– В Совет старейшин входят мирабилианцы, принявшие рекордное количество удачных решений. Таких, об отдалённых последствиях которых можно более-менее достоверно судить. Профессии членов Совета не имеют значения: используются отчёты экспертов. – Вроде тебя. – Вроде. Особенно удобно… что я как раз вхожу в Совет, – поглядывает искоса, высматривая признаки произведённого эффекта. – Ах вот почему та девчонка в космопорту так на тебя вытаращилась! – слишком громко ору я. – Х… – издаёт нечто среднее между смешком и выдохом, – это, скорее, из-за моей внешности. Члены Совета не являются публичными персонами, никому нет дела до того, как мы выглядим. Но я тебе на всякий случай покажу, – разворачивает изображение семерых сияющих мирабилианцев, среди которых он сам – третий с края. Компания расположилась на фоне живописного скопления смахивающих на деревянные скульптур – музея, похоже. – Совет в полном составе. Имена называть не стану, просто запомни их внешний вид – мало ли где доведётся оказаться, а ты любишь махать кулаками, даже не спросив у собеседника, как его дела. – Они же всё равно могут читать мои мысли?.. – Нет. Во-первых, – хмурится назидательно и устало, – это не чтение мыслей – скорее, диалог и… средство воздействия. Между мирабилианцами вообще такой номер… как это… не пройдёт! Между собой мы можем общаться телепатически, но у каждого разные способности, и вместе с тем сама связь считается доверительной. Не для чужих. А во-вторых, в разум не так-то просто вторгнуться. Все выставляют защиту неосознанно… А тебе, Ваня, в этом нет равных. – Том, ну сколько можно… ты же сам сказал, что воздействовал на меня! – Ты выдал мне неслыханный карт-бланш. – А что ты вообще делал на Ёжике? Расу отслеживал? – Эм… налаживал связи с землянином, намереваясь проникнуть к вам на планету, конечно… И предотвращал ещё одно вторжение в отграниченную зону. От них слишком много затруднений, надо признать… К слову, у нас есть теоретические расчёты по графикам их прибытий. И данные о том, кто контролирует погранпосты. – А данные-то откуда?! – Тулисианцы… негласная договорённость. Боятся лишиться нашей помощи с технологиями. – Им никто санкций не давал! – Ясное дело… – Ну так и… вы послали шпионов на все пограничные базы? Кстати, пришельцы из расы, они что – реально пилотируют эти корабли? – О… без сомнения, не пилотируют. Потом объясню. А шпиона – в своём лице – я отправил только к тебе. Другие предсказуемы. А ты… талантливый программист, остался без коллеги, да и характер, если верить досье… Словом сказать, я проследил за обстановкой. А последующий заход расы уже контролировали с Земли. – Охренеть… и даже принтер сломал ради легенды? – Конечно нет… Он вправду сломался… ты же видел мой звездолёт, – Том расплывается в улыбке, нацелив на меня пристальный взгляд. Пусть гипнотизирует, если так хочется… карт-бланш… да, чего уж там… – Какой интерес вообще в языках, если способен – ну всё-таки ведь да! – напрямую покопаться в чьём-то мозгу? Задумчиво поджимает губу: – Не сможешь приблизиться к подлинному пониманию собеседника, если не говоришь на его родном языке свободно. Лингвистический релятивизм… – Разве это не гипотеза? – Нет. – Но… ведь на Земле сейчас практически нет монолингвов. Мы, получается, двойственные натуры? – Знаю, что тебе это трудно ощутить, но на деле земные языки очень близки друг к другу… – Да-да, согласен, для контраста тулисианский я изучал… только забыл всё… Автопереводчик, кстати, прекрасно справляется! Ну, если нужно сказать «отличная погода сегодня», «проваливайте» и «вам конец»… – О да. Стоит тебе пригласить инопланетянина к себе в дом, переводчик уже справляется не так хорошо. А если ты окажешься вовлечённым в его жизнь… Раздаётся мелодичный сигнал, очевидно, свидетельствующий о прибытии поезда в пункт назначения. – Надень его, – Том протягивает мне нечто, похожее на шляпу пасечника, и в ответ на моё недоуменное молчание поясняет: – Приехали в мой родной город, там лето. Длится не более двадцати наших суток… Но температура снаружи сейчас около пятидесяти градусов по вашему Цельсию… Это устройство не даст получить тепловой удар, пока доберёмся до моего дома. Открываю рот как дурак, а внутренний голос, явно принадлежащий Тихорецкому, хихикает у меня в голове: «Вот что такое эксцентриситет, отличник!» Жару я плохо переношу, но… стоит тебе пригласить инопланетянина к себе в дом… 29 марта 2099 года, Мирабилис Стоит пригласить инопланетянина к себе в дом – и (при особенно неудачном выборе кандидата) ты имеешь все шансы в кратчайшие сроки застрять в преисподней. Двести метров пешком до кара показались мне затянувшимся трипом по пустыне Сахаре, несмотря на то что весь путь лежал в тени от некого подобия навеса. И почему нельзя было сделать крытую парковку с кондиционером, а ещё высокоразвитая планета! Вид сверху, правда, представился привлекательным: зелено (как называются все эти кустарникообразные хренотени, которые точно были изображены в досье на планету Мирабилис в нашей базе, я напрочь забыл), не слишком сильно застроено, рядом море (или озеро?), небо не особенно отличается от земного. Правда, в автокаре было хоть и не так жарко, как снаружи, но настолько душно, что жилище Тома после марш-броска через преисподнюю кажется мне спасительным холодильником. Да и смахивает оно на оазис: разноцветная, глянцевая, переливающаяся обстановка – кругом стекляшки, мозаики, витражи, гладкие поверхности, полупрозрачные пластиковые округлые формы. Только пол белый – из какого-то твёрдого полированного материала. Я даже не спрашиваю разрешения – скидываю берцы и с наслаждением ступаю на оказавшееся ожидаемо прохладным покрытие босиком, а потом и вовсе растягиваюсь на полу прямо при входе, на несколько секунд на манер Джека высунув язык. – Можешь вообразить, какого труда мне стоило не поймать тебя за руки, чтобы немного охладиться? – шутит Том, скептически рассматривая меня сверху. – Я бы точно тогда умер… Пекло вокруг – и тебя настигает рукопожатие огромной раскалённой головешки. Интересно… а дьявол в аду… он считался горячим на ощупь или как?.. Том пожимает плечами, демонстрируя, что этот вопрос его нимало не занимает. Но зашевелившиеся у меня в мозгу после мыслительной гибернации шестерёнки продолжают обрабатывать ассоциативную цепочку и выдают результат зачем-то сразу в озвученном виде: – А вдруг ты просто создатель Вселенной и водишь меня за нос, развлекаясь? Просто скажи мне, если это так, я ведь догадался! Как-нибудь… ну… вместе поразвлекаемся! – Надо же, – восклицает Том, – у тебя, что ли, всё-таки тепловой удар?! *** У меня нет никакого удара – ни теплового, ни… в общем, не очень-то я сейчас в ударе. Поэтому Том ни в какую не соглашается переходить к делу до завтра. А завтра на Мирабилисе наступит почти на восемь часов позже, чем привык мой внутренний хронометр. Маюсь от бессонницы в несуразном коконе из одеяла, покачивающемся в дурацком мирабилианском гамаке. Том сказал, что раньше жители планеты спали на неподвижных поверхностях, как все нормальные гуманоиды, но лет пятьдесят назад кто-то завёл вот такую моду, прикрываясь какими-то исследованиями о пользе для здоровья, и она оказалась удивительно живучей. К счастью, этот гамак можно опустить на пол. На самом деле я склонен к социальной изоляции просто потому, что мне трудно чувствовать время, будучи затянутым в чужой поток. Проще говоря, я человек увлекающийся. Всем подряд. Но если книги, теории и действия позволяют мне сильнее становиться собой, то другие разумные существа… с ними сложнее. Устремления у всех у нас, в общем, разные. И чудо – найти людей, с которыми мы по меньшей мере не деструктивны по отношению друг к другу. Но обычно я игнорирую это соображение, сосредоточившись на новизне, и рассматриваю собеседников как источник красочных сведений. Поэтому занимает некоторое время переключиться с весёлых картинок на фактическое взаимодействие – и тут как раз обнаруживаю, что время было попросту отобрано мной у самого себя… В большинстве случаев непонятно зачем. Вот почему я так неохотно иду на контакт. С Томом в этом смысле получилась непонятная история. Он изначально встроился в мой поток – настолько, что я мог несколько часов подряд находиться в его обществе, не испытывая потребности внезапно без объяснений задраить люк своей каюты. Странно, если учесть, что даже Ритка – наиболее ментально близкое мне существо во всём мире – временами вызывает желание немедленно защёлкнуться. Правда, она на раз вычисляет это моё состояние и тут же прикладывает палец к губам, напоминая об опасности открывать в такие моменты рот, и угрожающим кивком призывает убираться. А теперь, после Ёжика, и особенно после болезни Алекса, я из-за такой пантомимы начинаю хохотать – и желание капсулироваться пропадает. А прямо сейчас настораживает непонимание, что именно меня ведёт – тяга к приключениям (а точнее, к преодолению препятствий) или Том, ловко создавший иллюзию того, что я руководствуюсь собственными устремлениями… До сих пор это, в общем, никому не удавалось. Но Том… Кто он такой, я, по большому счёту, не знаю. *** Особенно забавно сразу после всех этих мыслей – субъективно вовсе без какой-либо паузы – проснуться. Почувствовать запах свежесваренного кофе – кое-что вспомнить – поспешно выбраться из непривычной постели – споткнуться об неё же – пулей вылететь в сторону аромата – заорать: – Твою мать, ты совсем сдурел? – Ш-ш-ш… невежливо так вести себя в гостях! А если птиц наших распугаешь – они такой гвалт поднимут! Хорошо хоть жара не позволила открыть окна… Кофе – для тебя. – Ну чего ради… ты член Совета, я понимаю, но… нарушать правила из-за меня… – Ха-ха… Кофе запрещён только на Тулисии, не здесь. Значит, я ничего не нарушил, в отличие от тебя… – Ладно, пофиг, давай его сюда. И рассказывай. Имей в виду, аппетит у меня как-то пока не появился… Не знаю, правда, зачем мне ещё и кофе – не иначе, решил устроить полноценные испытания сердечно-сосудистой системе на случай, если грозящих неприятных приключений в условиях пятидесятиградусной жары окажется недостаточно… Не зря я всё-таки контролирую диалог моего биочипа с медицинской программой в штабе. Ставлю чашку на столешницу из тёмно-зелёного стекловидного материала и устраиваюсь рядом на каком-то топчане, хаотично усыпанном похожими на шёлковые подушками. Это помещение, условно подходящее под название «кухня», производит впечатление жилища восточного шейха, краем уха услышавшего о стиле хай-тек. – В общем, то, что мы называем расой двадцать шесть, – скорее, хм… источники сигнала, – Том садится напротив на какую-то хрень, похожую на воткнутую в пол пружину, увенчанную огромным серебристым листом кувшинки, и умолкает, глядя в стену. – Источники? – Мы не можем их физически заполучить. Но, надо полагать, это какая-то штука, способная уместиться, скажем, в кармане. – И что она делает? – Изображает из себя мирабилианоподобное – или человекоподобное, в данном случае почти никакой разницы, – существо. – Зачем? – Не советую тебе начинать с таких вопросов, Ваня… Сущность просто подходит поздороваться – и захватывает твоё сознание. Но не в том смысле, что как-то влияет на него… Оно перебрасывает тебя… м… в другой пласт реальности. Ты внешний и становишься, как у вас говорят, инфицирован, пока это происходит. Почти всегда заметно сразу – ты похож на сомнамбулу. И способен инфицировать других. Мы можем с уверенностью отличать инфицированных – и вытаскивать их из такого состояния. Без каких-либо – даже очень отдалённых – последствий для них.