— Что вы хотите, чтобы Коутс преуспел. — …я хочу. Застигнутая врасплох, Маршалл скрестила руки и взглянула девушке в глаза: — Тогда у нас серьезная проблема. — Я не совсем понимаю, почему. Морально я хочу помочь вам остановить его, прежде чем он навредит другому человеку. Но с артистической точки зрения мне кажется, что мы все имеем честь лицезреть его гениальность в любой форме, и, безусловно, часть меня хочет увидеть окончание его… коллекции. — Коллекции? — с отвращением спросила Маршалл. У нее начинала болеть голова. — Ладно. Скажите мне: когда дойдет до дела и вам придется выбирать, какая сторона выиграет? — Честно, я не знаю. Она возмущенно покачала головой: — Вы до сих пор в него влюблены? Даже после всего этого? — …Да. — Вы что, не боитесь его? — Он абсолютно ужасает меня. — Потому что он чудовище! — сорвалась Маршалл, чувствуя, что разговор ходит кругами. — О, несомненно, — согласилась Элоиза. — Но он мое чудовище. Глава 26 В выцветшей бежевой рубашке и куртке, настолько побитой молью, что было удивительно, как она все еще держалась одним целым, детектив-сержант Филипп Истон был олицетворением выгоревшего полицейского, пытающегося дотянуть до пенсии. Он все уже видел, все уже делал и пришел к неизбежному заключению, что счастье действительно в неведении. После загруженного утра он вернулся в полицейский участок Харроу-он-де-Хилл, направляясь из булочной к своему столу с купленным в «счастливые часы» обедом в руке. — У вас посетитель, — поприветствовал его один из коллег. — Мне нужно поесть. Вы сами не справитесь? — вздохнул Истон. — Пропал человек, — пожал плечами мужчина. — Это в вашей компетенции. Поднимая голову к небесам, Истон посмотрел сквозь окно в крыше, удобно расположенное для того, чтобы посылать Богу недовольные взгляды. — Я что, не могу улучить ни одной паршивой минуты для себя?! — выплюнул он, продолжая возмущаться по пути через офис: — Все, чего я хотел, это съесть один чертов обед. — Добрый день! — учтиво улыбнулся он, отставляя в сторону свой обед и садясь. — Я детектив-сержант Истон. Или можете звать меня Филом, если вам угодно. Сидящая напротив него безвкусно одетая женщина смотрела на него так, словно не поняла ни слова. — Ладно тогда, — сказал он, проглядывая скупые детали, которые соизволили записать его коллеги. — Вы из Греции? — уточнил он с притворным интересом. — Итак, что я могу для вас сделать, миссис… — Он прищурился, разглядывая форму. — Пап… а… доп… у… лу. — Пападопулу, — сказала она ему с сильным акцентом. — Пападопулу, — исправился он. — Как я понимаю, вы здесь, чтобы заявить о пропаже человека? — Мой сын, — ответила она на ломаном английском, но беспокойство в ее голосе звучало предельно ясно. — Он не приходить домой с… — Она замялась. — …работы? — наугад сказал Истон. — Да! Работы. Он не приходить домой с работы сегодня. — Сегодня? — спросил он немного напряженным голосом. — Дело в том, что мы обычно не стали бы… — У него… ум… ребенка, — перебила она его. — Понятно, — сказал Истон, обводя в форме секцию: «Уязвимый взрослый». — Он когда-нибудь так делал раньше? — Нет! — ответила она, разражаясь рыданиями. Он дал ей салфетку и самую успокаивающую улыбку, которую смог изобразить: — Давайте тогда запишем пару деталей. Подскажите, пожалуйста, его полное имя. — Эван Иоанну Пападопулос. — Не Пападопулу? — Пападопулос. Он попросил ее произнести это по буквам. — Дата рождения? — Седьмое октября девяносто третьего года. — Что значит, ему… двадцать два, — сказал Истон немного громче, чем было необходимо, чтобы покрасоваться своими способностями, как у Человека дождя. — …Подождите. Нет. Двадцать три? — В итоге он опустился до того, чтобы посчитать на пальцах. — Далее: рост? — О! Восемь и четыре. — В футах и дюймах, если можно, — попросил Истон, растерявшись. — Да. Восемь и четыре. Он вернул колпачок на свою ручку и нетерпеливо постучал ею по столу: — Давайте так, мы к этому вернемся позже. У вас есть недавние фотографии Эвана? — Да, — ответила она. Порывшись в сумке, женщина протянула ему фотографию своего сына, стоящего рядом с остальными Пападопули. Истон уставился на нее, снова взглянул на встревоженную женщину, а потом оглянулся в поисках хихикающих коллег. Он с осторожностью снова снял колпачок. — Рост: восемь футов, четыре дюйма. Королевская обсерватория (несчастный случай) Поврежденный пожаром факультет искусств (Биркбек-колледж) • Могила его матери • Лавровый лес Когда Чеймберс проследил, что тела успешно убрали из послеоперационного отделения (вид белых перьев, тянущихся по полу из-под одеяла, стал топливом для его кошмаров минимум на год вперед), он запросил доступ к больничному лекторию. Прежде чем остальные прибыли, он нацарапал список значимых для Роберта Коутса мест на доске маркером, который, по подозрениям Чеймберса, был перманентным. Главный детектив-инспектор Уэйнрайт, выглядя немного обессиленной после обращения к прессе, присоединилась к нему первой и уселась в первом ряду. Вскоре за ней появилась Маршалл, которая явно раздумывала, как далеко ей можно сесть от уважаемой женщины, не показавшись грубой, — села через два пустых сиденья от нее. — Это все? — многозначительно спросил у нее Чеймберс, потому что у них не было возможности поговорить после встречи во дворе. Как по сигналу, в зал поспешно вошла Элоиза. — Извините! — сказала она прерывисто, держа в руках стаканчик с кофе, и уселась через два пустых сиденья от Маршалл. — Ладно, — сказал Чеймберс. — Элоиза Браун, моя начальница — главный детектив-инспектор Уэйнрайт. Босс, это бывшая Роберта Коутса — Элоиза Браун, — представил он их, прежде чем перейти прямо к делу. Он указал на доску у себя за спиной: — Есть четыре потенциальные объекта для трех оставшихся убийств. — Возможно, пять, — подала голос Маршалл. — Галерея Элоизы? Чеймберс бросил взгляд на Уэйнрайт, которая нехотя ему кивнула. Он добавил ее к списку. — Босс одобрила наблюдение за каждой локацией в течение следующей недели, при условии, что мы что-нибудь найдем, — сказал он, глядя на Маршалл.