– А не просила она, например, принести ей череп из могилы? В доказательство того, какой ты храбрый? Кирюха сидел, хлопая глазами, и по его лицу нельзя было понять – то ли он считает, что Опалин не в себе, то ли, напротив, тот попал в точку, чем испугал собеседника до крайности. Ночной гость казался встревоженным, но что было причиной этой тревоги, мог сказать только он сам. – Ты, ты… – начал Кирюха нервно. – Это зачем же? Череп! Выдумаешь тоже… Я мертвых не трогаю, не то что некоторые… – А что, кто-то в Николаевке этим занимается? – Ну так комиссарша… – пробормотал Кирюха. – Которая в этом доме… – он не стал заканчивать фразу, но и так было понятно, что он имеет в виду. – Ее ведь потом выкопали, голову ей отрубили и повесили на дереве… Опалин почувствовал, как у него заныл висок. – Постой, – выдохнул он. – Если ей отрубили голову, как же ее повесили? – Да за ноги ее повесили, – ответил Кирюха. – Я сам видел. Висит гнилое мясо, а на нем воронье. И головы нет. Потом пошел слух, что ее муж едет… Я тогда один остался в деревне – все бежали. Нет, – поправил он себя, – еще слепой Антошка остался, его бросили, чтобы не мешал. А я после тифа был, еле ноги волочил. Да… – Кто это сделал? – спросил Опалин. – Ась? – Кто выкопал убитую Стрелкову и отрубил ей голову? Только не говори мне, что ты ничего об этом не знаешь… – Как не знать – знаю, конечно, и все тут знают. Выкопал ее колдун. И голову он же забрал. Он затем ее и выкопал, что ему была нужна ее голова. Глава 17 Человек с наганом – Колдун – это Сергей Иванович Вережников? – спросил Опалин после паузы. – Ну а кто же еще? Он, беспременно он. – Он уехал из России в 16-м году. Хочешь сказать, что в гражданскую войну он вернулся? – Конечно, вернулся. У него тут ценности были, и золотая посуда, и еще много чего. Столько добра! Как же его оставлять-то? – И ты его видел? – Я не видел, врать не буду. Но другие видели. – Кто? – Да много кто. Дядька мой, Зайцев, который коммунист теперь. Кузнец видел. Бабы видели… – Так, так. А что там насчет золота? Забрал он его с собой или нет? – Наверное, забрал, – сказал Кирюха, пожав плечами. – А может, не успел. Из усадьбы, знаешь, многое в то время растаскали… Правда, про золото я что-то не слыхал. – Долго Сергей Иваныч тут был в тот раз? – Не знаю. Он прятался. – Так прятался, что его все видели? – Ну не все, но его же знали хорошо. И потом, хоть он сто раз колдун, есть-пить ему надо? Спать где-то надо? Ну и вот… – У кого он прятался? – Не знаю. – У священника? – Э, нет! Отец Даниил его не одобрял. – Тогда у кого? – Не знаю. – Зачем он выкопал мертвую Стрелкову? – Он колдун. Он ее колдовством убил. Ему была нужна ее голова. – Зачем? – Колдовать. Это было безнадежно. Едва Опалину казалось, что он стоит на более-менее твердой почве, как опять начиналась какая-нибудь чертовщина. Предположим, Сергей Иванович действительно вернулся, чтобы забрать кое-что из усадьбы. Мог ли он каким-то образом убить Стрелкову, которая волею судьбы оказалась у него на пути? Чутье подсказывало Опалину – мог, но дальше простиралась область тьмы, где царила черная магия, чародейство, с которым как-то была связана отрубленная у трупа голова, и вообще черт знает что. Если Сергей Иванович увез золотой сервиз, то что же искало в доме лже-привидение? Или в тот раз хозяин не смог найти того, что искал, и вернулся еще раз, чтобы попытать счастья? Опалин почувствовал, что голова у него вот-вот взорвется от вопросов. – Нет никакого колдовства, – объявил он, насупившись. – Как же нет, когда есть? И тут Опалин не нашелся, что ответить. Видел же он летающий телескоп, который никак нельзя было объяснить с точки зрения здравого смысла. – Ты у Пантелея живешь? – спросил Иван. – Ага. – Ладно. – Он махнул на Кирюху рукой. – Иди отсюда. – Я могу идти? – Иди, пока я не передумал, – проворчал Опалин. Кирюха поднялся со стула, потоптался на месте и сделал попытку вылезть в окно. – Куда лезешь, балда! – рявкнул на него Иван. – В дверь выходи, как все люди… – Ага, – растерянно ответил Кирюха и двинулся к выходу. В коридоре он пару раз зацепился за веревки, которые протянул Опалин, и через минуту Иван услышал, как хлопнула входная дверь. Он потер рукой лоб, посмотрел на многострадальную люстру, которая вроде бы не проявляла стремления свалиться на пол, и сел подальше от нее, за учительский стол. Там его и застал вернувшийся Платон Аркадьевич. – Я убрал веревки из коридоров, – буркнул он, кладя их на стол перед Опалиным. – Выдумщик ты, Ваня… Иван поднял глаза, и учителя поразило напряженное выражение его лица. – Я-то, может, и выдумщик. А вот ты кто такой? В кабинете повисло тягостное молчание. – Ты про наган? – спросил Киселев, выдавив из себя подобие усмешки. – Про все. Только не надо мне тут насчет непротивления разводить. – Ладно, – решился Платон Аркадьевич. – Пошли, я тебе кое-что покажу. Они прошли в комнату Киселева. Тот вытащил из угла небольшой сундучок, достал из него аккуратно сложенную бумажку и протянул ее Опалину. – На. Читай. Иван поглядел на портрет лихого офицера – Льва Толстого, который со стены буравил его взглядом, развернул документ и углубился в чтение. Дойдя до конца, он внимательно посмотрел на своего собеседника и принялся читать снова, чтобы уяснить себе отдельные моменты. Бумага была выдана в Царицыне и подчеркивала выдающиеся качества красного командира Платона Аркадьевича Киселева, а внизу сбоку от печати красовалась подпись «И. Ст.». – Значит, ты не учитель? – спросил Опалин. – Почему? Учитель. Призвали меня на войну с немцами. Тогда ведь как думали: два-три месяца повоюем, и будем в Берлине. Все газеты так писали. – Платон Аркадьевич вздохнул. – Потом они другое писали, конечно… ну так продажным писакам их хлеб легко дается. Они-то в тепле сидели и не видели, как снаряды летят, как солдатиков на части разрывает… Хлебнул я, Ваня, в окопах такого, чего врагу не пожелаю. А война все идет. А мы все отступаем и отступаем. Варшаву сдали, Ригу сдали… Варшава и Рига были городами Российской империи, и то, что их занял противник, в обществе расценивалось крайне болезненно. – Потом, значит, революция, и мотала меня судьба по фронтам… Ранен был несколько раз, но легко. Судьба Онегина хранила… – А?