Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 58 из 82 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мм… хоть с виду и страшно, а на вкус недурно, – оценила Фиа зеленое печенье. – Право, Мэгги, я вовсе не затеваю у тебя за спиной заговоров с твоей дочкой. Что ты на этот раз натворила? – обернулась она к Джастине, которая опять заполняла тестом масленые и посыпанные мукой противни. – Я сказала маме, что буду актрисой, бабушка, только и всего. – Только и всего, а? Это правда или просто еще одна твоя сомнительная шуточка? – Чистая правда. Я вступаю в Каллоуденскую труппу. – Ну и ну. – Фиа оперлась на стол, насмешливо посмотрела в лицо дочери. – До чего дети любят жить своим умом, не спросясь старших, а, Мэгги? Мэгги промолчала. – А ты что, меня не одобряешь, бабушка? – повысила голос Джастина, уже готовая ринуться в бой. – Не одобряю? Я? Живи как хочешь, Джастина, это не мое дело. А кстати, по-моему, из тебя выйдет неплохая актриса. – Ты так думаешь? – изумилась Мэгги. – Да, конечно, – подтвердила Фиа. – Джастина ведь не из тех, кто поступает наобум – верно я говорю, внучка? – Верно, – усмехнулась та, отвела влажную прядь, упавшую на глаза, посмотрела на бабушку с нежностью, и матери подумалось, что к ней-то Джастина никакой нежности не питает. – Ты у нас умница, Джастина. – Фиа покончила с печеньем, за которое принялась было с такой опаской. – Совсем недурно, но я предпочла бы не зеленую глазурь, а белую. – Деревья белые не бывают, – возразила Джастина. – Отчего же? Если это елка, на ней может лежать снег, – сказала Мэгги. – Ну, теперь поздно, всех будет рвать зеленым! – засмеялась Джастина. – Джастина!!! – Ух! Извини, мам, я не в обиду тебе. Всегда забываю, что тебя от каждого пустяка тошнит. – Ничего подобного! – вспылила Мэгги. – А я пришла в надежде на чашечку чаю, – вмешалась Фиа, придвинула стул и села. – Поставь чайник, Джастина, будь умницей. Мэгги тоже села. – По-твоему, у Джастины правда что-то получится, мама? – с тревогой спросила она. – А почему бы нет? – отозвалась Фиа, следя за тем, как внучка истово, по всем правилам готовит чай. – Может быть, у нее это просто случайное увлечение. – Это у тебя случайное увлечение, Джастина? – осведомилась Фиа. – Нет, – отрезала Джастина, расставляя на старом зеленом кухонном столе чашки с блюдцами. – Выложи печенье на тарелку, Джастина, не ставь на стол всю миску, – машинально заметила Мэгги. – И весь кувшин молока тоже не ставь, ради Бога, налей, как полагается, в молочник. – Да, мама, хорошо, мама, – так же машинально откликнулась Джастина. – Не понимаю, зачем на кухне разводить такие церемонии. Мне только придется потом возвращать все остатки по местам и мыть лишние тарелки. – Делай, как тебе говорят. Так куда приятнее. – Ладно, разговор у нас не о том, – напомнила Фиа. – Я думаю, тут и обсуждать нечего. По-моему, надо дать Джастине попытаться, и скорее всего попытка будет удачная. – Вот бы мне твою уверенность, – хмуро промолвила Мэгги. – А ты что, рассуждала насчет лавров и славы, Джастина? – резко спросила бабушка. – От лавров и славы я тоже не откажусь. – Джастина вызывающе водрузила на кухонный стол старый коричневый чайник и поспешно села. – Уж не взыщи, мама, как хочешь, а подавать на кухне чай в серебряном чайнике я не стану. – И этот вполне годится, – улыбнулась Мэгги. – А, славно! Что может быть лучше чашечки чаю, – блаженно вздохнула Фиа. – Зачем ты все выставляешь перед матерью в самом невыгодном свете, Джастина? Ты же прекрасно знаешь, суть не в богатстве и не в славе, а в том, чтобы раскрыть себя. – Раскрыть себя, бабушка? – Ну, ясно. Суть в тебе самой. Ты чувствуешь, что создана для сцены, правильно? – Да. – Тогда почему бы так маме прямо и не сказать? Чего ради ты ее расстраиваешь какой-то дурацкой болтовней? Джастина пожала плечами, залпом допила чай и протянула матери пустую чашку. – Почем я знаю? – буркнула она. – Сама не знаю почему, – поправила Фиа. – Надо полагать, на сцене говорят ясно и разборчиво. Но в актрисы ты идешь, чтобы раскрыть то, что в тебе есть, так? – Ну, наверное, – нехотя согласилась Джастина. – Фу-ты! Все Клири одинаковы – вечная гордыня и ослиное упрямство. Смотри, Джастина, научись обуздывать свой норов, не то он тебя погубит. Экая глупость – боишься, вдруг тебя поднимут на смех? А с чего, собственно, ты взяла, что твоя мать уж такая бессердечная? – Фиа легонько похлопала внучку по руке. – Будь помягче, Джастина. Не надо так от всех отгораживаться. Но Джастина покачала головой: – Не могу иначе. Фиа вздохнула: – Что ж, девочка, в добрый путь, благословляю тебя, только много ли пользы будет от моего благословения… – Спасибо, бабушка, очень тебе признательна. – Тогда будь добра, докажи свою признательность делом – поищи дядю Фрэнка и скажи ему, что в кухне готов чай. Джастина вышла; Мэгги во все глаза смотрела на мать. – Честное слово, мама, ты просто изумительна. Фиа улыбнулась: – Что ж, согласись, я никогда не пыталась поучать моих детей, как им жить и что делать. – Да, правда, – с нежностью отозвалась Мэгги, – и мы тоже всегда были тебе за это признательны. Возвратясь в Сидней, Джастина прежде всего постаралась вывести веснушки. К несчастью, оказалось, это долгая работа, слишком их у нее много – придется потратить чуть не целый год и потом всю жизнь не выходить на солнце, чтоб веснушки не высыпали снова. Вторая забота была – подыскать себе жилье, задача не из легких в Сиднее в ту пору, когда люди строили себе отдельные дома, а поселиться в какой-нибудь многоэтажной махине под одной крышей с кучей соседей считалось сущим проклятием. Но в конце концов Джастина нашла квартиру из двух комнат на набережной Ньютрел-Бей, в одном из огромных старых зданий, которые давно утратили викторианское величие, пришли в упадок и обращены были в сомнительные меблирашки. За квартирку эту брали пять фунтов и десять шиллингов в неделю – при общей для всех постояльцев ванной и кухне дороговизна несусветная. Но Джастину новое жилище вполне устраивало. Хотя ее с детства и приучили хозяйничать, она вовсе не склонна была вить себе уютное гнездышко. Жизнь в этом доме, носящем название Босуэл-гарденс, оказалась куда интереснее, чем ученичество в Каллоуденском театре, где Джастина, кажется, только и делала, что пряталась в кулисах, смотрела, как репетируют другие, изредка участвовала в массовых сценах и заучивала наизусть огромные куски из Шекспира, Шоу и Шеридана. В Босуэл-гарденс было шесть квартир, считая ту, что снимала Джастина, да еще комнаты, где обитала сама хозяйка, миссис Дивайн. Эта особа шестидесяти пяти лет, родом из Лондона, с глазами навыкате и привычкой жалостно сопеть носом, до крайности презирала Австралию и австралийцев, однако не считала ниже своего достоинства драть с них за квартиру втридорога. Кажется, самым большим огорчением в ее жизни были расходы на газ и электричество, а самой большой слабостью – нежные чувства к соседу Джастины, молодому англичанину, который превесело пользовался этим преимуществом своей национальности. – Я не прочь потешить старую гусыню, повспоминать с ней иногда родные края, – сказал он как-то Джастине. – Зато она ко мне не придирается. Вам-то, милые девицы, не разрешено зимой включать электрические камины, а мне она сама дала камин и позволила жечь его хоть зимой, хоть летом, если вздумается. – Свинья, – равнодушно заметила Джастина. Англичанина звали Питер Уилкинс, он был коммивояжер. Загадочные светлые глаза соседки пробудили в нем живейший интерес. – Заглядывайте ко мне, я вас чайком напою, – крикнул он ей вдогонку. Джастина стала заглядывать, выбирая время, когда ревнивая миссис Дивайн не шныряла поблизости, и очень быстро наловчилась отбиваться от нежностей Питера. Годы, проведенные в Дрохеде, верховая езда и физическая работа наделили ее крепкими мускулами, и она нимало не смущалась тем, что бить ниже пояса не полагается. – Черт тебя подери, Джастина! – Питер задохнулся от боли, вытер невольные слезы. – Брось ты разыгрывать недотрогу! Чему быть, того не миновать. Мы, знаешь ли, не в Англии времен королевы Виктории, вовсе не требуется блюсти невинность до самого замужества. – А я и не собираюсь, – заметила Джастина, оправляя платье. – Просто еще не решила, кого удостоить сей чести. – Не такое уж ты сокровище! – злобно огрызнулся Питер: она его ударила очень больно. – Верно, не сокровище, Пит. Меня такими шпильками не проймешь. И на свете полным-полно охотников до любой девчонки, была бы только нетронутая. – И охотниц тоже полно. Погляди хоть на нижнюю квартиру. – Гляжу, гляжу, – сказала Джастина. В нижней квартире жили две лесбиянки, они восторженно встретили появление в доме Джастины и не сразу сообразили, что нимало ее не привлекают и попросту не интересуют. Сначала она не совсем понимала их намеки, когда же они всеми словами объяснили, что к чему, только равнодушно пожала плечами. Довольно скоро отношения наладились – Джастина стала для этих девиц жилеткой, в которую плачут, беспристрастным судьей и надежной гаванью при всякой буре; она взяла Билли на поруки, когда та угодила в тюрьму; свезла Бобби в больницу, чтоб ей сделали промывание желудка, когда та после особенно жестокой ссоры с Билли наглоталась чего не надо; наотрез отказывалась принять чью-либо сторону, если на горизонте которой-нибудь из подружек вдруг замаячит какая-нибудь Пэт, Эл, Джорджи или Ронни. Но до чего беспокойна такая любовь, думалось ей. Мужчины тоже дрянь, но все-таки другой породы, это хотя бы занятно.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!