— Федор. — Иван. Вот и все. Обмен кодовыми фразами состоялся, и фамилии были не нужны, хотя Ивану полное имя незнакомца было известно и ранее. Федор Аверин уже работал когда-то в Черногории под легальным прикрытием, и его контакты были необходимы сейчас для сопровождения операции. Разработчики плана в силу какой-то особо дотошной предосторожности запретили доступ на остров Малашова всем, кто не был связан непосредственно с боевой частью операции, и потому пообщаться с Федором ему надлежало в другом месте. — С политиками общая координация у нас есть, а вот с прессой очень нужно поработать, — на ходу объяснял Иван. — Но подробнее это лучше обсудить вон там, наверху, — он кивнул в сторону возвышающегося на горе монастыря. — Предлагаете залезть на скалу? — усмехнулся Федор. — Нет, братья-славяне уже все предусмотрели несколько веков назад, — рассмеялся Иван. — У самого подножия горы есть подземный ход, как и у многих здешних древних монастырей. Так что поднимемся наверх без излишнего экстрима. Когда они приблизились к скалам, над морем уже поднялся плотный туман. Высоко над их головами виднелся монастырь, в буквальном смысле вырастающий из горы. Идеально встроенный в скальную нишу, он вместе с отвесной грядой терялся в густой пелене, в которой не было видно даже соседнего склона. Из-за этого казалось, что гора пугающе обрывается в неизвестность, и только в самой близи выступали из ниоткуда лестницы и арки, выбитые из гранита. Иван молча кивнул в сторону узкого серпантина и едва заметных выдолбленных в скале ступенек — ненадежных и скользких, то и дело норовящих слиться с отвесной гранитной стеной. Туман стал настолько непроницаемым, что Ивану, когда он шел по кромке серпантина над пропастью, казалось, словно он двигался прямо по воздуху, в странной непрозрачной невесомости, заволакивающей мир. Реальными в ней были только стены и скалы, а за ними — мрачная глубокая пещера. — Вот здесь будет подземный ход, — коротко проинструктировал Иван. — С незапамятных времен остался. Был построен во время какой-то очередной балканской войны, то ли с турками, то ли… кто их разберет. И нам теперь пригодится. Он включил фонарик и быстро оглянулся назад. Федор шел за ним по пятам, как призрак, и на каменном выражении его лица ничего невозможно было прочесть, словно это лицо, как и все вокруг, тоже было высечено из гранита. Иван повернулся к боковой стене, и только сейчас Федор разглядел массивную дверь. Ей явно было больше ста лет, но открывалась она сравнительно недавно — это было видно по свежим царапинам на полу и по отсутствию слоев каменной пыли. Иван извлек из кармана ключ, отпер дверь и потянул за ручку. Она поддалась со скрипом, неохотно, и ее лязг эхом отозвался в гулких пещерных стенах. Федор прошел вслед за Ваней и оказался уже не в окружении неровных и мокрых стен грота, а в настоящем коридоре — темном, затхлом, но явно сделанном людьми. Электричества здесь не было, и Ванин фонарь выхватывал только выкрошившиеся от времени фрески, на которых еще можно было разобраться древние надписи и чьи-то лики. Старинная роспись незаметно переходила в естественные узоры горных пород на потолке коридора, а прибитые прямо к скале иконы завершали сходство с первыми веками новой эры. В дальнем конце пути по обоим бокам показались двери — уже не такие массивные и явно более новые. — Здесь главная комната для совещаний, но мы пока ее пропустим, — Иван кивнул на правую дверь. — Там лучше собираться, когда много народу. Но нас сейчас всего двое, поэтому мы не вызовем подозрений, даже если просто пройдем в монастырь. Поднявшись по лестнице, они вышли на старую, выкрошившуюся местами площадку на поверхности. Сбоку виднелась потемневшая от времени арка, а за ней — низкие пробоины в гранитной толще, за которыми скрывались маленькие, как пещеры первых христиан, храмы. Впереди шла дорога к главному корпусу монастыря — зловещему погруженному в туман и сгущающиеся сумерки замку. — Если захотите помолиться, это в другой раз, — усмехнулся Иван. — Сейчас пойдемте в трапезную, нас покормят. А кормят тут вкусно. Трапезная тоже напоминала пещеру, только с более ухоженными стенами, электрическим освещением и длинными рядами скамеек. Сейчас она была пуста, только угрюмый бородатый монах возился на кухне, и при приближении гостей вынес поднос с большой салатницей, тарелки и столовые приборы. — Потом будет суп и второе, все как у нас, — пояснил Иван. — Это Марко, русского он не знает. Но знает, что должен принести поесть и убраться восвояси. Все бы сотрудники у нас были такими исполнительными, а? — Неплохо вы тут устроились, — кивнул Федор. — Так в чем заключается моя задача? — Нам нужны репортеры — люди надежные и проверенные. Кого вы можете предложить? Федор был готов к такому вопросу, и не спеша начал раскрывать карты. Он перечислял названия агентств и имена конкретных журналистов, давая их краткий психологический портрет и мотивацию. Она была у всех разной: кто-то просто желал заработать денег, кого-то привлекали шикарные приемы в кремлевском дворце и возможность сделать карьеру, играя на скандальных темах и получая драгоценный «инсайд» чуть ли не из самого Кремля. Были среди репортеров и идейные любители России, но как раз их Федор ценил менее всего — такие люди часто не могли скрыть свою эмоциональность, и их убеждения явно перехлестывали через край, разрушая и без того хрупкую иллюзию объективности. В одних случаях следовало выстраивать отношения с редакторами, в других — с конкретными репортерами, а во многих достаточно было «выдернуть» ранее завербованных и все еще преданных агентов. — Для съемки выстрелов в толпе нужны только самые проверенные люди — такие, которые и под пытками не расколются, что это мы их привлекли, — инструктировал Ваня. — Значит, лучше всего, чтобы они стояли здесь, здесь и здесь, — он отодвинул салатницу и развернул вынутый из-за пазухи сложенный вчетверо план местности перед зданием парламента. — Далее, после того как третья группа блокирует полицию, и Драган начнет беспорядки, нужно, чтобы они прямо перед самыми выстрелами сняли группу албанцев. Легенда такова, что правительство Джунаковича привлекло исламских террористов из Косово, чтобы распугать протестующую толпу. Именно на них важно возложить вину за выстрелы. Только журналистам об этом говорить не нужно — это уже слишком. Просто важно проследить, чтобы они оказались в нужное время в нужном месте. — Ты уверен, что албанцы не подведут? — с сомнением спросил Федор. — Они не большие любители России. — Зато они большие любители денег! — с презрительной усмешкой ответил Иван. В его глазах играла веселость, которая слетела с лица только тогда, когда мрачный, высокий и бородатый Марко подошел к столу с дымящейся кастрюлей супа. — Хвала, Марко, — по-сербски поблагодарил его Иван, давая понять, что монаху следует удалиться. Тот лишь молча поклонился и, шурша бусинками четок по подряснику, пошел прочь с опустевшей салатницей. — Жалко, что мы их в Киеве привлечь не догадались. Албанцев, в смысле, — понизив голос, поделился Иван, искоса глядя вслед Марко. — И вот еще что. Этих албанцев в живых оставлять нельзя. Никаких свидетелей. Они — всего лишь наемники, а это большой риск. Наши ребята об этом позаботятся, но ты, если будет возможность, с журналистами переговори — лучше, чтобы кадры убийств косоваров на экран не попали. — Там будут не только дружественные журналисты, — напомнил ему Федор. — Это да. Все предусмотреть невозможно. Но наша задача сделать максимум для продвижения нашей версии. А недружественных журналистов может и шальной пулей задеть, — зло прищурился Иван. Федор внимательно смотрел на него. Сейчас, в неярком искусственном освещении трапезной, когда свет вычерчивал на лицах резкие и глубокие тени, Аверин понимал, почему этот парень был идеальным куратором сербских националистов. На вид Ване было не больше тридцати, хотя Федор допускал, что тот может выглядеть моложе своих лет. Тренированный, темноволосый, загорелый, с высокими выступающими скулами и ярко-синими глазами, он был особенно красив в моменты злости. Что-то героическое светилось в самом его облике, и ему нужно было совсем немного, чтобы заставить эту героичность проступать как будто непроизвольно, и саму играть на его лице, создавая неповторимый и притягательный образ мужественности. Когда Иван сводил брови и поджимал губы с суровой решимостью, в его лице проступала какая-то идейная отчаянность, сила и целеустремленность. Аура железной воли, беспощадности и веры в свою правоту возникала тогда вокруг него, скулы выступали еще сильнее, и длинные тени, ложившиеся на слегка впалые щеки, подчеркивали их остроту. В нем была харизма — особая харизма задиры-смельчака, уличного хулигана, опытного бойца, не знающего сомнений и пощады. Эта харизма была способна свести с ума не только наивных девушек, но и прямолинейных балканских радикалов с их насквозь промытыми мозгами и причудливой смесью звериной жестокости и истовой религиозности. Но на Федора героический облик Ивана впечатления не производил. Он видел за его тяжелым взглядом и решительным подбородком неприкрытый цинизм — настолько грубый и прямой, что он невольно вызывал подозрения о какой-то глубинной неуверенности, затаенной в недрах Ваниной души. Его молодой коллега словно специально старался казаться беспринципным и хладнокровным, деловым и даже немного блатным, словно все еще побаивался, что в нем останется нечто крохотное, не охваченное этой новой, годами культивируемой личиной. Все это Федор уже видел раньше, во время своих командировок в Дагестан, еще до перевода в разведку. Вот такие же молодые парни тогда напивались после очередных операций, пытаясь забыться от рвущих сердце впечатлений своих первых убийств. Они балагурили, непристойно шутили, иногда насиловали местных девчонок, если дело было в отдаленных селах. А затем они привыкали, и становились такими, как Иван — холодными, насмешливыми и непробиваемыми профессионалами. Глядя на них, Федор был рад, что пробыл в Дагестане совсем недолго. «Мокрая» работа была не по его части, и его цинизм все же отличался от этой привыкшей убивать машины в человеческом облике. — Ты думаешь, у нас все получится? План рисковый до безумия, компонентов очень много, и любой сбой, любая утечка информации может привести к провалу. А провал в такой авантюре… Ты хоть понимаешь, чем это грозит? — осторожно начал Федор. — Вот потому и нужно все взвесить максимально тщательно, чтобы не было никаких изъянов. У америкосов получается, а мы чем хуже? Федор тактично не стал уточнять, чем именно Ваня и его соратники были хуже. Вместо этого он откинулся на спинку стула и скептически спросил: — Если все и получится, что это нам даст? — В смысле? — Ваня уставится на него. — В прямом. Стоит ли игра свеч? Какие проблемы у нас будут в случае провала, я себе очень хорошо могу представить, а в случае удачи? Ну, не вступит Черногория в НАТО. Дальше что? — Ну как?! — Иван выглядел ошарашенным. — Здесь будет наша зона влияния. Наш плацдарм в подбрюшье НАТО. — Это все я понимаю. А дальше? — Да какая разница? — раздраженно оборвал его Ваня. — Россия и США играют по всему миру в войнушку чужими руками. Так всегда было и будет. Я приказы не обсуждаю. — Верно, — одобрительно кивнул Федор — так, как будто только что закончил проверку новичка. — Расскажи лучше, как обстоят дела на Донбассе? Ты ведь только оттуда? И Ваня охотно принялся рассказывать, довольный, что с Федором, в отличие от сербов, ему не нужно было держать марку, притворяясь непобедимым и безупречным. Его непосредственным начальником Аверин тоже не был, и потому Иван позволил себе расслабиться, лишь изредка сдерживая желание излишне покритиковать начальство. Федор, долгое время проведший под недипломатическим прикрытием, среди гражданских людей, тоже отвык от неформального общения со своими, необремененного предосторожностями. Впрочем, своими ли? После произошедших в его жизни перемен, ему самому было интересно, сможет ли он воспринимать бывших соратников по-прежнему, как часть привычного мира и органичное продолжение его самого? Впрочем, Федор прекрасно понимал, как опасно было предаваться ненужной рефлексии именно сейчас, отслеживая то неуловимо новое, что появилось в нем и стояло теперь невидимой стеной между ним и Иваном. Неважно, был ли Ваня для него по-прежнему «нашим», или его поступок и все, что предшествовало и последовало за этим поступком, навсегда отрывало его от прошлого, закрывая саму возможность дороги назад. Важно было лишь то, что он слишком хорошо помнил это прошлое, и отдался сейчас надежной канве воспоминаний, зная, что она безошибочно подскажет ему каждое слово и движение намного лучше, чем самая тщательно отрепетированная роль. Глава 13 Москва, Россия, лето 2000 года То, что Серега пришел не просто так, было сразу видно по его лицу. — Слушай, поможешь нам труп искать? — спросил он вполголоса, воровато заглядывая через плечо друга в квартиру и пытаясь понять, не слышали ли Ванькины родители эту, без сомнения, пугающую фразу. — Чей труп? — ошеломленно спросил Ванька. Он, конечно, привык, что от Сереги можно было ждать всего, что угодно, но труп — это было слишком даже для него. — Да учителя из соседней с нашей школы, Бокова. Не слышал, что ли? Ваня ничего про Бокова не слышал, но признаться в этом ему почему-то было стыдно, и он с деланым равнодушием бросил: — А какое мне до него дело? — Как какое? — поразился Серега. — Человек пропал, а тебе пофиг? Он же через дом от тебя живет! — А как он пропал-то? — недовольно поинтересовался Ванька. — Ну, он на экзамене завалил сынка очень крутого типа из какой-то кавказской диаспоры. Тот его и купить пытался, и угрожал — все бесполезно. Боков принципиальный оказался. Ну, тогда кавказец со своими отморозками его избил — а он возьми и в ментуру сообщи. Дело возбудили. А вчера он исчез. Вышел рано утром на пробежку и домой не приходил. По всему району ищем. А в твоем районе куда можно труп спрятать? Первая мысль — в окрестный лес. Вот мы и решили лес прочесать. Ну и тебя позвать — ты же здесь живешь, знать должен, куда можно тело положить. — Раз я здесь живу, я должен, по-твоему, каждый день прятать трупы по лесам? — прищурился Ванька. — Как я его искать-то буду, если я его в глаза не видел? — Не боись, — Серега деловито полез в портфель. — Вот, уже его портрет распечатали. Мы уж три часа по всему району расклеиваем. С ведома его жены, между прочим. Или вдовы, — деловито добавил он. — Кто это: мы? — поинтересовался Ванька. — Мы с Ленкой. А я не сказал, что ли? — притворился святой невинностью Серега. — И в лес она с нами пойдет. Она домой переодеться заскочила. Новая информация разрешила все сомнения. Серега бил в точку: Лена нравилась Ваньке, и скрывать это было глупо. — Щас оденусь, — крикнул он, скрываясь за дверью комнаты. — Ты куда? У тебя контрольная завтра, — раздалось из кухни. Впрочем, остановить Ваньку эти примитивные нотации уже не могли. Да и кто, в самом деле, будет сидеть дома, когда за окном бушует целый мир, открытый для приключений и подвигов? Открытый специально для таких, как он: для уникального, не имеющего еще аналогов в России поколения next — тех, кому сегодня пятнадцать!