– А Ване вот больше понравился настоящий цвет… – И, между прочим, я не крашу волосы! – оборвав, распаляется она. – А Ваня – он вообще ничего не понимает! – набрасывается уже на меня. – В том числе и со своими приключениями! Ты мог умереть! Саша мне всё рассказал! Ну вот. И когда только Том успел выложить Алексу всю историю в подробностях? И главное – зачем? – Так! – не выдерживаю я. – Тихо! Во-первых, сколько можно, я не буду шампанское! Символически, я понял, да… Мне уже… просто поверьте, мне уже и так хорошо. – Всё-всё, мы поняли, – Ритка хватает меня за локоть, – никто не будет никакого шампанского. У нас там готовится ужин, и пирог, и всё такое. – Не у нас, а у меня, между прочим, – плетусь, увлекаемый на кухню (Алекс и не думает двигаться с места, а Том – прекращать нянчиться с Джеком), – и к чему только я дал вам доступ в квартиру… На кухне всё до невозможности реально. Некоторое время поёживаюсь, стараясь хоть как-то логически разрешить накатывающий морок. Как понять, что всё это – на самом деле? «Хоть как-то» никаким боком не подходит к «логически», потому с внезапно последовавшей неизвестно откуда лёгкостью отмахиваюсь от идеи распутывать философскую задачку прямо сейчас. Опершись локтями на столешницу и нахмурившись, Ритка возится с настройками автоповара. – И… что именно Том рассказал Алексу и зачем? – перебирая кружки в поиске замены рыцарской, с удивлением обнаруживаю на полке, на которую я после прилёта с Ёжика ещё не заглядывал, явно незнакомые предметы… Вот что значит несколько лет не бывать дома… – Неужели не понимаешь? Хотел переключить наш гнев на себя… Тебя пожалел… По-моему, он тот ещё… – Не всё с ним так просто, Рит. Так… что?.. – Всё. Что ты совсем недавно… взаимодействовал с этим ужасом! И был там как будто с нами, прямо здесь. Как Джек тебя спас, – шепчет, чтобы пёс не примчался, заслышав кличку, – и как… Ваня, я же знала, что у тебя тяжёлая работа… но что тебе бывает так плохо… Почему ты мне не рассказывал?! – Том знает о протезе, – слишком поздно решаю съехать с темы. – Он сам догадался, я тут не… Нахохливается, не оценив ни манёвра, ни сути сообщения. – Ничего страшного… Он друг. А ты вот… – проглатывает слова, и в этом может быть множество смыслов, но, в общем, все они сводятся к единственной идее: я – законченный отморозок. Не важно. Отчаянно хочется спросить: «А сейчас ты настоящая?», – но душевное здоровье – слишком хлипкая штука, чтобы ронять зёрна сомнения ещё и в мысли Ритке, мало как будто я ей уже доставил бед… Молча отрывается от готовки, перемещается ближе и обнимает одной рукой. Ухом прижимаю её ладонь к своему плечу и раскидываю планшет на полстола: – Давай я лучше фотки покажу. Сама захочешь туда полететь, готов поспорить! Вот, смотри, у них ночь такая – хоть глаз выколи – что творится с освещением, так и не успел расспросить, а ещё прогрессивная планета… А, вот здесь ещё… пневматический поезд, прикинь! А у нас говорили, глупая идея… А… Вот коллеги Тома, как тебе? Красавчики все как на подбор – а? Слетаем в гости как-нибудь? В конце концов, я освободил их планету! И там теперь безопасно… ну, относительно… вот, кстати, сейчас покажу местных птичек… – А это кто? – она, конечно, тычет мизинцем в роскошное тёмно-коричневое платье. – Лея, дочь Тома. Всё забываю рассказать – у них с женой была разница в возрасте сто лет, причём в обратную сторону – ну, понимаешь? – С женой?! А разве он не гей?! – Выходит, как минимум не совсем, – смеюсь и, отбросив планшет, опрокидываю её себе на колени, а потом, ухватив за искусственный голеностоп, проверяю его подвижность. Не протестует – и это настораживает. Должно быть, готова согласиться, что нога начинает по-настоящему подводить. – Ты же сама с ним флиртовала! – Я со всеми флиртую… – И зря! – На себя посмотри! Серьёзно, ты не спросил его?! – Пыф… Отстань, пожалуйста! И вообще, после ужина будем проводить профилактическую диагностику твоих кибернетических частей. Возражения не принимаются! 12 апреля 2099 года, мой дом, как на грех Нормальная земная еда – счастье, которое невозможно прочувствовать, пока не проторчишь шесть лет в пучине космоса с ворчливым кухонным агрегатом, помешанным на здоровом питании, а потом не слетаешь на безумную планетку, где тебя накормят синтетическими гелями из бутылочек и воображаемым мороженым. Рита у нас в этом смысле человек творческий: никаких стандартных настроек меню – и ведро перца в любое блюдо. Мне как раз подходит. Да и просто собраться за столом в компании, преимущественно состоящей из землян, – тоже вдохновляющая идея. – Хрен его знает, чего на самом деле добивался автоповар на Ёжике! – вещаю с набитым ртом. – Вероятно, по его расчётам, в моём организме был катастрофически понижен уровень однообразия. Принудительно первым выбором предлагал синтезировать куриное филе! Копаться дальше очень часто было лень… а то ещё выпишет манную кашу… в общем, я уже думал, что скоро начну откладывать яйца! – Куда откладывать? – хмыкает Тихорецкий, виртуозно приподняв ножом капустный лист и с порядочной долей недоверия осматривая начинку приготовленного без его экспертных советов голубца. – В долгий ящик? Лицо Тома озаряется чистейшим удовольствием, как будто услышанная игра слов добавляет смаку к обеду, и без того пришедшемуся ему по душе. Эта мина тут же сменяется беззаботным хохотом: – К слову, почему ты… не подправил повару извилины? – Ну уж нет! Мне бы тогда пришлось снова вникать во что-то, связанное с готовкой… В общем, мы расправляемся с грибным супом, голубцами и яблочным пирогом (от которого Том приходит в экстаз, а Джек, выпросивший приличный кусок, – в полное упоение), а потом – разбираемся с настройками женщины-киборга: я сканирую систему, Сашка возится с механикой, а Том рассыпается в обещаниях встроить ей в протез мирабилианский отражатель ментальной атаки. На вопрос, для чего эта штука на Земле, он на полном серьёзе отвечает, что она сделает эмоции неразличимыми для посторонних, независимо от транслируемой мимики: – Словом сказать, сможешь стать чемпионом по игре в покер! Рита, не предчувствуя подвоха, весело хохочет и треплет за уши привалившегося к ней на диване Джека. И как раз в этот момент Алекс, постучав костяшкой пальца по передней стороне протеза, спрашивает: – Чувствительность не изменилась? – Нет, кажется… я его от ноги своей не очень отличаю. – Икроножная мышца неточно реагирует. Придётся протез отсоединить. Ненадолго. Копию сниму и завтра её заменим. Она моментально бледнеет, выпрямляясь в порыве оттолкнуть, а я – становлюсь мрачнее тучи. Во всяком случае изнутри. – Пойду там пока… изготовлю лёд для… игристого вина! – тут же сочиняет легенду Том. – Бутылка охлаждается сама, на Мирабилисе до такого ещё не додумались? – урезонивает она. – Останься… Он сдаётся и устраивается рядом с Джеком, задумчиво поглаживая собачью морду в нескольких точках, будто делает лечебный массаж. Как можно быстрее отключаю и снимаю протез – Рита напряжённо мнёт в кулаке ткань пёстрой юбки. Колено сохранилось своё, а вот ниже – почти ничего. Том отвлекает её на какие-то мирабилианские картинки на своём планшете, держа его на уровне затылка Джека. Не прислушиваюсь к диалогу. Пёс выворачивает шею, силясь поднырнуть и тоже что-нибудь разглядеть. Уже через пару лет после катастрофы конструкцию боковых люков в карах изменили. Точнее, я потребовал этого от производителя, чтобы создать видимость реальных действий… Дверь сложилась внутрь машины как пресс – прямиком в область лодыжки. Рита утверждает, что не успела уловить боль: шок догнал почти сразу. Или так, или наш мастер спорта по эмпатии убедил её не рассказывать мне правду… Неловко пихнув протез Алексу, поднимаю взгляд – и вижу, как Том отдёргивает пальцы от её плеча и, развернувшись как мягкая пружина, встаёт на ноги. Рита – то ли пытается обнять сама себя, то ли… Никогда ещё не видел такого жеста в чьём-либо исполнении, но в методичках он трактовался однозначно… Что происходит?! Том замедленно переступает в сторону – паникует?! – и тихо объясняет: – У неё… как сказать… оторопь. – И чего ж ты дал дёру, душевный целитель? – накидываюсь я. Джек спрыгивает на пол, лихорадочно вращая глазами туда-сюда – с одного участника перепалки на другого. – Она… как раз меня испугалась. – Так. Ты, значит, вздумал в мозги ей полезть?! – Нет, всего лишь… я спросил разрешения! Алекс аккуратно откладывает протез и склоняется над Ритой: – Что с тобой? Надрывно вдыхает и хватает его за рубашку. Пук волос, удерживаемый двумя крупными перекрещенными шпильками, подпрыгнув, сползает с затылка на шею. Всхлипываниями её колотит по нарастающей: – Почему всегда так?! Не хочу, но позволяю… И никто тут ни при чём! Как воронка внутри! Если кто-то заходит куда-то… в гости – мне кажется, всё правильно. А потом… иду на дно – и могу только проецировать-проецировать… свои выдумки. А ведь это может быть вторжением. Против моей воли! И если я молчу… Почему я молчу?! Перестаю понимать, где я сама… – Рита, пожалуйста, расскажи мне, что тебя испугало. Дыши глубоко – вот так, хорошо… Ты в безопасности. Расскажи мне. Выглядит, будто Алекс прошёл курс взаимодействия с людьми в изменённых состояниях психики. Это особенно нелепо – потому что такой курс как раз прошёл я, стоящий в двух метрах от эпицентра событий с разинутым ртом и сжатыми кулаками, как водится, не донесёнными до мирабилианского лица. – Я… я решила в прошлый раз, что не должна делать совсем ничего, если… если я сомневаюсь… я, – заходится в отдающих безнадёгой рыданиях. – Но… в такие моменты – меня как будто вообще нет! И ты, Ваня, это понимаешь! Смотрю на Тома – поводит плечом, словно собирается хлопнуть себя по лбу, – и почти без стука врывается в мои мысли: «Она подвергалась насилию. Осторожнее вслух!» «Ну да, её любовник сломал ей руку, а я – как видишь – и вовсе сделал инвалидом…» «Не мели ерунды. Её изнасиловали». «То есть?! Она бы мне… Да этого просто не может быть!» «Мне нельзя было так быстро влезать к ней в голову, прости. Но я даже и не думал…»