Набросив на голову капюшон, я принялась отчищать скребком лобовое стекло «Фольксвагена» от наледи. Погода, кажется, решила озвереть окончательно. Судя по примерзшему к стеклу слою льда, ненастье началось еще ночью. Сев в машину, я еще раз проверила, все ли взяла с собой. Пошуровав в рюкзаке, успокоилась: ничего не забыла. Часы показывали восемь утра. Достаточно, чтобы осмотреться и найти удобную для наблюдения точку на местности. Если я припаркуюсь недалеко от предполагаемого места событий, то могу узнать много интересного. Может, даже пользу какую-нибудь принесу. Мысли о припаркованном на углу Пятницкой «фольксе» вернули меня с хмурых небес на землю. Сапсанов легко может узнать мою машину. Как я могла забыть о таком важном моменте? Тачку надо было менять, и срочно. И где же мне взять другую, скажите на милость? Заказать такси на сутки? Не вариант при любом раскладе. Куда я дену таксиста? Уколю его шприцем со снотворным, чтобы обзор не загораживал? А если перестрелка, во время которой он, разумеется, словит шальную пулю? Подобное допустить было нельзя. Каршеринг тоже не подойдет, сейчас ни одной свободной машины не найдешь, дольше возиться буду. Я вышла из «Фольксвагена» и направилась обратно к дому. Пойду побираться к Коляну, иного выхода у меня нет. Соседи у нас с тетей Милой случались разные. Среди них есть и те, с которыми братается только она, а есть те, с которыми здороваюсь только я. Как правило, со своими знакомыми я начинала общаться благодаря своей машине. То не там поставлю, то в десять утра первого января начну прогревать салон под чьими-то окнами, то сигнализация взвоет, то что-то еще. Почти всегда удавалось решать проблемы, связанные с моей тачулей, мирным путем. Помню, как она заглохла рядом с нашей детской площадкой, полностью перекрыв проезд, и я долго решала, с какой стороны ко мне подкрадется дворник с лопатой. Но увидела я не его — водитель старенького «Мерседеса», которому я перекрыла путь, не стал материться и душить меня на месте, а оказал посильную помощь. Он просто подошел к машине, спросил меня о проблеме и предложил подтолкнуть мой «Фольксваген» в сторону. Толкал, кстати, он один, а меня вежливо оставил в салоне, чтобы я рулила. Спасителя, как оказалось, звали Николаем. Мы, к моему удивлению, жили в одном подъезде, только его унесло тремя этажами выше. Николай работал краснодеревщиком, но в свободное от опилок время увлекался мотогонками. Иногда мы сталкивались около подъезда и перебрасывались парой слов. Как-то во время таких коротеньких приветствий я поделилась с ним «свежей» проблемкой. — Представляешь, в салоне жуткий запах появился. Впервые с таким сталкиваюсь, — пожаловалась я. Колян деловито стал выяснять подробности: чем пахнет, когда пахнет… После чего посоветовал поменять в машине салонный фильтр. — Проверь еще сцепление, могло сгореть. Тут, как говорится, одно с другим не вяжется. В общем, я не особо в этом разбираюсь, но похожие истории слышал, — подвел он итог. — Потом расскажешь, откуда воняло? Николай отличался простотой и сообразительностью. — Сейчас на проверки времени нет, но попозже займусь. Спасибо, Коль. А еще он иногда мыслил очень нестандартно. — Если поймешь, что больше амбре в своей машине выносить не в силах, то дам тебе свой «мерс». Зверь. Ты не смотри на то, что еле-еле колесами перебирает — это он спит и ленится. Но — безотказный. И ломается редко. А, и в салоне никогда плохо не пахло. Позже я все-таки отогнала машину в ремонт. Неприятный запах действительно источал засорившийся салонный фильтр. Но сейчас с «Фольксвагеном» было все в порядке за исключением того, что я не могла им воспользоваться из-за риска быть замеченной там, где меня не должно было быть априори. Поэтому я хотела одолжить у Коли его «Мерседес». По возможности на целый день. Проблема была в том, что я собиралась зайти к нему ранним утром, а могла и вовсе не застать его дома. Колян дверь открыл не сразу, а когда появился на пороге квартиры, то был готов, судя по решительному взгляду, судиться до потери пульса с тем, кто разбудил его в такую рань. — Ты, — резюмировал он и ни слова не говоря отступил, пропуская меня внутрь квартиры. Я послушно шагнула в прихожую. — Срочное дело. Мне нужна твоя машина, Коль. До вечера. — Да забирай, — он протянул руку в сторону, к вешалке, на которой отдыхала его верхняя одежда. Запустил пальцы в нагрудный карман куртки и вынул из него ключи. — Помнишь, где припаркована? — Помню. — Хорошо. Значит, не надо одеваться и идти с тобой. Глаза слипаются. — Прости, Коль. Но… серьезно? И не спросишь, зачем мне нужна твоя машина? — Если нужна, значит, нужна. Значит, есть причина, — хмуро отозвался Колян, уходя в комнату. — Подожди, документы и доверенность дам. Он вручил мне бумаги и добавил: — Удачи. Смотри, что за окном творится. Покидая подъезд через пять минут, я решила непременно узнать о том, все ли в порядке у моего соседа. Потом, когда все закончится. Доброта, отзывчивость, понимание — это все, конечно, хорошо. Но не может быть, чтобы он так легко согласился мне одолжить свой «Мерседес». И потом, у него могли быть свои дела, о которых я не знала. Может быть, просто попала на его выходной? Сказка, да и только. Вот только финал пока не известен никому. Подъезжая к Пятницкой, я уже прикидывала, где смогу остановиться и провести время в ожидании. Приехать я решила сильно заранее, потому что, подобно Сапсанову, тоже попробовала просчитать все риски. В голове засело одно: обмен может состояться не в том месте и не в то время, о котором похитители сообщили Игорю Дмитриевичу. Если они что-то изменят в своем плане, то я об этом не узнаю уже никак. К примеру, перенесут место встречи. А вот если перенесут время сделки, то бога ради — я подожду. Итак, я оказалась на углу Пятницкой улицы. Осмотревшись, заметила, что машины паркуются прямо около тротуара, одна за другой. Выбрав свободное место, я поставила «мерс» очень удачно: мне открывался обзор всех подъездных путей. К тому же, на углу улицы было довольно открытое пространство, и каждый, кто попадал в поле зрения, не сразу исчезал из него, а некоторое время был в районе видимости. С этого места я и решила вести видеосъемку. До начала операции оставалось несколько часов, которые необходимо было как-то убить. Я успела прослушать аудиозапись, которую мне прислал «жучок», оставленный в кабинете Сапсанова, но из-за посторонних шумов ничего путного расслышать не удалось. Скорее всего кто-то открыл в кабинете окно, и звуки ветра «растворили» четкую слышимость. Однако кое-что мне все-таки удалось разобрать, и я сразу узнала звук, с которым выдвигался из письменного стола Сапсанова сейф. Стало ясно, что он готовит выкуп. Шуршание, какие-то постукивания — такие звуки могли исходить от чего угодно. Но вот громкий скрежет закрываемой застежки-«молнии» ни с чем спутать было нельзя. Когда в кабинете наступила тишина, я все же решила подождать еще немного. И услышала вдруг слова, произнесенные Игорем Дмитриевичем. Он явно разговаривал с кем-то по телефону. — Скоро выдвигаемся. Как вы там? Сын? Понял. Главное, не дергайтесь. Не надо паниковать. Я все сделаю. Просто слушайся меня. Скоро все закончится, помни об этом. Все будет хорошо. Нет, я не буду с ним разговаривать. После, все после. Отбой. Хлопнула дверь, в кабинете воцарилась тишина. Я задумалась, глядя в окно. Подобный разговор Сапсанова с кем-то я уже слышала. Оба этих диалога произошли уже после похищения Ксении. И почему у меня такое ощущение, что в этом деле присутствует кто-то еще, о ком мне суровый папаша так и не рассказал? Это явно не его помощник Щеглов — зачем ему звонить, если он всегда рядом? Это не бывшая супруга — вот тут доказательств у меня не было, но я могла бы голову на отсечение дать. Не с ней он говорил. Вряд ли это был его армейский друг, который придет освобождать Ксению со своим спецназом. Вряд ли он приказал бы ему слушаться. И откуда эта уверенность в том, что все закончится хорошо? — Черт, — осенило меня, и я заговорила сама с собой. — Какого лешего здесь происходит? Ответов не было. Прекрасно понимая, что все это только мои домыслы, я постаралась все-таки сосредоточиться на том, что скоро должно было случиться. Время шло. Ждать оставалось не так уж и долго. Дождь со снегом не унимался. Сильно ухудшилась видимость. Я долго настраивала видеокамеру, чтобы иметь возможность по максимуму зафиксировать все детали грядущего мероприятия. Камеру мне подарила тетя Мила. Запомнила мои слова, когда я остановилась около полки с видеотехникой в одном из магазинов, куда мы зашли, чтобы купить новый утюг вместо недавно почившего. — Мечта, — сказала я, разглядывая видеокамеру. — Ювелирная работа. Обрати внимание, теть Мил, какой мощный зуммер, и без потери разрешения. — Можно подглядывать из нашего дома за тем, как продавцы на рынке незаметно давят на чашку весов, чтобы товар весил больше, — заметила тетя Мила. Рынок, к слову, был в километре от нашего дома. — Не выйдет, — ответила я. — Между домом и рынком находится сквер, а там высокие деревья. — Значит, надо вести съемку с крыши, — деловито отозвалась тетя Мила. — Цена такой камеры тоже выше крыши, — пробормотала я. — Подвернется случай — обзаведусь. Тетя Мила запомнила эти слова. Через несколько дней вручила мне коробку. — А вдруг пригодится? — улыбнулась она. Сейчас я держала камеру в руках, вспоминала этот случай и мысленно благодарила тетю. Да, теть Мил, ты как в воду смотрела. Оставалось как-то закрепить камеру в неподвижном положении. Я достала из рюкзака штатив, установила опоры на приборной панели. И закончила как раз в тот момент, когда на углу улицы появилась странная парочка. Людей, находящихся в состоянии алкогольного опьянения, я меньше всего была готова видеть там, где они, как назло, остановились. Мужчин было двое, и где они успели набраться к двум часам дня, для меня так и осталось загадкой. Я ничего о них не знала, кроме одного: они внезапно решили устроить разборки именно в том месте, которое выбрали для получения выкупа похитители. Я сразу напряглась. Случайно ли они оказались здесь или нарочно? Место-то не слишком располагает к задушевному выяснению отношений — Пятницкая улица открыта для порывов ветра, который, в свою очередь, раздает всем прохожим пощечины мокрым снегом. Но этих двоих, похоже, ничто не могло отвлечь друг от друга. Они разговаривали на повышенных тонах, яростно жестикулировали, что-то доказывали. Вот-вот должен был начаться коллективный замес. Я приникла к глазку камеры, чтобы лучше разглядеть происходящее. Так и есть, началось. Один из мужиков схватил другого за рукав и резко рванул на себя. Пытаясь устоять на ногах, тот повалился на противника и заехал ему головой в лицо. Зачинщик не стал откладывать дело в долгий ящик и применил ответный удар — врезал собутыльнику кулаком в грудь. Никого из прохожих рядом не оказалось, никто не вмешивался, поэтому гладиаторы, оскальзываясь на грязном асфальте, вели бой без правил без зрителей. Камера давала прекрасный панорамный обзор, и я, увидев Сапсанова, сначала даже опешила, хотя все шло по плану — он пришел туда, где его должны были ждать. Узнала я его сразу, хоть и был он одет в джинсы и короткую кожаную куртку, но осанка, посадка головы плюс возможности видеокамеры сомнений не оставляли — Игорь Дмитриевич явился во всей красе. В руке он нес спортивную сумку, которая показалась мне знакомой. Блин, да это же ее я выудила из-под дивана у него дома! Темно-синяя с оранжевой широкой полосой. Я не могу ошибаться. Он быстро отвел тогда мое внимание от этой сумки. Попросил просто отложить в сторону. Сейчас же в ней, судя по всему, была огромная сумма денег. Сапсанов, заметив битву, притормозил. Я вполне могла его понять: ты заранее забронировал столик, но когда пришел в ресторан, то увидел, что он уже занят другими. Дерущиеся от души рвали друг на друге волосы и обменивались отборными матюгами. И нигде ни одного спецназовца. Ни на крышах, которые были в поле зрения, ни за машинами… Вот даже ни намека на то, что Сапсанов привел с собой целую «бригаду». То, что произошло в следующий момент, заставило меня уронить челюсть. Один из драчунов резво отбросил своего другана в сторону, рванулся к Сапсанову, выхватил у него из руки сумку и побежал за угол. Вслед за ним в том же направлении ломанулся второй «нетрезвый». Игорь Дмитриевич застыл на месте, но ровно на мгновение. — А ну-ка, стоять, сука! — услышала я его крик, с которым он бросился в погоню за грабителями. Когда вся троица исчезла за углом, я решила, что, наверное, мне тоже стоит присоединиться к марафону. За углом Пятницкой был сквозной переулок, через который можно было убежать дворами. Таким образом, преступникам останется преодолеть его, а потом они попросту затеряются среди домов. Но когда, приоткрыв дверь машины, я уже захотела выбраться из нее, то вдруг услышала выстрел. И почти сразу же прозвучал чей-то крик. И еще один выстрел сразу же за ним. Прости, господи, вот оно. Вот то, о чем говорил Сапсанов — подоспела помощь. Тот самый друг со своими отбитыми на всю голову парнями, о котором он говорил. Бойцы, видимо, рассредоточились так, чтобы перекрыть все входы-выходы, поэтому я их не заметила. И, кажется, им повезло. Но я могла судить только по наличию криков и выстрелов, а это ни о чем конкретном не говорило. Ошибкой было бы думать, что там, где меня нет, происходит то, что мне известно. Все это далеко не так… Я понятия не имела, появится ли кто-то снова на углу, но все равно продолжала снимать пустую улицу на камеру. Кто знает, что еще может произойти? Вот и произошло. Через несколько минут я увидела Сапсанова, который быстрым шагом вышел из-за угла дома. Он шел, наклонив голову, прикрывая рукой глаза от мокрого снега, облепившего все вокруг. Другой рукой он обнимал за плечи невысокую худенькую девушку в расстегнутом бордовом пальто. Она звала кого-то по имени и пыталась оглянуться. Сапсанов не давал ей этого сделать, уводил все дальше и дальше. Она кричала на отца и даже ударила его кулаком в плечо. В какой-то момент она вывернулась из-под его локтя, но он быстро вернул ее на место, что-то коротко сказал и взял за руку. Так и повел за собой. Девчонке оставалось только подчиниться. Они быстро пропали из поля зрения, и я откинулась на спинку сиденья, оставив камеру работать в одиночестве. Надо было перевести дух. Все, что произошло у меня перед глазами, было слишком непонятным. Но то, что я увидела в финале, заставило облегченно выдохнуть — Ксению удалось освободить, это главное. Черт с ними, с деньгами. Жизнь человека всегда должна быть на первом месте. Но что же случилось после того, как «пьяные» вырвали из рук Игоря Дмитриевича сумку? Догнал ли их Сапсанов? С чем пришлось столкнуться ребятам в масках? Судя по звукам стрельбы, преступников все-таки повязали. А истерику Ксении можно было бы и не объяснять. Я хорошо помнила то, о чем нам рассказывали психологи во времена моего обучения в «Ворошиловке». Тогда речь шла о поведении освобожденных из плена людей. Оно могло быть непредсказуемым. Те, кто пережил похищение и провел какое-то время в плену, всегда нуждались в мощнейшей психотерапевтической помощи, и подходить к этому следовало самым серьезным образом. Прежними пережившие насильственное заточение люди уже не становились. Один из «психов» на лекции рассказывал, что некоторые освобожденные так и не возвращаются к нормальной жизни, хоть внешне про них этого сказать нельзя. Я очень надеялась на то, что дочь Игоря Дмитриевича сумеет задвинуть этот эпизод далеко-далеко, на самые задворки своей памяти. Так, а что же с выкупом? Как бы меркантильно это ни звучало, но я не заметила в руках возвращающегося Сапсанова сумку с деньгами. Значит, воров он не догнал. А как же тогда состоялся обмен? На обратном пути я решила связаться с Юлией. Вот уж кому абсолютно точно нужно было знать, что с ее ребенком все в порядке. Можно было бы заехать к ней домой, но тогда мне пришлось бы лгать, глядя ей в глаза, о том, откуда я узнала последние вести «с полей». Ей нельзя было рассказывать о том, где я провела сегодняшний день и что увидела. Нельзя рассказывать о выстрелах, которые я слышала; о дочери, которая вырывалась из рук отца, чтобы вернуться туда, где звучали эти выстрелы; о том, что Сапсанов строго-настрого запретил мне вообще общаться с матерью своей дочери на эту тему. После того, свидетелем чему я оказалась, я и решила позвонить Юлии Олеговне, а не заезжать к ней домой. Она сразу же сняла трубку.