Маркин чуточку поколебался: — Не завидую той, кому такой рыцарь вскружит голову. А недавно он встретился с Зиночкой в Доме офицеров. Просмотрели фильм «Повесть о настоящем человеке». Вышли на улицу. Семен сжимал в кармане бархатную коробочку. — Зина! Я обещал привезти вам кое-что из Ленинграда. Вот... Они вам подойдут. — Он решительно вытащил из кармана коробочку и раскрыл. В гнездах сверкали дорогие серьги. — Это еще что? — покраснела Зиночка. — Сейчас же спрячьте! Зря стараетесь, Маркин! — В-вы не так меня поняли, — попытался оправдаться Семен. — Я отлично понимаю. Мужчины, вроде вас, любыми путями пытаются обольстить свою жертву. — Девушка бросила в урну использованный билет и медленно пошла дальше. — Н-но нельзя же мерять всех одной м-меркой. — Только не вам это говорить. Давайте начистоту. Они снова остановились. — Вот вы преследуете меня. Прикидываетесь тихоней. А зачем? В жизни вы не такой. Не обижайтесь, но выскажу правду. Вы эгоист. У вас нет настоящего друга. Да и будет ли с вами кто дружить, если с целью личного благополучия, вы без зазрения совести можете вылить на голову товарища ковш грязи? А пьянка?.. — продолжала девушка. — Мне ли читать вам мораль? Если бы вы хоть чуть-чуть были похожи на Мересьева. Я... — Тогда была война, — перебил Семен. — А разве не на чем показать себя в мирное время? Вы увлеклись танцами. Это неплохо. Но есть более серьезные вещи. Ум и мужество покоряют сильнее любого подарка. ...За воспоминаниями Маркин не заметил, как очутился на узкой безлюдной улице старого Степняково. Она оправдывала свое название: Степная. Ни одного деревца. Низкие домишки. Все опушено свежим снегом. На этой улице жила Зиночка. А снег все сыпал. Он облепил фонари мохнатым кружевом, насыпал такую толщу на дорогу, что ботинки промокли — хоть выжимай. Дом Зиночки — четвертый от края. Ставни открыты, в окнах свет. А где-то вблизи шумят дети. Маркин посмотрел на часы. Половина девятого. Может быть, там и Зиночка? Она любит детей. Побрел к ребятам. В начале улицы выступают над землей погреба овощехранилища. Засыпанные снегом, они возвышаются, как горки. На них резвятся дети с санками. Особенно их много у центрального погреба. Эта «горка» выше всех. Возле нее столб с электрической лампочкой, а дальше, под навесом, недостроенный противопожарный резервуар. Он накрыт досками. Семен подходил к резервуару, когда с горки-погреба стремительно понеслись санки. Они задели его ногу и вильнули под навес. Девочка шустро соскочила с них и... будто провалилась под землю. Только булькнуло. Оказывается, в настиле не хватало двух досок. Семен сорвал с себя шинель, шапку, китель и плюхнулся в зияющую дыру. Ледяная вода обожгла руки, шею. Маркин нырнул. Еще раз, еще... Наконец рука схватила что-то мягкое. Семен оттолкнулся, поднял вверх руки с мягким клубком. Намокшая одежда тянула вниз, озябшие руки отказывались держать ношу. А над дырой — шум голосов. Из последних сил Маркин приподнял девочку, и ее схватили сразу несколько рук. Потом вытащили его, Семена. Он был, как вынутый из норки суслик. От дрожи зуб не попадал на зуб. Кто-то заботливо набросил ему на плечи шинель, на голову — шапку. Это отец пострадавшей. — Пойдем, браток. Нужно живей сменить одежду, — сказал он. Вот и дом. Самый крайний. Хозяин достал из гардероба белье, одежду, заставил Семена переодеться. Его жена натирала девочку денатуратом, и едкая вонь разлилась по комнате. Пока хозяин дома, Лубенцов, суетился на кухне, Маркин осматривал себя в зеркале. Брюки были ему коротки, полосатая сорочка обтянула тело так, что, казалось, вот-вот треснет. — Хватит любоваться, — появился в комнате Лубенцов. — Пойдем лечиться. Водка — самое надежное средство от простуды. Семен заколебался. Грешен уже был... Но его все еще потряхивало в ознобе. Ладно. Куда ни шло. Согласился. Лубенцов налил ему полный стакан. Запекло в желудке, тепло расползлось по телу, подобралось к голове. Язык стал заплетаться. Лубенцов налил еще. — Ни-ни-ни!.. Больше ни грамма. — Пей, Сеня! За второе, можно сказать, рождение дочки! Выпили. В кухню вошла хозяйка. Она чем-то напоминала Зиночку. Только была постарше. Не сестра ли? — подумал Семен. — Извините меня. Я так растерялась. Лиза, — назвала себя женщина и протянула Маркину руку. Познакомились. — По гроб жизни буду вас, Сеня, помнить. Если бы не вы... Ну-ка, налей, Игорь! За спасителя дочери! Пришлось Маркину выпить еще. Стал собираться домой. — Куда вы пойдете? Одежда на вас не форменная. Та сохнет. — Ничего. Н-ничего, Луиза, — пробормотал Семен. — Хоть в мешке, а только домой. Дело есть. — На улице непогода. Останьтесь! — не отступала Лубенцова. — Пьян, думаете? — скорчил гримасу Семен. — А хотите, на одной половице спляшу? — его крепко шатало. Хлопнув в ладоши, он выбросил вперед ногу и вдруг нахмурился. — Н-нет, не буду... Сенька Маркин теперь только серьезными вещами займется. Пойду! — надел китель и шинель. — Всего, хозяева! За одеждой скоро появлюсь. Распахнув шинель, Маркин шел не разбирая дороги. Разорванные тучи открыли кусок звездного неба. Снег сыпать перестал. Семен шел не торопко, загребая ботинками. Вот Зиночкин дом. Окна светятся. Семена будто кто толкнул постучать в окно. Но тут услышал шаги. Приближались Зиночка и Козырев. — С пижоном этим все ходишь?! — грубо остановил их Семен. — Замолчите! — вскрикнула Зина. — Вы... вы... — слова не шли на язык. Она вдруг резко сорвалась с места и побежала к дому. — Ну, пьяница, добился своего? — зло процедил Козырев. — Плевать! — В расстегнутой шинели и в сдвинутой набок шапке, Семен медленно поплелся к Дому офицеров. Как раз закончился последний киносеанс и навстречу валил народ. — Маркин! Вы что творите, мальчишка такой? — Перед Семеном стоял майор Кикнадзе, рядом — его жена. — Я вас слушаю, товарищ майор! — вытянулся по швам Маркин. — Нино! Иди, пожалуйста, одна, — повернулся майор к жене и тут увидел в толпе высокого лейтенанта — комсорга эскадрильи Кирсанова. — На ловца и зверь. Задержись, Кирсанов, пожалуйста! Кикнадзе выждал, пока прошли люди, и выплеснул свой гнев: — Полюбуйся, комсорг! Опять позорит. Почему напился? Почему забыл прежний урок? Маркин виновато опустил голову. Из-под открытых бортов шинели виднелась не обычная защитная рубашка, а полосатая. — А это что за винегрет? — раздраженно вскричал комэска. — Зачем позоришь погоны? — Случай один, товарищ майор! Я... — Не надо! — крикнул Кикнадзе. — Товарищ Кирсанов! Разобрать его на комсомольском бюро! Накажите, как следует. Я тоже строго накажу. Семен так и не сказал ничего в свое оправдание. А тут еще, как назло, мимо прошел капитан из особого отдела. Как-то зыркнул на него. Хмель улетучился. Настроение было отвратительное. 10 Шантаж Солнце весело заглянуло в окна казармы и разбросало по койкам золотые лучи. Ясное утро еще больше приподняло настроение рядовому Федору Яковлеву. Сегодня ему стукнуло двадцать один. Федор достал из тумбочки почтовое извещение, расправил гимнастерку и направился к взводному лейтенанту Козыреву. — Товарищ, лейтенант! Разрешите деньги получить в городе? — A-а, именинник?! Поздравляю, Яковлев! К сожалению, от наряда освободить не могу. Увольняю до обеда. Через несколько минут Федор быстро шагал в город. Скрипел ослепительно белый снег, спрессованный пешеходами. Вот и почта. У двери Федор чуть не столкнулся с дядей Колей. — Ты как попал сюда, Федя? В будний день-то? Из-под очков на Яковлева улыбчиво глядели маленькие глазки. Узнав, почему Яковлев отпущен в город, тот оживился: — О, такое событие грех не отметить. Я забегаловку знаю одну. Патруль там не бывает. Возьмем такси и... — Извините, сегодня я пас. В караул заступаю. — Ерунда. Такого парня, как ты, пивком с ног не сшибешь. Чего греха таить, еще с малолетства Федор знался с горькой. Света, затем армия остепенили его, но... — Ладно. Получу деньги и поехали, — махнул Федор рукой. Забегаловка и в самом деле оказалась тихой. Они были одни.