Зря я всё-таки не сломал нос Артёму. И зря говорил ей: «Когда угодно вышибу мозги любому, на кого ты покажешь пальцем». Она тогда ещё спросила: «Даже тулисианцу?» – а я ответил: «Конечно! Ты же знаешь, как я могу разбежаться и…» Вот же… неужели это сделал тулисианец?! Кисловато покосившись на меня, Том подбирается поближе к Ритке, смягчая и без того вкрадчивую манеру: – Солнышко, я совершил глупость. Просто хотел подробнее рассказать о Мирабилисе, мысленно проще транслировать такие вещи. Там смогут регенерировать твою ногу самое большее за неделю. – Ты же не виноват! Так даже к лучшему… Ногу… не знаю, я привыкла. Но… может быть, надо. «Ваня, а она знает своего отца?» Конечно, Том полез копаться дальше: надолго его не смутить. Они там на Мирабилисе мозгами наружу живут… А мне только очередного сеанса психоанализа ещё не хватало… «Нет. Она решила не выяснять, кто её родители». И не выяснила бы, если бы не столкнулась в Сети с мужчиной. Выявив по ключевым словам направление, в котором движется диалог, система проинформировала, что у собеседников общий отец. Её брат – тоже врач, психиатр, профессор, доктор наук. Далеко не первое в моей жизни подтверждение: генетический код влияет на способности и наклонности гораздо сильнее, чем внешние факторы. Правда, совсем не влияет на содержание личности… Любопытство взяло верх, и Ритка начала видеться с ним. Но очень быстро свернула общение после того, как профессор обозвал Тихорецкого «сарказмирующим агрегатом». Мы потом часто вспоминали эту кличку и веселились. Ну, нам-то можно… А её отец, которого было вычислить уже нетрудно (вряд ли она искала, но я – перестраховался), тоже врач. Хирург. А вот с матерью дела обстоят сложнее… Поиск ничего не дал, но Сашка твёрд во мнении, что она может быть только драматической актрисой, иначе откуда это всё… – Ваня! Очнись, ты слышишь?! Отвечай, ты-то почему не доверяешь мне?! Как ты можешь столько всего скрывать?! – будто слёзы, пассивно текущие по щекам, вынесли всё, что накопилось у неё внутри, пока мы с Томом развлекались на Мирабилисе. – Мы, кажется квиты, я не всё рассказывал, ты – тоже… Боялась, что меня понесёт? Просто, пожалуйста, скажи, кто это сделал… Я обещаю… – Том транслирует мои мысли?! – всплёскивает в воздухе обеими руками и порывается вскочить и допрыгать до меня на одной ноге, но Тихорецкий успевает среагировать, отловив и усадив обратно. – Транслирует свои предположения. – За двадцать лет ты мог бы догадаться и сам, – припечатывает Алекс бесстрастно – будто ещё и зевнёт сейчас для полноты картины. – Что-о?! Ты знаешь? И в курсе, кто это?! Да вы все ненормальные… – Догадался. И – не в курсе, кто это. «И боюсь узнать», – вот что он имеет в виду. Тишина становится всё концентрированнее, Том не подаёт признаков жизни, Алекс выжидает, я торчу как остолбеневший идиот. – Всё было не так… не так, как вы думаете. Я просто… просто не смогла сказать нет. И – до Артёма… Поэтому… я не боялась того, что ты сделаешь, Ваня. Но не хотела, чтобы вам были известны обо мне такие вещи. Это был Чучуев, если важно… И он на самом деле… наверное… не мог отдавать себе отчёта, что я не хочу, но… Саша, я уже потом поняла, ты обо всём догадался… иначе чем объяснить… Прости. Я совсем не могла переступить через себя! Вот есть я, для всех всё нормально. А если скажу – начнут суетиться, записывать меня в инвалиды… В инвалиды… Руки так и чешутся разнести всё вокруг. Для всех всё нормально?! Если б я только знал! Джек запрыгивает обратно на диван и замирает, неуклюже упав набок. Тихорецкий поочерёдно рассматривает всех присутствующих – мышцы лица подрагивают, выдавая напряжённо стиснутые зубы. И уходит на кухню. – Он же потом переехал в Штаты… Выходит, тебе и четырнадцати лет не было! Дёргает шеей. Переминаюсь с ноги на ногу. Жалобно улыбается, но молчит. – «Не мог отдавать себе отчёта»! Как вообще?! Его воспитали дикари? – Нет, мы… помнишь ту книжку? О том, как надо вернуться к природной чувственности и… Помню я ту книжку. Завуалированное пособие по бытовому садомазохизму, игравшее неизвестно на каких струнах, причём, как я тогда думал, неизвестно чьих… Алекс прочёл её от начала до конца и прокомментировал: «Окей. Становится модно превращаться в обезьян. Чтобы лучше развиваться». А я вообще ничего не понял, бегло перемотав, потому в ответ на рецензию пожал плечами, а Сашкиным праведным гневом (так у него выглядит праведный гнев, угу) не зарядился – сказал: «Ну и хрен с ним!» – Господи, куда вернуться! Тебе было тринадцать лет! – Окончательно поссорился с головой? – без всякого выражения вставляет Тихорецкий, уже успевший притащить Ритке стакан воды. – Я поссорился?! Да какого чёрта вы все заморозились! Мы же не можем просто так… Мы должны обсудить! Ты говорила с грёбаным психологом хотя бы? – Даже не собиралась… – отхлебнув воды, хмурится и пихает стакан мне в руки. Всовываю его обратно Алексу. – И хлебало Чучуеву начистить хрен выйдет, – поясняю для Тома, – потому что этот подонок умудрился утонуть в океане лет десять назад. А я даже посвятил событию чрезмерно эмоциональный публичный текст. Приятель детства как-никак, одноклассник Тихорецкого. Идиот кромешный я. Боже… А Рита уже третьего человека втянула в спасение себя от насилия… но поток гондонов не иссякает. Что тут делать? Ничего тут не поделать! Придётся отстреливаться, пока эти уроды не закончатся… Карма у меня, наверное, такая. Ладно, чтобы не напрягать слишком чуткого Тихорецкого, можно часть потенциальных насильников скинуть на Тома – пусть развлекается. О чём это я… Ха-ха… Ещё ничего не происходит, а у меня уже есть бредовый и развёрнутый план. И как только Серёга Межняков, с его натурой, выдерживал такого напарника столько лет ежедневно… – Ну почему ты мне ничего не сказала! Это же всё остальное объясняет! Алекс, ну зачем… Рита, я не соображаю… здесь явно что-то не то сейчас происходит. Ты… не хочешь обсуждать это с тремя мужчинами? Или… с инопланетянином? Или… со мной?! – Нет, ну если так… а с кем я должна обсуждать – с женщинами?! Просила после той истории с Артёмом: дайте психотерапевта-мужчину. Так нет! Не положено! По новой какой-то теории… Я дневник вела от руки, чтобы перечитывать и состояние своё понимать… Только дневник вообще не работает! Ну… мне свой почерк потом не разобрать! А с женщинами, Ваня, вообще ничего не хочется обсуждать! Не знаю, как я сама вам своими пустыми мозгами не надоела… А Саша – он догадался и помогал мне… как… незаметно как бы. Я уже потом поняла, он всю тему изучил насквозь. – Изучил, ага, тогда почему потом нарисовались все остальные? Потому что мы самому первому по ушам не дали, вот почему! – Ваня, – одёргивает Том, – отмщение не всем помогает. К слову, ты тоже любишь… как это… наступать на одни и те же грабли! – Вы с Алексом как-то извращённо впечатлились «Графом Монте-Кристо», вот что! По-моему, оба читали его с конца! Тихорецкий с тыла опускает ладонь мне на плечо – «закругляйся». Рита успокаивается, повеселев. Джек тянется мордой и виляет хвостом. Включается азарт понимания: они же все и ждут прямо сейчас того самого – бредового, но чёткого плана. И Сашка бессилен – или считает, что я справлюсь лучше. Приходится импровизировать. – Рита, ты же всё уже знаешь про Мираж, м?.. Так вот, а если мне и правда стать рыжим? – Ты же и так рыжий, Вань… – проговаривая, странно смотрит на Тихорецкого. В ужасе поворачиваюсь к нему – тот слегка удивлённо приподнимает бровь, мол, и впрямь, Кузнецов, не поехала ли у тебя кукуха. В панике ищу глазами Тома – нигде нет. Холодный пот уже подступает, когда выясняется, что он просто прячется позади меня, физически – прижатой к губам ладонью – сдерживая смех и кивая на зеркало. Я не рыжий, нет. Обыкновенный. И тут же оказываюсь стиснут ландышевым букетом. Даже вспоминаю марку неистребимого безобразия… «Герлен», аромат в стиле 2010-х… Подскочила на одной ноге. Согласен, её мать может быть только драматической актрисой. – А я всегда мечтала увидеть тебя рыжим… – Хорошо. Завтра. – Да ну, не надо! Я же просто… – Ты этого хочешь, а я это могу. Отлично всё складывается. Получается занятная вещь: сразу за воронкой пустоты внутри есть огромная сила. В каждом из нас. Железно. Но друг без друга её очень трудно достать. 13 апреля 2099 года, Земля – Я не проспал, Пётр Николаич! Не проспал! Вы же сказали в шесть! – сообразив только, что это входящий звонок, а вовсе не будильник, лихорадочно пытаюсь понять, не мог ли зачем-то перемудрить с настройками времени. Но с чего бы, я же не на Ёжике… К тому же механические часы, подаренные Томом, выкинуть такого никак не могли. И сейчас без восемнадцати минут пять. – Какое проспал, Кузнецов! Если бы! Ноги в руки и сюда! И форсуна своего тащи! – Да что случилось хоть?! – Рано обрадовались, вот что случилось! Трёп отставить! Обрывает связь. Зажмуриваюсь и снова резко открываю глаза. Всё-таки когда Гончар спит?! Судя по цвету его лица в такое время суток, он не биоробот, но как это возможно технически, в некоторые моменты я совсем не понимаю… Ни за что не поднимусь с постели раньше чем через пять минут. И вообще, где я найду сейчас «форсуна», интересно знать… Импровизированная вечеринка обернулась потерей берегов на почве прорывного чувства безопасности и парой вытекших из этого обстоятельства часов безостановочного хохота. А шампанское Алекс с Ритой просто-напросто забыли открыть. Они были слишком заняты попытками привести свои отвисшие челюсти в более физиологичное положение после того, как Том вручную изобразил вчерашний закат – как будто окативший полнеба ярко-красными чернилами. Когда творение, спроецированное на стену и частично потолок моей гостиной, было готово, воцарилась убийственная тишина, а потом Тихорецкий шёпотом подтвердил: – Круто. А ведь он был лучшим в своей художке. Но у мирабилианцев фотографические мозги. И впрямь, зачем им освещение на улице… В завершение вчерашних приключений я, выходит, по традиции вырубился прямо здесь, в гостиной. – Форсун – это… как разбрызгиватель?.. – вопрошает ставший за последние дни мучительно знакомым голос за левым плечом. Кресло издаёт щелчок, меняя конфигурацию, – поворачиваюсь на звук и замечаю сияние мирабилианской головоломки у Тома перед носом. Ещё один представитель секты недреманных очей, созданной с целью не давать мне никакой жизни…. – Как павлин это… или щегол… то есть щёголь, – заговариваюсь, постепенно сползая с дивана и отбиваясь от обрадованного внезапно ранним наступлением нового дня Джека. – Понятно?