванный из привычной среды обитания, констебль Перро ерзал на стуле в приемной каустонского полицейского участка. Перебирая все слышанное о старшем инспекторе Томе Барнаби, Перро не чувствовал себя особенно счастливым. Справедлив, говорили про Барнаби, но в словах стесняться не привык, язык как бритва. За подчиненных стоит горой, но не дай бог зазеваться — налетит как коршун. Никогда не упустит случая доказать свою правоту, но ответственности не боится и свою вину на другого валить не будет. Может держаться с тобой на короткой ноге, но под горячую руку ему лучше не попадаться… Далее следовала страшная гримаса и выразительное движение большим пальцем поперек горла — намек на усекновение главы. Конечно, убеждал себя констебль Перро, крутясь на жестком деревянном стуле, большая часть сказанного — обычные слухи. Люди склонны в избытке наделять фигуру начальника чертами супергероя. Склонность к почитанию суровых, мужественных вождей неискоренима. Констебль мысленно прошелся еще раз по деталям рапорта об Алане Холлингсворте. Он счел свой отчет максимально подробным, но в то же время лаконичным, — насколько можно быть лаконичным, не упуская ничего существенного. Самое главное — без шелухи. Его немного тревожило, не вышел ли он за рамки допустимого, заметив под конец, что, по всей вероятности, расследование стоит продолжить. Да-а, кто мог предполагать, что его рапорт удостоится внимания важных шишек в полиции Каустона. Констебль Перро вынул белоснежный платок, отер пот со лба и положил платок обратно в карман. В этот самый момент в приемную заглянула хорошенькая блондинка в форме сержанта. Один беглый взгляд — и она одарила ожидающего аудиенции улыбкой, какую ассистентки зубного врача обычно адресуют особо нервным пациентам: — Констебль Перро? И он покорно двинулся следом за ней по длинному-предлинному коридору, мимо бесконечных металлических дверей с железными рамочками, куда вставляют таблички с фамилией и рангом занимающей кабинет персоны. Спустившись по голым (никаких тебе ковровых дорожек) каменным ступеням, они попали в другой бесконечный коридор, делающий последовательно два поворота. «Самому отсюда в жизни не выбраться», — успел подумать констебль, когда рядом раздался звонкий голосок: — Обратно вас кто-нибудь проводит. — Вот как? Ну, спасибо большое. Перро уже казалось, что они как минимум дважды обошли здание по кругу, когда, свернув в сравнительно короткий аппендикс, сержант Брирли остановилась у нужной двери. Брирли постучала и, еще раз ободрив коллегу той же профессионально-сестринской улыбкой, утешила: — Не волнуйтесь, все будет в порядке. Он у нас просто котик. Перро это не успокоило. Котики бывают разные. Тигры тоже из семейства кошачьих. И львы… Из-за двери раздался хриплое ворчание. Скорее лай, чем рев. Но констеблю стало не по себе. Сержант Брирли открыла дверь и доложила: — Констебль Перро прибыл, сэр. Большой босс (большой в самом буквальном смысле) за внушительным столом просматривал документ, в котором Перро опознал свой рапорт. Шелестел страницами (теперь казалось, что их чертовски много) и хмурился. В углу кабинета на широком подоконнике пристроился другой тип. Намного моложе, бледный, тощий, с мелкими, хищными чертами хорька или куницы. Волосы рыжие, противные тонкие губы… Воздух в кабинете напоминал теплую похлебку. Вентилятор лениво его перемешивал, гоняя туда-сюда. Перро не пригласили сесть. Не поднимая головы, старший инспектор вдруг спросил: — Романы писать не думали, констебль? — Простите, сэр? — С вашим вниманием к деталям и драматической жилкой вы могли бы сколотить состояние. Неуверенный, как это расценить: как оскорбление, похвалу или просто шутку, Перро промолчал. Он смотрел прямо перед собой, но чуть вниз, чтобы не встречаться взглядом с тем, кто помоложе. Этот, сразу решил про себя констебль, извратит и охает все, что бы ты ни сказал или сделал. Рядом с лотками исходящих и входящих бумаг на столе старшего инспектора Перро заметил фотографию в серебряной рамке: привлекательная женщина с кудрявыми волосами держит на коленях малышку, хорошенькую как куколка. Раньше таких херувимского вида детей изображали на рекламных картинках. Немного успокоенный этим явным доказательством того, что простые человеческие чувства, видимо, не чужды большому боссу, Перро остановил на фотографии свой взгляд и терпеливо ждал, когда один из двух полицейских чинов соблаговолит нарушить молчание. — Почему на рапорте не было пометки «срочно»? — Ну… я… — Что мы с вами имеем, констебль? Человек, у которого внезапно исчезла жена, сидит молчком и не отзывается, пока вы не пригрозили взломать дверь. Вы обнаруживаете, что он пьян и совершенно не владеет собой. Он лжет вам, когда вы интересуетесь причиной отсутствия жены. Сам себе противоречит. Отказывается назвать хоть одного из друзей или родственников, которые могли бы знать о ее местопребывании. Он не готов предоставить ни оставленной ею прощальной записки, ни чего-либо еще в этом роде. Затем вы поднимаетесь наверх, чтобы проверить ее гардероб. Кстати сказать, это единственный раз, когда вы проявили хоть каплю если не сообразительности, то по крайней мере инициативы. И что же? Вы обнаруживаете, что миссис Холлингсворт уехала, не взяв с собой ни одежды, ни личных вещей. — Тут Барнаби умолк и кинул пачку листков в лоток для корреспонденции. — Как по-вашему, я правильно резюмировал суть того, что вы тут понаписали? — Да, сэр. — В подобных случаях в доме у подозреваемых, бывало, в подвалах полы вскрывали, имея на то гораздо меньше оснований. Да любой из моих парней при таком раскладе, — старший инспектор свирепо прихлопнул пачку листов тяжелой начальственной дланью, — представил бы отчет немедленно. Рапорт был бы у меня на столе через полчаса! А многие из них за это время уже приволокли бы Холлингсворта в участок для допроса… Пунцовый от стыда и унижения, Перро крепче прижал к себе шлем и устремил взгляд на ковер. Он жаждал одного: чтобы ковер откинулся и в полу открылась щель, в которую можно заползти и тихо умереть. Ужасное молчание продолжалось. — Ладно. Что сделано, то сделано. Теперь скажите, что вы обнаружили с тех пор? — Простите, не понял, сэр. — Рапорт составлен в воскресенье. Я так полагаю, вы успели опросить жителей деревни? Делилась ли миссис Холлингсворт с кем-нибудь намерениями уехать? Что думают о ее браке? Знает ли кто-нибудь этого Блейкли, с которым, как вам удалось подслушать, мистер Холлингсворт говорил по телефону? Как относятся в деревне к этой чете? Ну, все как обычно. Барнаби замолчал в ожидании ответа. Он смотрел на констебля, но тот не отрывал глаз от пола. Лицо Перро из пунцового сделалось лиловым. По щекам бежали струйки пота. Он перехватил шлем, и на синем ворсе касторового головного убора остались влажные следы. — Ну и последнее. Не томите меня, скажите, сделали ли вы вообще хоть что-нибудь после разговора с Холлингсвортом? — Да, сэр. — Ну-ну, выкладывайте! — И покороче, — добавил тот, у окошка. — У нас в следующем месяце отпуск. — Физическое состояние мистера Холлингсворта меня обеспокоило, — констебль говорил словно против воли, — поэтому я позвонил местному врачу, доктору Дженнингсу, с просьбой навестить его. — Холлингсворт был одним из его пациентов? — Да, — подтвердил Перро, решив, что с него довольно. Он выпрямил спину, поднял голову и храбро глянул в самое пекло — в лицо старшего инспектора. Неулыбчивое. Брови густые, лохматые, как коврики из конского волоса. Багровые щеки, глаза карие. Перро всегда считал, что карие глаза — признак доброго нрава, ан нет, ошибочка вышла. Что ж, век живи, век учись. — Холлингсворты оба числились его пациентами, но, сдается мне, доктор Джим был знаком только с Симоной.