– Согласно недавнему отчету Университета Джона Хопкинса[187] о роли диеты в контроле климата, «если общемировые тенденции в потреблении мясной и молочной продукции не изменятся, подъем среднемировой температуры, вероятнее всего, превысит 2 градуса Цельсия, даже при резком сокращении выбросов со стороны секторов, не связанных с сельским хозяйством». – Для победы во Второй мировой войне одной борьбы на тыловом фронте было недостаточно, но победить без борьбы на тыловом фронте было бы невозможно. Одного изменения пищевых привычек будет недостаточно, чтобы спасти планету, но мы не сможем спасти планету, не изменив пищевых привычек. Не все действия одинаковы – По самым оптимистичным подсчетам[188], даже при условии международного сотрудничества, общемировой переход на ветровую, гидро- и солнечную энергетику займет более двадцати лет и потребует сотни триллионов долларов инвестиций. – Ганс Хоаким Шелнхубер, директор Потсдамского института изучения климатических изменений, говорит следующее: «Расчеты предельно ясны[189], несмотря на то что в ближайшие несколько лет мир не удастся спасти, [уже к] 2020 году наше пренебрежение может нанести ему смертельную рану». – С поправкой на инфляцию Вторая мировая война обошлась миру в четырнадцать триллионов долларов. – Чтобы остановить изменение климата, человек может сделать четыре самые значительные вещи[190]: перейти на растительную пищу, избегать авиаперелетов, отказаться от автомобиля и заводить меньше детей. – Из этих четырех действий на метан и оксид азота – парниковые газы, имеющие наибольшую важность – непосредственно влияет только переход на растительную пищу. – Для большинства людей выбор, заводить детей или нет, не является срочным. – 85 % американцев ездят на работу на автомобиле[191]. Немногие. Немногие из них могут просто выйти из него и пойти пешком. – 29 % авиаперелетов, совершенных американцами в 2017 году, были связаны с деловыми поездками по работе, и 21 % – с «личными целями делового характера». Компании должны больше полагаться[192] на дистанционные средства коммуникации, перелеты в «личных целях делового характера» необходимо сократить, а перелеты в целях досуга – можно и нужно ограничить, но нельзя отрицать и тот факт, что существенного количества авиаперелетов никак не избежать. – Каждый человек относительно скоро сядет за стол и сможет принять непосредственное участие в борьбе с изменением климата. Не все продукты питания одинаковы – Вот количество СО2-эквивалента (в кг) на порцию каждого продукта[193]: Говядина – 3 Сыр – 1,11 Свинина – 0,78 Птица – 0,57 Яйца – 0,40 Молоко – 0,33 Рис – 0,073 Зеленые овощи – 0,05 Морковь – 0,03 Картофель – 0,01 – Отказ от продуктов животного происхождения на завтрак и обед[194] оставляет меньший след СО2-эквивалента[195], чем среднестатистическая полностью вегетарианская диета. Как предотвратить великое вымирание – Для выполнения двухградусной цели Парижского соглашения[196] пороговый уровень ежегодных выбросов СО2-эквивалента на одного человека к 2050 году не должен превышать 2,1 метрической тонны. – Несмотря на то что следы СО2-эквивалента, оставляемые жителями разных стран[197], резко различаются – на среднего американца[198] приходится 19,8 метрической тонны в год, на среднего француза[199] – 6,6 метрической тонны, а на среднего бангладешца[200] – 0,29 метрической тонны – на среднестатистического жителя Земли[201] приходится примерно 4,5 метрической тонны СО2-эквивалента в год. – Отказ от продуктов животного происхождения на завтрак и обед[202] сокращает выбросы на 1,3 метрической тонны в год. Часть третья Единственный дом Обозначим нашу точку зрения Настал момент, когда обитатели Марса больше не могли отрицать нагревание своей планеты или масштаб грядущего разрушения. В последней отчаянной попытке спасти свою цивилизацию, они выкопали глубокие каналы, соединявшие полюса планеты с выжженными просторами, в которые превратилась остальная ее поверхность. Ежегодное таяние полярных ледниковых шапок должно было дать воду, которой хватило бы на орошение посевов, чтобы прокормить, по крайней мере, еще одно поколение. Эта обреченная борьба с вымиранием была задокументирована астрономом Персивалем Лоуэллом из своей частной обсерватории в Флэгстаффе, штат Аризона, в конце XIX века. Лоуэлл не был шарлатаном, он был членом Американской академии наук и искусств, и за ним признается заслуга по консолидации усилий, увенчавшихся открытием плутона, но, поскольку ни один астроном из его современников не смог подтвердить наличие у Марса «искусственных черт рельефа», его теория, покорившая публику, была отвергнута научным сообществом. Он продолжил свои наблюдения и скрупулезные зарисовки марсианских каналов и, вплоть до своей смерти в 1916 году, продолжал настаивать, что они представляли собой последние героические попытки умирающей цивилизации спасти себя. Поиск марсианских каналов начал не Лоуэлл. В 1877 году итальянский астроном Джованни Скьяпарелли сообщил, что на поверхности Марса обнаружены canali,тем самым запустив среди англоговорящих астрономов поиск искусственных черт рельефа на поверхности планеты. Лоуэлл был единственным, кто подтвердил наблюдения Скьяпарелли. Увы, итальянское слово canali по-английски означает «проливы» (черты рельефа природного происхождения, представленные на Марсе в избытке), а не «каналы», как оно было ошибочно переведено на английский. Когда в 1965 году космический летательный аппарат НАСА «Маринер» пролетел мимо Марса, сделав первые фотографии его поверхности, существование каналов было убедительно опровергнуто. Если Марс и был когда-то населен разумной жизнью[203], то либо эта цивилизация скрыла следы своего существования, либо их стерло время – так же как, по словам ученых, случится примерно через двадцать тысяч лет после исчезновения с лица Земли человечества. Однако потребовалось еще сорок лет, чтобы объяснить, что именно так долго наблюдал и описывал Лоуэлл. * * * Печатая эти строки, я сижу у кровати своей бабушки. Последние несколько лет, после того как стало ясно, что пребывание в доме престарелых – слишком большое для нее испытание, она живет с моими родителями. Сейчас она боˊльшую часть дня спит. Мать говорит, что бабушка просит будить ее всякий раз, как кто-нибудь приходит ее навестить. Это противоречит всем моим инстинктам – никогда не будить спящих младенцев, никогда не будить умирающих бабушек, – но в этом случае я действую исходя из того, что знаю, а не из того, что чувствую. Ее веки поднимаются, и вместе с ними поднимаются в улыбке уголки губ, словно они соединены ниточками. Она, как всегда, полностью в своем уме. Есть столько всего, о чем нам с ней нужно поговорить в последний раз, но, несмотря на это – или из-за этого, – мне кажется, что нам не о чем говорить. Поэтому мы в основном просто сидим молча. Иногда она бодрствует, иногда снова засыпает. Иногда, пока она отдыхает, я спускаюсь вниз и болтаю с родителями. Иногда, как сейчас, остаюсь с ней. Еще один способ заполнить эти часы для меня – это сесть за руль и проехать по городу по местам своей юности: ресторан мистера Л. исчез, исчезла аптека «Хиггерс-Драгз», книжный «Политика и проза» переехал на другую сторону улицы и превратился в империю, игровая площадка школы Шеридана[204] уступила место зданию с новыми учебными классами, парк Форт Рино до сих пор на месте, хотя группа «Фугази» давно распалась. Все изменилось в размерах. «Высокий холм», с которого мы с братом на слабоˊ съезжали на великах без тормозов, теперь в лучшем случае пологий склон. Дорога до школы, которая занимала у меня почти час, оказывается не длиннее шести кварталов. Но сама школа, которая запомнилась мне маленькой, огромна – во много раз больше школы, в которую теперь ходят мои дети. В том, как искажается мое чувство масштаба, нет особой последовательности, но искажается оно конкретно. Самым странным было увидеть дом, где я прожил первые девять лет своей жизни. На этот раз меня подвело не чувство масштаба, а масштаб чувств. Я был уверен, что, увидев этот дом снова через несколько десятков лет, обязательно расчувствуюсь, но на самом деле испытал всего лишь небольшой интерес и через десять минут был вполне рад уйти восвояси. Несколько лет назад одна художница провела серию длинных интервью с каждым из моих братьев и мной, зарисовывая наши воспоминания о доме нашего детства. «Какого цвета входная дверь? Что ты видишь при входе? Пол голый или с ковром? Сколько ступенек в лестнице на второй этаж? Как выглядят перила? Есть ли на окнах шторы? Сколько лампочек в люстре? (Все ее вопросы задавались в настоящем времени.) Потом она представила три разных плана нашего дома, соответствующих нашим воспоминаниям. Расхождения были ошеломительными: разная конфигурация комнат, разный масштаб, даже разное количество этажей. Как такое возможно? Это было не какое-то здание, куда мы заходили всего несколько раз. Это был дом, в котором нас вырастили. Возможно, ее эксперимент доказал, что полагаться на память можно еще меньше, чем мы думали, или что в детстве мы были слишком заняты, чтобы обращать внимание на то, что нас окружало. Но намного больше тревоги вызывает вероятность того, что дом – который мы считаем неотъемлемой частью историй, которые придумываем сами, и тех, в которые верим, – вовсе не настолько важен, как нам кажется. Возможно, что в конце концов дом – это всего лишь место. * * * После падения Римской империи на пропитанной кровью земле Колизея расцвели экзотические растения, каких нигде в Европе раньше никогда не видели. Они все росли и росли, покоряя балюстрады и душаˊ колонны. На какое-то время, хотя и не преднамеренно, Колизей стал самым большим в мире ботаническим садом. Семена тех растений случайно выпали из шкур быков, медведей, тигров и жирафов, которых везли из далеких стран на убой гладиаторам. Растения заполнили то место, откуда ушла Римская империя. Когда мы с бабушкой ходили по выходным гулять в парк, она присаживалась отдохнуть на каждой скамейке – возможно, было бы точнее назвать те воскресенья часами отдыха, прерываемого на секунды ходьбы. Обычно мы сидели молча. Иногда она давала мне жизненные советы: «Женись на той, кто чуточку глупее тебя», «Влюбиться в богачку так же просто, как в бедную», «Раз ты заплатил за хлеб в корзинке, тебе следует его взять». Частенько она клала свою огромную руку мне на колено и говорила: «Ты – моя месть». Меня всегда озадачивало это ее заявление, и за прошедшие годы я придумал ему несколько объяснений. «Месть» в английском[205] происходит от латинского слова vindicare, что означает «видеть свободным» или «заявлять притязания». Возвращать свободу. Возвращать утраченное. Чтобы полностью отомстить геноциду, целью которого является стереть с лица земли вас и ваш народ, нужно создать семью. Чтобы полностью отомстить силе, которая пытается заявить на вас права и заточить в темницу, нужно вновь обрести свободу, заявить права на свою жизнь. Может быть, когда бабушка смотрела на своих детей, внуков и правнуков, она видела что-то подобное собственному Колизею, полному цветущей, красочной, неповторимой жизни, впечатляющей именно по причине своей невероятности. Если мы начнем борьбу с экологическим кризисом прямо сейчас, будущая жизнь, которой мы дадим возможность расцвести – возвращенная, освобожденная, – сможет выглядеть подобным же образом.