Часть 17 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Том подкатывается на врачебном кресле и нагло загораживает мне обзор спиной. Кажется, он ещё и нежно держит своего подопытного за оба запястья. Но адекватно рассердиться мешает внезапно навалившийся сон, прямо внутри которого дважды подозреваю, что Ритка с утра всё-таки подсыпала транквилизаторы мне в чай. Обычно они на меня не действуют, но не при такой степени недосыпа… Вот почему она и не думала беспокоиться о давлении и пульсе для отчёта… Всегда так – поплачет, ресницами похлопает, а коварный план всё равно провернёт…
Когда я снова начинаю воспринимать окружающий мир, уже явно близится вечер, и в палате никого нет, кроме меня и Алекса. Сканер снова нацелен на него.
– Значит, вот как ты просыпаешь побудки на службе, товарищ майор? – ехидничает Сашка, повернув голову в мою сторону.
– Это Гончар тебе наплёл?! Я лишь раз проспал, и то на Земле!
И спохватываюсь:
– Ну… как самочувствие? И куда они все свалили, блин?!
– Нормально… Теперь всего лишь просто скверно…
– Ё…
– А твой тулисианский дружок владеет гипнозом.
– Что?!
С трудом принимаю сидячее положение. Мышцы как ватные, дело точно нечисто…
– Спроси у него при случае.
Лёгок на помине – светящийся от радости Том с подносом с какой-то синтетической едой для Алекса проникает в палату следом за Ритой.
– Спасибо тебе! – иногда я бываю способен произнести и такое.
– Прости, Ваня… простите все: с доставкой лекарства всё слегка вышло из-под контроля… но, главное, успел.
– Да что у тебя вообще когда-нибудь не выходило из-под контроля, Том?!
– Трудно сказать… но обычно я люблю, когда оно это делает.
Он явно собирается кормить Алекса с ложечки, и от такого зрелища я, пожалуй, себя избавлю.
– Что – оно? Это ведь ты сам делаешь, боже мой! – гневно оглядываясь, досадую уже в дверях.
– Ладно… я. Но… как сюрприз для себя самого.
– Ненавижу сюрпризы!
– Уж в этом, Ваня, сомневаться давно не приходится…
Вываливаюсь в коридор и прохаживаюсь туда-сюда, бубня под нос «я тебе сюрпризы-то на ноль поумножаю…» и разглядывая портреты передовых целителей на стене. А развёрнутых мыслей нет ровным счётом никаких. Как будто всё, для чего предназначена моя голова, – оглушающий стук крови в висках…
– Извините, – раздаётся откуда-то снизу юный голосок медсестры-азиатки, – не могли бы вы передать врачине, что её приглашают на консилиум… по поводу… этого пациента. Начнётся уже через полчаса, а она запретила заходить в кабинет.
Вдруг девушка вытягивает шею, силясь заглянуть мне за спину, и, улыбаясь, кивает:
– Ой, здравствуйте, Маргарита Константиновна, я как раз просила…
– Я десять лет училась на врача не для того, чтобы меня называли врачиней, – отрезает материализовавшаяся рядом с нами Ритка, круто разворачивается на каблуках и, остервенело покачивая бёдрами, удаляется к автобуфету.
Если я вздумаю хохотать – эхо разнесёт по всему этажу: в коридоре фантастическая акустика. Но эта речевая мода пятидесятилетней давности… а родившиеся где-то за пределами новой Москвы люди, как водится, просто застряли во времени… Но Маргариту Константиновну застрявшие во времени люди неизменно приводят в ярость.
– Передайте им, она подойдёт, – заверяю оторопевшую медсестру.
Сплошь застеклённая стена коридора поблёскивает, впитывая разгорающийся мартовский закат.
9 марта 2099 года, Земля
Стёкла соседних домов сверкают, отражая холодноватый мартовский рассвет.
Алекс выздоравливает. Уже на вторые сутки после нашего рискованного вмешательства он потребовал возвращения в Питер. Не знаю, чем именно руководствовался Тихорецкий, но лично я прикинул, что умереть в Москве – до того неправильно, что впору и вправду передумать умирать… Забавно, раньше я как-то особенно не размышлял о собственном городском патриотизме. Нормально ли было бы умереть на Ёжике? В общем, да. Главное – не в Москве…
Ритка попробовала уговорить Тома дать ей контакты учёных, разработавших лекарство, причём она почему-то уверена, что это были вовсе не тулисианцы. Том косвенно подтвердил предположения, не скрывая: препарат достался ему не совсем легальным путём, а значит, нам пока придётся замять тему и никак себя не проявлять.
Консилиум собирался поставить вопрос о каком-то ещё варианте экспериментального лечения, от которого у Алекса гарантированно отказали бы некоторые органы… Их можно было бы позже восстановить, но эффективность самого метода на данный момент в принципе неизвестна.
Ритка ухитрилась им наплести, что подействовала стандартная схема лечения (пока таких случаев было очень мало, и все – на гораздо более ранних стадиях заражения) и что мы будем продолжать её придерживаться, но теперь уже дома. Она изменила в базе даты отчётов сканера, а данные о перенастройке анализа и вовсе смогла удалить – почти без моих советов. А я просто стоял на стрёме у дверей кабинета статистики, уговаривая себя не провалиться с концами в эйфорию.
В самолёте у Алекса развился анафилактический шок, и пока Рита активировала бокс с экстренной аптечкой, Том просто-напросто достал из кармана ещё один уже заряженный старомодный шприц и чрезвычайно профессионально вколол ему дозу адреналина. Чуть не получив от меня хук в челюсть после окончания перформанса, этот самонадеянный враль признался, что такой вот побочный эффект, причём отсроченный, встречается почти в восьми случаях экспериментального лечения из десяти. Естественно, предупреждать нас заранее он и не собирался… Справедливости ради, больше чем на пять минут от Алекса Том не отходил с момента начала лечения. У тулисианцев есть ещё одно огромное преимущество: они могут спокойно не спать несколько земных суток.
А у нашей больницы есть огромное преимущество перед московской: она относительно малоэтажная, поэтому окна здесь можно открывать. Распахиваю все четыре створки – и в палату проникает отточенно исполняемая на фортепиано до неприличия известная мелодия: в соседней школе проводят какое-то мероприятие. Наверное, Шопен?..
– Саш… как эта штука называется? – оборачиваюсь и растопыриваю в воздухе пальцы, будто указывая на висящие сверху звуки.
– Ноктюрн ми-бемоль мажор, отличник, – хихикает Тихорецкий.
Дверь-стена переходит в открытое состояние – и Ритка впихивает каждому из нас троих по кружке чая, не прекращая трещать по аудиоканалу.
Угу… Мне достаточно было вычислить по базе этого дарителя дешёвых букетов и увидеть его причёску… Ставлю на три недели максимум.
– Тебе… насколько было… – выведываю у Алекса.
– Транквилизаторы помогают, – догадывается он сразу.
– Саш, ну от кого ещё я смогу узнать?.. Скажи мне!
– Надо думать, Саша не хочет позволить тебе испытать это переживание… дважды, – вперившись в меня взглядом, Том отставляет кружку на глянцевую поверхность пустующей опоры для какого-то медицинского агрегата.
Непроизвольно делаю глоток:
– Ну ё… В моём чае сахар! Рита… за четверть века можно было и привыкнуть! Целая тонна сахара, кошмар…
– А-а-а, перепутала! Эта моя, держи свою, – выкручивается она, избавляя от сладкого безобразия и усаживаясь рядом с Томом.
За окном продолжают играть Шопена – успеваю обрадоваться:
– А эту я знаю, как его…
– Вообще не Шопен, – закатывает глаза Тихорецкий. – Mariage D'Amour. Поль де Сенневиль, конец прошлого века.
– Оп… ну… круто же всё равно?
– Да, – излучает тепло Алекс. – Но играет не ребёнок. И не робот.
Некоторое время молча слушаем до скрипа притёртую к обстановке мелодию. Почти ледяной воздух пробирается сквозь окно и моментально преодолевается климат-контролем.
– А что если вы все существуете только в моем воображении?
Сентиментальные моменты всегда действуют на Риту очень странно…
– Должно быть, это было бы хуже для нас, чем для тебя, – успокаиваю я.
– Вот здесь, Ваня, ты не прав, – пугающе серьёзно реагирует Том. – Но я убеждён, что существую как минимум я. Поэтому, солнышко, – обращается он к Ритке, из-за чего Алекс натурально выпучивается, как сыч, но заходится беззвучным смехом, – тебе нечего бояться.
Ещё бы. Утонувшая в низком предмете мебели, она кажется ещё меньше ростом, ещё изящнее, а по контрасту с тёмно-синей обивкой – ещё более выраженной блондинкой.
– Ваши биологические виды несовместимы, – вызывая у Тихорецкого уже слышный хрип, предупреждаю я.
– Лучше сказать, не могут давать совместное потомство, но… Главное же, чтобы как будто ёкнуло… Я просто… в смысле…
– Лучше заткнись, – не переставая смеяться, отвечает за меня Алекс.
***
book-ads2