– Опять Лев Толстой сказал? – спросила она с бледной улыбкой. – Нет-с, – ответил Киселев, усмехнувшись. – Мое собственное… выстраданное, так сказать, – добавил он, покосившись на отца Даниила. – Я недавно Бальзака читал… Неровный писатель, но идея шагреневой кожи – чертовски хороша. Учителя и присоединившийся к ним священник пили чай в саду под раскидистым кленом. На какую-то долю мгновения Лидию Константиновну посетило головокружительное ощущение, что время обратилось вспять и что революция, голод, разруха и всеобщая озлобленность только снились ей. Вот-вот из-за дерева выйдет стройный управляющий Витольд Чернецкий, кузен Зинаиды Станиславовны, и скажет… Тут она увидела толстовку Киселева, заплаты на рясе отца Даниила и очнулась. Ничего не будет, все уже было. А в настоящем – только скудость, тяжесть и ужасная одежда (Лидия Константиновна ненавидела толстовки, кепки, косоворотки и тому подобную гадость). Она недовольно поморщилась, Платон Аркадьевич решил, что ее гримаса относится к нему, и запнулся. – Кажется, я впервые слышу, что вы хвалите какого-то писателя, кроме покойного графа Толстого, – заметил священник с улыбкой. – И надо же вам было отлучать его от церкви! – вскинулся учитель. – Поймите, этим поступком вы оттолкнули от православия почти всех мыслящих людей… Отец Даниил почувствовал себя точно так же, как любой другой человек, которого обвинили бы в том, к чему он не имел ни малейшего отношения. В то же время у него не было никакого желания поддерживать обвинение против организации, к которой он принадлежал. – Граф Толстой… – начал он в величайшем смущении. – Ах, оставьте, Платон Аркадьевич, – вмешалась Лидия Константиновна. – Отец Даниил никого не отлучал. И вообще это была какая-то интрига Победоносцева… – Победоносцев не Победоносцев, но это позор, простите. Нельзя отлучать от церкви величайшего человека в мире, – объявил учитель, не утративший своего боевого настроя. – Даже если он, на чей-то взгляд, заблуждался… – Кажется, Бальзак был женат на русской. – Лидия Константиновна храбро попыталась сменить тему разговора. – На полячке, но подданной русского царя. А ее сестре писал письма Пушкин, – сказал Киселев. – И не только он, – заметил отец Даниил. – Вы будете варенье? Что ж вы не едите варенье? – всполошилась Лидия Константиновна. – Вам не нравится? Мужчины хором заверили ее, что все нравится. Несколько минут молча пили чай и ели варенье, и Лидия Константиновна смогла перевести дух. – Как вам наш Шерлок? – спросил Платон Аркадьевич у священника. – Вы ведь упоминали, что он успел побывать у вас. – По крайней мере, он крещеный, – осторожно заметил отец Даниил. – Это кое-что да значит. – Знаете, – заговорила Лидия Константиновна, – я ведь учу новое, некрещеное поколение, и вот что я вам скажу… Ничем оно не отличается от предыдущих. Дети как дети, вот и все. Священник нахмурился. – Боюсь, я не могу с вами согласиться, Лидия Константиновна. Безбожие не может привести ни к чему хорошему. – Ах, оставьте, – отмахнулась Ермилова. – Можно подумать, вы никогда не видели верующих, которые исправно посещают церковь и в то же время творят ужасные вещи. Кто живьем сжигал офицеров в топках паровозов? Кто резал помещиков? – Она повернулась к учителю. – Вы все время твердите – Толстой, Толстой… Но ведь предвидел все это не он, а Достоевский. Это он написал о бесах. Это он понял, что будет с нами! Платон Аркадьевич насупился. В глубине души он терпеть не мог Достоевского, считая его стиль невозможным, героев – ходульными, героинь – сумасшедшими, а воззрения – сомнительными. – Я все думаю, сказать ли Шерлоку о комиссарше, – веско уронил он. Лидия Константиновна застыла на месте. – О комиссарше? Вы имеете в виду Стрелкову? Но ведь это было давно… – Ну, он же выспросил у вас чуть ли не всю историю усадьбы. Кто был ваш отец, чем занимался Сергей Иванович, и так далее. А про комиссаршу-то мы ему и не сказали. Как бы он не вздумал нас в чем-нибудь обвинить. – В чем? Он ни слова о ней не произнес. – Может, ждал, когда мы первые заговорим? Черт их знает, этих столичных… – Платон Аркадьевич повернулся к священнику. – Он не спрашивал у вас о Стрелковой? – Нет. – Отец Даниил медленно покачал головой. – Вы можете мне объяснить, – потребовала Лидия Константиновна больным голосом, – какое отношение ее смерть имеет к призраку? – Не смерть, а убийство. Вот в чем дело. – Это была кара, – пробормотал священник негромко, но так, что его все услышали. Лидия Константиновна вздрогнула, и тут они заметили телегу, которая ехала по направлению к дому. В телеге, покусывая травинку, сидел Опалин. – Тпррр! Отбросив травинку, он соскочил с телеги и направился к клену. – А вот и наш Шерлок, – на беду себе, приветствовал его учитель. Иван резко остановился, словно его ударили в грудь. – Слышь, ты, – выпалил он с яростью, – я тебя не оскорблял, ясно? За языком следи! Какой я тебе Херлок… – Господи, Ваня, он персонажа имел в виду… – пролепетала пораженная Лидия Константиновна. – Героя книги… Опалин смерил ее злобным взглядом и, не отвечая, удалился. – Он что, не знает, кто такой Шерлок Холмс? – пробормотал изумленный Киселев. – Похоже, что нет, – спокойно заметил священник. Под кленом воцарилось молчание. Каждый про себя пытался осмыслить тот факт, что на земле может существовать человек, который не слышал о Шерлоке Холмсе. – Вам лучше пойти к нему и извиниться, Платон Аркадьевич, – быстро проговорила Ермилова. – Извиниться? В чем? Я и не думал его задеть. Чудак он! – У него с собой ордер на арест, где оставлено пустое место для фамилии. Вы хотите, чтобы он вас арестовал? Или меня? – Вас-то за что, Лидия Константиновна? – Не знаю. Не знаю. Откуда мне знать, что ему в голову взбредет! Киселев поглядел на ее взволнованное лицо и поднялся с места. Мысленно он уже проклинал себя за то, что черт дернул его назвать Опалина именем сыщика с Бейкер-стрит. – Хорошо. Я извинюсь. Он удалился. Священник, вспомнив, что в деревне его ждут дела, засобирался домой, и Лидия Константиновна осталась одна. Пчела, жужжа, планировала над блюдечком, на дне которого остался намек на съеденное варенье. – Господи, до чего же я устала! – вырвалось у Ермиловой. Платон Аркадьевич нашел Опалина в его комнате. Тот сидел на кровати, глядя на картину напротив. Входить Киселеву не хотелось, и он остановился на пороге. – Шерлок Холмс – знаменитый сыщик, – негромко проговорил он. – Литературный персонаж. Я вовсе не собирался тебя обидеть. И в мыслях такого не было… Выражения лица Опалина он не понимал, но поймал себя на том, что оно инстинктивно ему не нравится. – Почему вы мне не сказали, что Виноградов – морфинист? – требовательно спросил сидящий. Вот. Начинается. – Понимаешь… Мы не хотели, чтобы у доктора были неприятности… – А про убийство комиссарши почему не сказали? – Ты меня хочешь в чем-то обвинить? – внешне спокойно спросил Киселев. По правде говоря, больше всего сейчас непротивленец злу насилием желал свернуть собеседнику шею. Однако Платон Аркадьевич сделал над собой усилие и спрятал руки за спину. – Меня вообще тут не было, когда ее убили, – добавил учитель. – Я узнал о ней, только когда приехал. – Хорошо, тебя не было, а кто был? Лидия была? Киселев напрягся. Ему не понравилось, что его знакомую и, как он считал, близкого человека назвали запросто по имени, без отчества. Это могло значить… в общем, это не предвещало ничего хорошего. – Лидия Константиновна тогда умирала от тифа, – ответил он мрачно. – Она ничего не помнит. Конечно, когда она пришла в себя, ей рассказали. – Кто рассказал? – Отец Даниил. – Он что, присутствовал при этом? – Нет. Присутствовали другие люди – Зайцев, например. Но все они потом рассказывали одно и то же. – Как топор слетел со стены и убил комиссаршу Стрелкову? – Это был не топор, а что-то вроде обломка секиры. Или алебарды… Отец Вережниковых собирал коллекцию холодного оружия. Часть после революции растащили – сабли, шпаги, рапиры… Кинжалы у него были очень красивые, в драгоценных ножнах. Ну… это первым делом украли, конечно. – Дальше, – буркнул Опалин, насупившись.