Он стукнул по крыше своей помятой машины, а потом добродушно обратился к девушке на пассажирском сиденье: – Вылезай давай. Если не хочешь умереть. Лично мне всё равно. И тут до Ронана дошло, что Кавински собирался взорвать «Мицубиси». В штате Вирджиния фейверверки, которые выбрасывали пламя выше, чем на двенадцать футов, были под запретом (если только ты не обзавелся специальным разрешением). Большинству жителей Генриетты, впрочем, не приходилось из-за этого волноваться, поскольку в пределах штата было невозможно найти фейерверк, способный бабахнуть хоть капельку примечательно, а уж тем более противозаконно. Если человек хотел устроить на выходных впечатляющее огненное шоу, то ехал на склад в большой город. Если он был сорвиголовой из Агленби или просто работягой побогаче, то пересекал границу штата и набивал багажник нелегальными фейерверками из Пенсильвании. А Кавински создавал фейерверки сам. – Эту вмятину можно убрать, – заметил Ронан, одновременно в восторге и в ужасе при мысли об уничтожении «Мицубиси». Столько раз, заметив его задние фары на дороге впереди, он немедленно ощущал прилив адреналина… – Я всегда буду помнить, что она была там, – беспечно ответил Кавински. – Детка, выскакивай. Прокопенко, старик, сделай мне коктейль. Тот был рад повиноваться. – Расслабься, – велел Кавински. Он повернулся к Ганси, держа бутылку в руке. Внутри плескалась жидкость; в горлышке торчала свернутая жгутом футболка. Она горела. Это был «коктейль Молотова». К удивлению и восторгу Ронана, Ганси взял бутылку. Он выглядел великолепно и опасно в ту минуту, когда стоял там, перед разгромленным «Мицубиси», держа в руке самодельную бомбу. Ронан вспомнил сон про маску – зубастую версию Адама. Вместо того чтобы бросить «коктейль» в машину Кавински, Ганси прицелился в стоящий поодаль «Вольво». Он запустил бутылку – высоко, изящно и точно. Головы двигались, следя за ее полетом. Кто-то из толпы крикнул: «Давай, давай!», а значит, тут присутствовал хотя бы один член школьной гребной команды. Через секунду бутылка упала неподалеку от задних колес «Вольво». Одновременно послышались треск стекла и взрыв, как будто «коктейль Молотова» всосался в землю. Ганси вытер руки о штаны и отвернулся. – Хороший бросок, – сказал Кавински, – но не та машина. Эй, Проко! Прокопенко протянул ему новый «коктейль». На сей раз Кавински вручил его Ронану. Он придвинулся ближе – слишком близко – и сказал: – Это бомба. Как ты. В душе Ронана что-то затрепетало. Происходящее, во всей его остроте, напоминало сон. Тяжесть бутылки в руке, жар от пылающего фитиля, запах запретного удовольствия… Кавински указал на «Мицубиси». – Целься повыше, – посоветовал он. Глаза у него сверкали; в этих черных омутах отражался маленький ад в хватке Ронана. – И поскорей, чувак, иначе руку оторвет. Половина татуировки – куда это годится. Случилось нечто странное, когда бутылка взмыла в воздух. Пока она летела, оставляя за собой россыпь искр, Ронану казалось, что это летит его собственное сердце. Он почувствовал разрыв в ту секунду, когда выпустил бутылку. Тело наполнил жар, вливаясь в проделанную им дыру. Зато теперь, когда в груди, вдруг сделавшейся легкой, появилось место, он мог дышать. Прошлое было чем-то, что случилось с прежним Ронаном – с той версией, которую ничего не стоило поджечь и выбросить. Бутылка влетела в окно «Мицубиси». Казалось, жидкости там не было, только огонь. Языки пламени разлились по водительскому сиденью, как живые. Вокруг послышались радостные вопли. Все устремились к машине, как бабочки к лампе. Ронан тяжело выдохнул. Кавински, смеясь пронзительным смехом маньяка, швырнул в окно еще одну бомбу. Прокопенко – третью. Салон горел, и запах стоял отвратительный. Отчасти Ронан не мог поверить, что «Мицубиси» больше нет. Когда другие начали бросать в огонь сигареты и плескать пиво, музыка внезапно оборвалась: расплавилась стереосистема. Казалось, что машина полностью и окончательно умерла, как только это случилось. – Эй! – крикнул Кавински. – Музыку! Загремела чья-то другая стереосистема, подхватив песню на том самом месте, где замолчал «Мицубиси». Кавински с хитрой улыбкой повернулся к Ронану: – Ты в этом году отмечаешь Четвертое июля? Ронан переглянулся с Ганси, но тот, прищурившись, смотрел на бесчисленные силуэты вокруг. – Возможно, – ответил Ронан. – Это будет похоже на сегодняшнюю вечеринку, – продолжал Кавински. – Если хочешь увидеть, как что-то взрывается, принеси то, что взрывается. В его словах звучал вызов. Вызов, на который можно было ответить, смотавшись за границу штата и составив некую хитроумную смесь по рецепту, найденному в Интернете. «Но, – подумал Ронан с тем же внезапным трепетом, – лично он мог ответить на этот вызов и сном». Всякие опасные штуки ему неплохо удавались и во сне, и наяву. – Возможно, – повторил он. Ганси зашагал к «БМВ». – Я поставлю свечку за твою машину. – Ты что, уходишь? Жаль. Если Ганси решил уехать, Ронану тоже было пора. Он задержался лишь для того, чтобы запустить в голую грудь Кавински поддельным удостоверением. – Не суйся к нам. Кавински лучезарно и криво улыбнулся. – Я прихожу, только когда меня приглашают, чувак. – Линч, – позвал Ганси. – Мы уходим. – Правильно, – крикнул вслед Кавински. – Отзови собаку! Он произнес это так, как будто Ронану либо Ганси следовало оскорбиться. Но Ронан ничего не чувствовал, кроме яростной пустоты в груди. Он опустился на водительское сиденье, а Ганси захлопнул дверцу со своей стороны. В кармашке на двери загудел телефон. Ронан взглянул на экран – там было сообщение от Кавински. «увидимся на улице» Ронан бросил телефон обратно, завел мотор и выехал, эффектно развернувшись в грязи. Ганси издал одобрительный звук. – Ох, Кавински, – сказал он всё так же небрежно, с легким смешком. – Он думает, что это место принадлежит ему. Он думает, жизнь – это ролик в Интернете. Он ухватился за дверцу, когда Ронан позволил «БМВ» как следует разогнаться. Машина радостно и бесстрашно понеслась к городу, который находился за несколько миль. Спидометр отражал частоту их пульса. Ронан спросил: – Ты не понимаешь, в чем прелесть? Ганси, закрыв глаза и вздернув подбородок, откинулся на спинку кресла. Горло у него было зеленым в свете приборной доски. На губах по-прежнему играла небезопасная улыбка – настоящая пытка скрытыми возможностями. Ганси ответил: – Мы с тобой никогда так не развлекались. Знаешь, в чем разница между нами и Кавински? Мы что-то значим. И в ту секунду мысль о Ганси, уезжающим в Вашингтон без него, стала нестерпимой. Они так долго были двухголовым существом. Ронан-и-Ганси. Ронан, впрочем, не мог сказать этого вслух. По тысяче причин. – Когда я уеду, – произнес Ганси, помедлив, – показывай мне сны. Что-нибудь новенькое каждую ночь. 28 – Добрый вечер, король мечей. – Добрый вечер, благородный клинок. Вы гадали до моего прихода? Чтобы узнать, как пройдет свидание? – спросил Серый Человек, шагая вместе с Морой к «Кремовой Мерзости».