– Если ты уверен… – Уверен на все сто, – чеканю, сглатывая и приподнимая подбородок. Надо запомнить: если кто-нибудь когда-нибудь скажет мне эту фразу таким тоном – дело труба. – Давай вон в то кафе, быстро, – вытаскиваю её из кара, одновременно пытаясь всеми доступными в конце XXI века способами соединиться с Алексом. Он не реагирует. Кофейня тёплая, не то что питерский июль снаружи, и плотно пропитана запахом маршмеллоу и молочной пены. Рита как-то странно избегает зрительного контакта и даже заказывает пирожное как будто только для того, чтобы сосредоточенно его исследовать, медленно ковыряя. Добив несчастный десерт, она некоторое время нервно теребит салфетку, но потом всё-таки решается и с первой попытки выходит на связь с Тихорецким. – Забери нас из «Свиристеля» на девятой. Вирус ещё активен. «Свиристеля»?! Озираюсь. Точно: нахожусь в напрочь незнакомом месте. Вокруг всё такое… не хватает только букетов лаванды или как она там называется… Неудивительно, что в зале нет ни одного мужчины, а девушки из-за ближайшего столика поглядывают на меня с неодобрением, как будто своим вторжением в этот заповедник идиллического антуража я совершаю какую-то непристойность… Мда… ну а в реальности тут же вообще какой-то дурацкий музей всю дорогу вроде был… Во всяком случае, внутрь дома я никогда не заходил. Закончив разговор с Тихорецким, Рита пускается тараторить: – Не сердись, я правда не знаю, почему он так сделал. И много раз говорила, как это несправедливо! Ваня? Подперев щёки кулаками, изображаю мудрую всепрощающую мину: – Что сделал – приоритет для твоих коннектов? Просто логично. А я тупанул. Мог бы сразу попросить именно тебя с ним связаться. – Но зачем! У меня нет приоритетов, у тебя нет приоритетов, а он почему… – Сашка очень занятой человек, он строит город будущего. «А вот ты упорно кое-чего не догоняешь. Но я с тобой потом поговорю. Не здесь». *** Алекс косится на озабоченное Риткино лицо, переводит на меня требующий объяснений взгляд, пробую закатить глаза – качает головой и старательно молчит всю дорогу. Что не мешает нам действовать слаженно в паре моментов со слегка сбившимися с курса встречными карами. Но ужасно мешает мне прокомментировать эти моменты в достойных выражениях… В итоге к концу пути где-то на уровне живота назревает острейшая потребность смыться куда-нибудь в вакуум. Конечно, это самое подходящее время для звонка от сестры (интересно – у меня сейчас уже вся жизнь пробегает перед глазами?). Я бы его проигнорировал, но здесь у нас вроде как виртуальный квест, так что приходится нарываться на все предложенные варианты. – Ваня, вирус захватил уже почти всю Европу. Кары неуправляемы, те, в которых нет пассажиров, невозможно посадить! И долго ты собираешься там находиться? У тебя же есть «Гермес»! – Мы собьём их, если дурдом не прекратится. – Эксперты говорят, это парализует жизнь мегаполисов! О чём ты только думаешь? – Женя, я на службе! – И что?! Возьми отпуск, пока не объявили чрезвычайное положение! Надо быть мудрее! Только о себе думаешь! Если ты сломаешь шею – кому от этого хорошо станет?! Самое непостижимое в женских истериках – это то, что они случаются всегда именно в тот момент, когда тебе уже хочется послать всё к ебеням и без дополнительных спецэффектов… Самое непостижимое в Жениных истериках – это то, что они всегда разыгрываются исключительно для меня. – Если я сломаю шею, меня прооперируют. И, надеюсь, врачи не поведутся на твои мольбы отделить мою голову от тела и отправить в Лос-Анджелес в качестве говорящего интерьерного украшения. Ритка на заднем сиденье издаёт многозначительный хрюкающий звук – просовываю кулак между креслами в адресованном ей угрожающем жесте: самый смак сейчас – не расхохотаться мне. – И помни, – вхожу в раж, – что даже в таком случае у тебя не будет юридических оснований втянуть меня в какой-нибудь благотворительный проект! И я не перестану называть вещи своими именами! К тому же мне совершенно нечем будет, кроме этого, заняться… Воспользовавшись тем, что мы смогли выбиться в самый верхний ряд, Тихорецкий отлепляет руки от руля и картинно закрывает ими лицо. – Когда ты повзрослеешь, недоумок… – шипит Женя. Краем глаза замечаю какой-то всполох внизу слева и резко толкаю Алекса в бок, заставляя вернуться к управлению каром. – Точно не сейчас, – оборвав коннект, до резкой боли выворачиваю шею, стараясь увидеть, что произошло. – Окей, – резюмирует Тихорецкий, методично превышая все мыслимые ограничения по высотности полёта. – Машина взорвалась. – Ёб твою мать, Алекс, это же технически невозможно! – Как и вирус, угу… – Сажай на крышу моего дома! – Давай сам. Вряд ли у меня есть доступ на объект. – Блядь… и ведь это ты его построил… К счастью, энергетический щит дезактивируется: компьютер решил не игнорировать мой допуск. Выскочив вперёд, Ритка начинает подпрыгивать, чуть ли не дурачась, по упругой поверхности выстилающих крышу инновационных солнечных батарей. Вот умеет же… Налюбовавшись, Алекс всё-таки догоняет её, ловит за подол невообразимо модного плаща с какими-то спиралевидными оборками и уводит вниз. Вслед за ними прыгаю в лифт, успев испугаться, что у него окажутся тоже как-нибудь подпорчены мозги. Но до квартиры мы добираемся без происшествий. *** А вот на кухне у меня сидит «Магритт». Не приходит в голову ничего лучше, кроме как плюхнуться рядом и ухватить его за рукав пальто – грубоволокнистого, противного на ощупь. – Ну что, припёрся опять свои вопросы задавать? Влепившись в меня бесцветным взглядом, заводит любимую шарманку: – Вы хотите понять? – Я хочу, чтобы ты убрался восвояси. По добру по здорову. И всё такое. Отцепляюсь от мерзкой тряпки, хватаю пустой стеклянный стакан и ставлю перед собой. Гость продолжает источать просветлённость и умиротворение в мою сторону: – Вы хотите узнать? – Что такое идентичность? А? Ты так сказал, когда я спросил про Магритта, – с бешеной скоростью верчу стакан. – Вы хотите понять… – повторяет с нарастающим нажимом, и мне мерещится доля воодушевления в его манере. – Ваня… – одёргивает Сашка с нескрываемой тревогой. – Знаю, что делаю, – уверяю его. Ещё одна фраза, которая по определению не может быть правдой. – Займись лучше мороженым, как всегда, – киваю на холодильник. – …идентичность. Вы хотите увидеть смысл? – Ага, разберёмся сейчас с твоей идентичностью. Похоже, удаётся уговорить самого себя. 16 апреля 2099 года, одуревший Мираж Потому что я без какого бы то ни было выразительного перехода оказываюсь на берегу Финского залива – на закате. Стою прямо у кромки воды, а совсем рядом чайка махом падает в воду, заприметив добычу. Приходится покрутиться на месте, чтобы снова заметить его – сзади и сбоку, и с тем же вопросом: – Вы хотите увидеть смысл? Инстинктивно попятившись, делаю шаг в воду – резкий холод застаёт врасплох оказавшиеся босыми ноги – и тут же проваливаюсь дальше. ***