— Бен?.. Бен?.. Бен! — А? — Ты вообще меня слушаешь? Чеймберс непонимающе уставился на нее. Это был «вечер угощений», и они сидели за столиком в их любимом ресторане. Перед ним появилась курица с кокосом и лаймом, а блюдо Евы было уже наполовину съедено. — Да, прости, — извинился он. — Я просто устал. Значит, с Полом все хорошо? — Я тебе это рассказывала десять минут назад! — А… Но все же? — Я тебе не скажу, — ответила она, скрещивая руки на груди. В ее голосе появился ямайский акцент, как всегда, когда она злилась. — Давай отложим это, — он показал рукой между ними, — в сторону, похоже, что все было серьезно. Мне нравится Пол. — Мертвый… Живой. Нельзя точно сказать, пока мы не встретимся на его дне рождения. — На лице Чеймберса отразилось облегчение. — …Или похоронах, — добавила она, переключая внимание обратно на свой ужин. — У тебя что-то происходит на работе? — У меня всегда что-то происходит на работе, — произнесли они в унисон, повторяя стандартный ответ Чеймберса на этот вопрос. Она недовольно взглянула на него и снова заверила: — Я справлюсь. — О, в этом я не сомневаюсь, — засмеялся Чеймберс. — Тогда расскажи мне. Он улыбнулся и покачал головой. Уронив свои приборы на тарелку, Ева нетерпеливо посмотрела на него. — Послушай, — спокойно сказал Чеймберс, — я выбрал такую жизнь. Я мог бы стать почтальоном или типа того. — Муж Вероники — почтальон… — Это хорошо. — …Его изуродовала собака. — А. — И теперь он не может мочиться стоя. А ты еще можешь мочиться стоя? — спросила она довольно громко, заставляя нескольких посетителей взглянуть в их направлении. — …А? — …Да, — шепотом ответил Чеймберс. — Я все еще могу мочиться стоя. — Тогда как насчет того, чтобы стать попроще, крепкий орешек? Он рассмеялся, раздумывая, зачем он вообще попытался спорить. — Я только хотел сказать, что я выбрал впустить весь этот мрак, жестокость и ненависть… — Джамби, — вставила она, лаконично суммируя все своими карибскими суевериями. [2] — Ага, демоны, — кивнул он. — Я провожу свое время в компании демонов, и я не могу рисковать привести даже одного из них домой к тебе. Лицо Евы даже не дрогнуло. Чеймберс знал, что потерпел поражение. — Ладно… — вздохнул он и начал рассказывать. — …Поэтому я заехал в библиотеку по дороге и нашел это… — Чеймберс говорил уже больше восьми минут, когда он достал из кармана мятую копию: замерзший человек, выполненный в потертой бронзе. — «Мыслитель» Огюста Родена, — провозгласил он. — Что значит, на обоих местах преступления тела были расположены так, чтобы напоминать известные скульптуры. — Но, — начала Ева, проглатывая еду, — у сегодняшних тел не было следов укола на шеях. — Верно, — согласился Чеймберс. — Или следов паралитического вещества, использованного в первом убийстве. Но руки матери уже были покрыты следами уколов и все знаки указывают на передозировку героином. — А как насчет мальчика? Его ударили по голове. — Я не знаю. Может, что-то пошло не так, — предположил Чеймберс. — Может, он дал отпор. В любом случае, убийца скрыл повреждения гримом, придавая им идеальный вид. Безумие, да? — улыбнулся он, забывшись из-за азарта, что снова оказался в компании демона. Когда Ева обеспокоенно посмотрела на него, он откашлялся и выпрямил спину. — Завтра я пойду с этим к начальству. — Кто у тебя в напарниках? — спросила Ева. — А? — Ну, знаешь, кто за тобой приглядывает? Кто работает с тобой над этим? — Новенький… констебль. Он хорош, — заверил ее Чеймберс. Ева осунулась. — Тебе бы он понравился. — Хммм, — ответила она, поигрывая своими косичками и доедая последние кусочки блюда. — Что не так? Отодвигая тарелку, Ева посмотрела ему в глаза: — Знаешь, куда ведет каждая тропа, если достаточно долго по ней идти? — Лицо Чеймберса ничего не выражало. — Она ведет к тому, что ты ищешь. — Лааадно… — И ты ищешь демона в человеческом обличье. Ты уже знал, что он умен. Теперь ты знаешь, что он также может быть жестоким. Ты сидишь и улыбаешься, будто это игра, но это не так. Это твоя жизнь, и сегодня она переплелась с его, с жизнью серийного убийцы. Потянувшись через стол, Чеймберс взял ее за руку. — Во-первых, я не буду рисковать, клянусь тебе. А во-вторых, технически, он даже не серийный убийца. И мы поймаем его задолго до того, как кто-либо начнет бросаться такими терминами. — Я охочусь на серийного убийцу! — закричал Винтер, расплескивая половину своей пинты пива по полу. — Что?! — ответила женщина, перекрикивая музыку. — Я… охочусь… на… серийного убийцу! — восторженно кивнул он, делая жест, будто тычет в кого-то ножом. — Что?! — Серийный убийца! На этот раз она его услышала и тут же ускользнула в дамскую комнату. — Туалеты там! — заботливо посоветовал он, показывая в противоположном направлении, пока она поднималась по лестнице к выходу. — …Да, она не вернется. Не расстроившись, так как он выделывал одни из лучших движений в своей жизни, Винтер вернулся на танцпол, когда синтезаторное вступление к «Когда я буду знаменитым?» загрохотало из колонок. Безупречно заменяя слово «знаменитым» на «охотиться на серийного убийцу» на каждом припеве, он очистил себе внушительное пространство среди остальной толпы и чувствовал себя неуязвимым, самым везучим человеком в мире, героем среди простых смертных и совершенно невосприимчивым к действию алкоголя. [3] — Это… много блевотины, — вздохнул уборщик Cyber Rooms, увидев оставленный для него Винтером сложнейший за всю карьеру вызов. — …Ненавижу свою жизнь. В 8:55 следующего утра Чеймберс выругался, увидев состояние своего гостя. Частично одетый, с растрепанными волосами, свисавшими на глаза, и большим темным пятном, все еще расползающимся по его униформе, Винтер заснул на стуле, держа в руке пустую чашку. — Эй! — рявкнул Чеймберс, щелкая пальцами возле уха спящего мужчины. — Винтер!.. Винтер! Он резко проснулся, поморщился от боли и хлопнул себя по виску, подняв руки к голове. — Ааааа. Что? — Совещание через пять минут. Протяжно выдыхая, он оглядел себя: — Я из-за вас пролил кофе. — Встаньте! — Нетвердо поднимаясь на ноги, он позволил Чеймберсу поправить его рубашку и немного привести его в порядок. — Вы что, пъяны? — спросил Чеймберс, застегивая верхнюю пуговицу его рубашки.