— Заходите, Женя, — наконец услышала я. Причина, по которой Игорь Дмитриевич попросил меня не входить, мне была неизвестна, но не это меня удивило, а внешний вид Сапсанова. Он выглядел запыхавшимся, стоял передо мной с раскрасневшимся лицом. Да и одежда выдавала своего хозяина: низ рубашки не был заправлен в брюки. Подумать, увидев его таким, можно было о многом. То ли мебель передвигал, то ли сексом занимался. Одно из двух, как говорится. Сапсанов не предложил мне присесть, как делал обычно. Наехал сразу, без прелюдии: — Вы понимаете, что Ксения опоздала в школу? — Понимаю, — ответила я. — Но через город не проехать — все дороги забиты. Объехать пробки было можно, но я бы потеряла много времени, опоздала бы еще минут на двадцать, а то и на все полчаса. Скорее всего какая-нибудь авария… — Нет, вы не понимаете, — нехорошо усмехнулся Сапсанов, нервно заправляя рубашку в брюки. — Чего я не понимаю? — Дочь пропустит уроки в выпускном классе. По вашей вине. Я посмотрела на него, стараясь побороть нарастающее желание высказать ему все, о чем думаю. А думала я не о картинах Айвазовского, а о том, что он какой-то дурак. Сам же ездит по городу не на общественном транспорте, должен же понимать. — Я бы поклялась, что такого не повторится, но не могу, — искренне сказала я. — Даже если буду выезжать из дома гораздо раньше. Многое от меня не зависит. Но я буду стараться, обещаю. — Ищите объездные пути. Используйте автобусы. Остановка прямо перед моим домом! — простер руку в сторону окна Сапсанов. — Так автобусы-то тоже в пробках стоят! — возразила я. — И не только они. Маршрутки, такси — весь транспорт там! Сами сейчас на работу поедете, все увидите. — Как же мне вам объяснить… — покачал головой Сапсанов. — Войти в положение, — посоветовала я. — Понять. По-человечески отнестись к такому моменту. Вы же деловой человек, Игорь Дмитриевич, и подписали сотни договоров. В каждом оговариваются действия на случай форс-мажорных обстоятельств. — Опоздание — это не форс-мажор, Женя. Это разгильдяйство и безответственность. Я поняла, что не знаю, как разговаривать с этим человеком. Встречались мне подобные клиенты. Вынь да положь им то, чего нет в природе. Я решила ему не отвечать. Не переубедишь же. Тем более я зашла к нему не в самый подходящий момент. Может, что-то важное делал, забыл, что меня попросил зайти, а я его спугнула. Стараясь не привлекать его внимания, я стала осматривать его кабинет, не меняя позиции. В поле моего зрения был его письменный стол, окно слева от него и находящийся справа огромный белый шкаф-купе. Все было в порядке, взгляд ни за что не зацепился. Ни приоткрытой двери или плохо задвинутого ящика, ни отвернутого края ковра или опрокинутого кресла я не увидела — кабинет Сапсанова был примером образцового порядка. — Повезете Ксению ко второму уроку, — приказал Сапсанов. — Свободны. — Надо поговорить, Игорь Дмитриевич. И я решительно опустилась на диван. Сапсанов уставился на меня так, словно я предложила ему опрокинуть по рюмашке. — Речь о вашей дочери, — добавила я. — Времени до начала второго урока предостаточно. И доехать успеем. Игорь Дмитриевич сделал нетерпеливый жест рукой: мол, давай уже быстрее, выкладывай. — Ваша дочь на днях пережила тяжелое потрясение, — начала я. — С последствиями справиться далеко не каждому взрослому под силу. — Мы уже говорили об этом, — прервал меня Сапсанов. — Школа отвлечет ее. — Вы уверены? — Абсолютно, — отрезал он. — А что, у нее проблемы? — Думаю, что не все так просто, как может показаться, Игорь Дмитриевич. И я рассказала ему о том, что его дочь вообще не разговаривает со мной, а если это и происходит, то только с моей подачи. Была ли она такой замкнутой раньше? Вряд ли. Я говорила о том, что по утрам она выглядит очень нездорово. Рассказала ему и о том, что пару раз случайно замечала следы слез на ее лице, и не после уроков, а до их начала. Я старалась как можно аккуратнее донести до него единственную мысль, в правильности которой была уверена, — его ребенку нужна помощь, и к школе это не имеет отношения. — Вы можете быть уверены в том, что уроки ее отвлекут, но это вряд ли произойдет, пока она не восстановит свое душевное равновесие, — говорила я ему. — Многие взрослые берут тайм-аут, если в их жизни что-то случается, не всех спасает работа. А школа для Ксении — это как раз работа. И даже если вы правы в том, что через какое-то время она вновь станет обычным подростком, то есть и еще кое-что, чем я хочу с вами поделиться. Ваша дочь не хочет посещать занятия не потому, что у нее проблемы с уроками, а потому, что ей там трудно находиться по другой причине. — По какой, интересно? — нехотя поинтересовался Сапсанов. — Скорее всего, ее там что-то мучает. Может, к ней изменилось отношение. Я не знаю, — призналась я. — Она не рассказывает. Но что-то не так. Не хотите с ней поговорить? Сапсанов подошел к шкафу, открыл его. Я увидела, как много вещей находится внутри. На полках стояли многочисленные папки, лежали какие-то штуки, издалека напоминающие запчасти. Рядом было отделение для верхней одежды, в нем на перекладине располагались плечики с пиджаками. В один из них Сапсанов и нарядился. — Спасибо, — повернулся он ко мне, задвинув дверь шкафа. — Спасибо за заботу о моей дочери. Я вас понял, я вас услышал. Обещаю подумать над этим. Мы закончили? Если вы настаиваете, — сказал он, подходя ко мне, — то я побеседую с ней. А сегодня, — он быстро посмотрел на наручные часы, — так уж и быть, оставайтесь с ней дома. Или отвезите ее куда-нибудь. Куда — придумайте сами. Развейтесь, отвлекитесь, устройте шопинг. Что это я, в самом деле… Он улыбнулся и сделал приглашающий жест в сторону двери. Я вышла и на негнущихся ногах пошла в сторону комнаты Ксении. Но как только Сапсанов скрылся из глаз, развернулась и направилась на кухню. Иза, закатав рукава, чистила картошку. Она стояла около большой раковины, в которую тонкой струйкой лилась из крана вода. Очистив очередную картофелину, Иза ополаскивала ее и запускала в свободное плавание в огромную, наполненную водой кастрюлю, к другим картофелинам. Я стояла поодаль, ждала, пока закипит вода в чайнике, и машинально наблюдала за механическими действиями кухарки. — Игорь Дмитриевич подарил нам сегодня выходной, — поделилась я. — Значит, Ксюха сегодня дома, — резюмировала Иза. — Что ж. Пусть. Я вообще не понимаю, чего он ее не отправил куда-нибудь на море. После такого — и сразу за учебу. Совсем, что ли, рехнулся? — Он отец, ему виднее. — Отец… — проворчала Иза. — Деспот он и тиран. Я не стала отвечать. Развивать тему не хотелось, да и времени не было. Вода в чайнике закипела. Я заварила в кружке чай и пошла в комнату к дочери Игоря Дмитриевича Сапсанова. Она лежала на кровати лицом к стене. Я поставила кружку на край стола. — Ксюш, — позвала я. — Чай, если захочешь, вот. Твой папа уехал, а нам разрешил сегодня вообще ни о чем не думать. — Так и сказал? — не поворачиваясь, спросила Ксения. — Ну, примерно, — я села на подоконник. — И в школу, говорит, сегодня можете не ходить. — Зато завтра все опять пойдет по кругу, — глухо ответила Ксения. — Ну, не факт, — попробовала я успокоить ее. — Надо дожить. Но сегодня мы свою свободу отвоевали. Так что, если есть желание, можем прогуляться. — Не хочу. — Хорошо, — не стала настаивать я. — Я вообще могу тебя оставить одну, но можно один вопрос? — Какой? — Что происходит с тобой, девочка? О чем ты хотела поговорить? Ксения, не вставая, посмотрела на меня через плечо. — Вы ни при чем, — произнесла она. — Вы ничего не знаете. — Допустим, — опустилась я на край кровати. — Не хочешь поделиться? Потому что видеть тебя в таком состоянии — то еще удовольствие. Твой папа внимания на это обращать не хочет. На краю стола дымилась кружка с чаем. Ксения даже не смотрела в ее сторону. Она села, поджав под себя ноги. Изучающе стала меня рассматривать. — Когда меня освободили, то я была не одна, — сказала она. — Его застрелили на моих глазах. Кофта была в его крови. Страшные воспоминания, конечно. — Но все дело в том, — продолжала Ксения, — что никакого похищения не было. — Прости… что? — мне показалось, что я не расслышала. — Я боюсь вам рассказывать, — прошептала Ксения, округлив глаза. — Я очень боюсь. — Спокойно, — медленно кивнула я. — Во-первых, дыши глубже. И мне тоже не помешает… Во-вторых, ты уже кое-что рассказала. — Ничего я не рассказывала, — покачала головой девушка. — А зачем вам надо об этом знать? — Если ты хотя бы словом обмолвилась — сама, без принуждения, заметь, — то носить что-то внутри себя для тебя невыносимо. — Вы допытывались, почему я не хочу в школу. Это не принуждение? — тихо спросила Ксения.