А Бликки схватил Гулдена за могучее плечо. — А. ну, поворачивайся! — повторил Гулден, не обращая ни малейшего внимания на недовольство товарищей. Молодой человек все понял. По лицу у него разлилась смертельная бледность, он весь вспотел. — Ради Бога… не убивайте меня! — еле прошептал он. — У меня ничего нет, ни золота, ни оружия. Гулден повернул его, словно волчок, и, подталкивая, повел вперед. Пройдя несколько шагов, молодой человек пошатнулся и, повернувшись к Гулдену, упал на колени. — Не… не… убивайте… меня! — взмолился он. Увидев, что Джим весь напрягся и как будто изготовился к прыжку, Джоун изо всех сил вцепилась ему в руку — в эту страшную минуту она могла думать только о нем, о том, что им надо выжить. Остальные бандиты недовольно поругивались, но никто не тронулся с места. Гулден выхватил огромный револьвер. Волосы у него встали дыбом, по огромному телу пробегала странная дрожь, как бывает, когда что-то очень тяжелое, получив сильный толчок, готово вот-вот сдвинуться с места. Молодой человек, уже почти лишившийся памяти, понял, что все кончено. — Позвольте мне помолиться, — простонал он. Джоун не упала в обморок, но ее вдруг охватила такая слабость, что глаза сами собой закрылись. — Гул, — вдруг со злостью заорал Бликки, — я не дам тебе так, за здорово живешь, убить этого мальца! Это ж глупо! Мы и без того влипли в Олдер-Крике… Беги, парень, уноси ноги! Джоун открыла глаза и увидела, что Бликки ухватился за жилистую руку Гулдена и крепко ее держит, а по дороге бежит тот молодой человек. Радости Джоун не было предела, однако реакция на одно только намерение Гулдена не преминула дать о себе знать. В голове вихрем закружились языки черного пламени, взгляд запылал, и она привалилась к Джиму. Но тут же в ней проснулся и дух протеста, первобытная жажда жизни. взяла верх. Вот теперь у нее хватит смелости, если не сил, бороться, сопротивляться. Однако, чтобы восстановить внутреннее равновесие, ей нужно было отвлечься, увидеть другие картины, услышать другие звуки. Сейчас она была бы рада и новому потрясению, даже боли. Взгляд ее остановился на бородатом рудокопе — он лежал на том же месте, где упал, и ловил ртом воздух. Видно было, что пришли его последние минуты. Джоун быстро опустилась возле него на колени и приподняла ему голову. По ее знаку Клив принес флягу. Но рудокоп уже не мог сделать ни глотка, и умер, так и не произнеся ни слова. У Джоун закружилась голова. Клив помог ей подняться, отвел в сторону от дороги и усадил на берегу ручья. А бандиты принялись за дело. Бликки и Смит обрезали на лошадях сбрую, Малыш Джоунз, словно упырь, обшаривал трупы, еще трое бандитов, которых Джоун едва знала в лицо, упаковывали тюки; Бадд, широко улыбаясь, как бы предвкушая богатую добычу, стоял у кареты, а Гулден с ловкостью гориллы, на которую был так похож, взобравшись на крышу, обыскивал все, что там было. Вдруг из-под козёл кучера он вытащил кожаный мешок — небольшой, но очень тяжелый. Он кинул его Бадду, чуть не сбив того с ног. Бадд схватил мешок и тут же издал торжествующий победный клич, совсем как индеец. С криками и гиканьем к нему сбежались остальные бандиты. А Гулден тем временем вытащил еще мешок. Со всех сторон к мешку потянулись жадные руки. Гулден сбросил его вниз, и тут же вокруг него началась свалка. Казалось, бандиты дерутся, но это была всего лишь игра. Они просто веселились. Схватить мешок удалось Бликки, и он торжественно поднял его над головой. Он бы и помахал им, да мешок был слишком тяжел. Потом Гулден вытащил еще несколько маленьких мешочков и, как бы дразня товарищей, сложил их перед собой на козлах. Бандиты, стоявшие внизу, бурно запротестовали. Тогда великан снова засунул руку под козлы. Тело его напряглось, лицо побагровело — видно было, что он изо всех сил тянет что-то очень тяжелое. На мгновение он остановился и оглядел толпившихся вокруг бандитов. В его глазах, обычно ничего не выражавших, мелькнуло что-то вроде сожаления — он жалел, что с ним были товарищи, вот если б он был сейчас один! Однако, глухо выругавшись, он одним рывком вытянул из-под козел и поднял самый большой мешок, туго перевязанный, опечатанный, с наклейкой. — Сто фунтов! — проревел Гулден. На минуту Джоун показалось, что вокруг кареты беснуется куча чертей — они приплясывали, размахивали руками и что-то орали огромному взъерошенному черту, возвышавшемуся над ними, который отвечал таким же бессмысленным ревом. Наконец Гулден утихомирил расходившихся бандитов, от радости совсем ополоумевших. — Всем всего поровну! — провозгласил он. Теперь лицо его почернело. — Неужто вы, дураки, думаете делить золото прямо на дороге? И так сколько времени потеряли! — Ну конечно, Гул, — крикнул за всех Бадд. Никто не возражал. — Вот это куш! — воскликнул Бликки. — Знаешь, Гул, хозяин знал, что так будет. Странно, что его еще нет. — Куда мы теперь? — спросил Гулден. — Давайте решать. Все единодушно высказались за Горный Стан. Гулдену это, похоже, было не по душе, но возражать он не стал. — Идет. Горный Стан так Горный Стан. Только в долю, кроме нас и Келлза, никто больше не войдет. Все дружно принялись готовиться к отъезду. Гулден настоял, чтобы все золото погрузили на его лошадь. Он казался прямо одержимым и даже ни разу не взглянул на Джоун. Распоряжался всем Джесс Смит. Одну из почтовых лошадей навьючили тюками, другую, подложив вместо седла одеяло, дали Джиму. Бликки галантно предоставил свою лошадку Джоун и подогнал ей по росту стремена, а сам взгромоздился на тощую спину приглянувшейся ему почтовой лошади. Гулдену не терпелось поскорее убраться с дороги, он даже дважды пытался ускакать вперед, но его криками заставляли вернуться. Наконец все было готово. Джесс Смит оглядел сцену, словно генерал поверженного на поле боя врага. — Ну, кто первый нас встретит — закачается! Вот увидите. — А как насчет Келлза? — вдруг спросил Бликки. — А Келлз ничего не получит. Его с нами не было! — отрезал Бадд. Бликки зло посмотрел на него, но промолчал. — Слушай, Бликки, — продолжал Бадд, — я что-то никак всего этого в толк не возьму. — Порасспроси-ка еще Джима. Может, теперь-то он расскажет все попонятней, — предложил Бликки. Джим Клив слышал разговор и был готов ответить. — Я почти ничего больше не знаю. Но кое о чем догадываюсь. Келлз засек эту отправку золота. И по какой-то причине велел нам ехать той же каретой. Сказал, потом все объяснит, чего ждать, что делать, а сам больше не пришел. Конечно, он знал, что вы со всем справитесь. И уж наверняка должен был быть где-то близко. Он скоро объявится. Джоун лея эта выдумка показалась совершенно неправдоподобной, нелогичной, однако бандиты приняли ее глазом не моргнув. Вероятно, то, что наговорил Клив, каким-то образом совпадало с тем, что им было известно о планах и действиях Келлза после провала в Олдер-Крике. — Поехали, — снова проревел Гулден, находившийся впереди, — не гнить же нам тут. И вот, даже не бросив последнего взгляда на изрешеченную пулями карету, на валяющиеся вокруг трупы, бандиты цепочкой тронулись в путь. Джесс Смит сразу свернул с дороги в мелкий ручей, похоже, намереваясь так и ехать по его руслу. За ним повернул Гулден; дальше ехали трое бандитов с вьючными и свободными лошадьми; Клив и Джоун, держась вместе, следовали за ними. Замыкали кавалькаду Бадд и Бликки. Путь был неудобный; каменистый и скользкий, так что вскоре цепочка разорвалась, ехали кто как попало. Но Клив ни на шаг не отъезжал от Джоун. Раз, улучив момент, он незаметно наклонился к ней. — Нам надо при первой же возможности бежать, — сказал он мрачно. — Нет!.. Гулден! — почти выкрикнула Джоун. Она с трудом выдавила это имя, пришлось сперва облизнуть губы. — Пока у него в руках все это золото, он о тебе не вспомнит. Умом Джоун и сама это прекрасно понимала, однако ее прежний болезненный страх, теперь еще больше усилившийся, стал прямо наваждением. И все же, несмотря на царивший в ее голове хаос, у Джоун родилась мысль, говорившая о силе ее духа. — Я могу надеяться только на Келлза. Если он в ближайшее время нас не нагонит — тогда бежим. А если ничего не получится, — тут Джоун с отвращением показала на ехавших впереди, — тогда ты… убей меня прежде… прежде… Голос у нее задрожал и замер. — Обещаю, — скрипнув зубами, твердо ответил Джим. * * * Через некоторое время Джесс Смит вывел отряд из русла ручья и стал подниматься по склону голых скал, чтобы не оставить никаких следов. Сейчас это было важнее, чем ноги лошадей или удобство людей. Он безошибочно находил твердый грунт и вел по нему отряд. Сам он, казалось, не знал, что такое усталость, и углядеть за ним порою было почти невозможно. Для Джоун езда скоро превратилась в сущую пытку, но на отдых не останавливались, Смит неутомимо ехал вперед и вперед. Зашло солнце, стало смеркаться, потом совсем стемнело, а кавалькада все продолжала путь. И только когда Джоун стало казаться, что больше ей не выдержать, Джесс подал знак остановиться. Джим снял ее с седла и положил на траву. Она попросила пить и никак не могла оторваться от фляги. А вот есть не стала. В ушах у нее тяжело стучало, голову словно стянуло тугой повязкой. Она еще воспринимала окружающий мрак, потрескиванье хвороста в кострах, пляшущие вокруг тени, снующих около людей, но, более всего — и это одно только и помогало ей хоть как-то сохранять самообладание — она непрестанно чувствовала присутствие Джима, его внимание и заботы. Потом звуки ушли куда-то вдаль, и ее поглотила ночь. Когда утром она проснулась, ей показалось, что со вчерашнего вечера прошла целая вечность. Голова была снова ясной, и если бы не боль во всем теле, она чувствовала бы себя вполне здоровой и сильной. Есть было почти нечего, да и на готовку пищи времени уже не оставалось. Гулден безудержно рвался дальше. Как скупой рыцарь, он не спускал жадного взгляда с седла, к которому были приторочены мешки с золотом. Но теперь и вся банда спешила не меньше. Золото превратило всех в одержимых, все ждали только одного — когда наступит минута дележа. Как это прискорбно! Как ужасно! Зачем им золото? Чем оно им поможет? В путь тронулись до восхода солнца и ехали рысью. Теперь Смит вел кавалькаду вниз со скалистых склонов в зеленые долины. Джиму, ехавшему без седла на хромой лошади, приходилось туго, но он все равно всю дорогу держался либо рядом с Джоун, либо позади нее. Они почти не говорили, а если и перекидывались парой слов, то только о трудностях езды. Джоун чувствовала себя лучше, по крайней мере, смятение ее улеглось. Но чтобы держаться, ей пришлось собрать все силы. И тут она узнала о себе кое-что новое: узнала, что на самом деле она крепка как сталь, что ее стройное тело способно вынести любые трудности. Они ехали и ехали, казалось, позади осталось не меньше тысячи миль, а конца все не было видно. Но на этот раз неутомимый Смит остановился все-таки до темноты. Лагерь разбили у воды. Бандиты были веселы, хотя опять остались без пищи. Все толковали о завтрашнем дне. Там, за следующим восходом, было все, весь мир, вся жизнь. Многие даже не стали курить, поскорее улеглись, чтобы быстрее наступило это завтра. А вот не знающий усталости Гулден бодрствовал, ни на минуту не забываясь, бдительно сторожил седло с золотом, сидя над ним, словно высеченная из ночи гигантская тень. И Бликки, вынашивая какой-то хитрый замысел, то ли в интересах Келлза, то ли в своих собственных, тоже не смыкал глаз, следил за Гулденом и остальными. Джим, рискуя рассердить Джоун, уговаривал ее получше отдохнуть и обещал никуда не отходить, пока она спит. Сквозь полусомкнутые веки Джоун увидела звезды. Казалось, сама ночь осторожно закутывала ее в темное мягкое одеяло. * * * Когда на другой день кавалькада подъезжала к Горному Стану, красное солнце стояло еще совсем низко. Пасущийся в долине скот перестал щипать траву и уставился на караван. Лошади гарцевали и тихо ржали. Всюду были цветы, порхали птицы, на листьях сверкали капли еще не обсохшей росы, весело плескалась в ручье вода — все в Горном Стане улыбалось ясному свежему утру. Джоун хорошо помнила тропу, по которой так часто ездила на своей лошадке. Вот ивняк, где она в первый раз столкнулась с Джимом. Сердце у нее забилось. Вот сосны — они приветствуют ее. Все в долине говорило о том, что она дома, только как она этого дома боялась! Сколько всего здесь произошло! А сколько еще произойдет! Вдруг раздался чистый, звенящий голос. Сердце у Джоун забилось еще быстрее. Взглянув на склон, она увидела на террасе высокую, стройную темную фигуру. Это был Келлз. Глава XIX