— Старайся лучше! Или прикажу убрать руки за спину, так будет еще сложнее. — Простите… господин… От этого темпа я уже была близка к оргазму. Отвечать приходилось со стоном — возможно, именно этого он и добивался. Холодным голосом загонял в угол, давил, зная, что от давления я распаляюсь. Наклонилась еще ниже, под таким углом внутри начало все сжиматься от наслаждения. — Быстрее! Быстрее, говорю! Плохо слышишь? — Я… Оргазм не позволил договорить, я вообще забыла, что хотела сказать. Упала на его грудь, скручиваясь судорогами. — Продолжай, девочка, двигайся, — теперь мягче. — Двигайся! Я теперь вообще не понимала, не отдавала себе отчета, но бедра сами заходили и почти сразу вернулись к предыдущему темпу. Он только один раз напрягся, резко подался вверх и кончил. Я остановилась, дышала тяжело, рвано. Он тоже не спешил менять позы, оставляя член внутри. Я податливо приняла в рот палец. Посасывая, закрыла глаза. Спонтанно потянулась за рукой, а он другой рукой перехватил меня и уложил на грудь. Погладил по волосам. — Спасибо, господин. Он долго молчал, а потом сказал с неожиданной улыбкой в голосе: — Я вот думаю, может, я люблю подчиняться? Потому что быть ведомым… неплохо. Чего встрепенулась? — рассмеялся. — Да шучу я, успокойся. — Вы не особо-то и подчинялись, — буркнула, хотя тоже начинала улыбаться. — Что, правда? — вздохнул. — Видимо, совсем не мое. Но я так старался, так старался. — Можете тогда сказать: «Спасибо, госпожа». Для полного эффекта. — Не перегибай, я таких слов даже не знаю. Теперь мы смеялись вместе. Глава 17 Во вторник уже с утра все не заладилось. И обстновка в офисе была наполнена настороженным вниманием. В конце концов Екатерину прорвало: — Я видела, как ты выходила из машины шефа! Девочки, а давайте теперь угадаем, чей проект победит? Я лишь на секунду прикрыла глаза. До какой степени у людей может быть скучной жизнь, если чужая их интересует многократно больше своей? Можно соврать, что он увидел меня по пути и подхватил. Но навалилась неподъемная усталость — мне-то, вот именно мне, за что нужно оправдываться? — Да, выходила. Смирись, Кать. Или не смиряйся. Мне на самом деле все равно. Она ахнула, остальные переглядывались. — Все-таки не гей, — успокоилась первой Маргарита Ивановна. — Теперь хоть ясно, откуда прикид… — рассуждала сама с собой Татьяна. — Ну вот! В кои-то веки что-то интересное произошло, но с самой скрытной — мы останемся без подробностей! — разочарованно закатила глаза к потолку Катя. — Так и что, у вас прям там все серьезно? — не сдержала любопытства Аня. И этот вопрос был самым сложным. Их не устроит любой ответ. Меня не устроит любой ответ. На следующей неделе так же равнодушно сообщу, что расстались — характерами не сошлись. А до тех пор просто перетерплю бесконечные вопросы и шепотки за спиной. — Тихо! А, нет… это не он, — контролировала выход Тамара. — Говорите тише, а то ж всем шеи свернет! Даже разбираться не станет, кто что говорил. — Эх, девочки! — вдруг рассмеялась Маргарита Ивановна. — Вы теперь вообще слова выбирайте: в нашем стане первая леди и главный шпион! Кто бы мог подумать? Хотя… я же и подумала! Молодец, Марго, нюх к старости лет не растеряла! Я предполагала, после этого станет невыносимо, но оказалось, что совсем наоборот: открытое признание — это факт, с которым придется просто смириться. Потому меня доставали поначалу только вопросами, потом злились, что отшучиваюсь и скрытничаю. Возможно, зависть и присутствовала, но как-то без задора. Даже самые отчаянные выбирали слова. У Максима Александровича тяжелая аура — как куполом защиты накрывает, даже когда сам об этом не подозревает. Такую обстановку принять несложно, теперь будет даже жаль на будущей неделе их разочаровывать. По дороге домой Максим Александрович сказал: — Сегодня меня не будет, поужинаешь одна. И у тебя высвободится целый вечер, если решишь заняться подготовкой презентации. Я сразу не переспросила, а позже сильно об этом пожалела. Куда он отправился? Точно ли освободил вечер для моей работы, а не… для своего удовольствия? Вошла в свою комнату — подняла с пола красное платье. Утром я немного задержалась и уже выбегала обнаженной, опаздывая на полминуты. Но Максим Александрович прищурился, а потом припечатал меня к стенке. Вместо привычного минета получился очень страстный, почти грубый секс. Казалось, он собирался вбить меня в стену, вколачиваясь так яростно, что я голову теряла от его напора. Стонала, задыхалась и только сильнее обхватывала его ногами, забыв о том, что это наказание. Но моментально вспомнила, когда он вышел из меня за секунду до оргазма. Сам кончил мне на внутреннюю сторону бедра, а потом так и отправил завтракать. Без одежды. Завтра заведу будильник на пятнадцать минут раньше. Я посмотрела на ту самую стену — стоит себе, проблем не знает, а мне одной секунды не хватило! Еще и сейчас ушел куда-то… Говорю же, с самого утра не заладилось. Заставила себя сосредоточиться на проекте. Для этого разместилась за компьютером Максима Александровича. Перебрала с десяток идей, но потом выделила одну: банка сока, который и нужно прорекламировать, изгибается и принимает очертания женского тела, а потом будто взрывается и возвращается в свою форму. Сексуальное напряжение и взрыв. Визуальная ассоциация связи желания и полученного наслаждения. От апельсинового сока, конечно. Понятия не имею, от чего еще можно получать удовольствие, кроме апельсинового сока. Интересно, где Максим Александрович сейчас? Можно сделать анимированный постер, а для статичного баннера — сам изгиб. Видеоряд получится коротким, но запоминающимся. С самой картинкой я провозилась часа три, но вышло прекрасно — именно так, как я сначала запланировала. Похвалила себя. Поругала себя, потому что все это без хорошего слогана — пустышка. «Жажда», «Напои жажду», «Утоли желание» — все не то. «Взорви жажду!» — еще хуже. «Разреши себе… это» — ну, можно, если с паузой. Не слишком ли откровенно? Хотя с визуальным рядом смотрится очень неплохо. Где его носит в такое время? Он сам говорил, что у него есть нижняя, с которой он регулярно встречается. Насколько регулярно? Уж наверное, не реже раза в две недели. Вспомнилась и какая-то «Рита» — ее упоминал парень возле клуба. Якобы Максим Александрович ее зачем-то искал… Это она и есть или совсем другая женщина? Она совершенно точно не должна быть такой стеснительной, как я. С ней ему не придется сдерживаться… вообще ни в чем. Я не могу быть в этом уверенной, просто представляла себе, что если женщина посещает БДСМ-клуб, то вряд ли слишком зажата. Я пила на кухне чай, когда услышала звук открываемой двери. Вышла в прихожую. — Ты почему не спишь? Первый час ночи. Он не был пьян, но запах алкоголя едва уловимо ощущался. Они пили… вино? До или после? Ей он разрешает кончать или в их договоре это не оговаривается? Меня просто разорвет — надо было поинтересоваться в самом начале, чем сидеть и выдумывать истории. — Господин, я могу спросить… где вы были? Голос неожиданно прозвучал резче, чем я собиралась. Я вообще на допрос не настраивалась, ничего подобного! Просто настроение было ни к черту, вот на голосе и отразилось. Он прищурился: — Это что сейчас? Сцена ревности? — Не ревности! — вышло совсем уж громко. — Остатков самоуважения! — За тоном следи, — он, кажется, тоже начинал злиться. — Что ты несешь? От холодного голоса я остыла и сама. А чего я хотела? Он использовал меня так, как ему захочется. Как вещь. Человек спрашивает разрешения у вещи, если хочет взять другую вещь? Завтра утром я снова встану перед ним на колени и начну послушно вылизывать его член. Меня передернуло от отвращения, но я заставил себя произнести как можно спокойнее: — Простите, господин. Спокойной ночи. — Подожди, — он шагнул следом, потому я остановилась и снова посмотрела на него. — Если речь все-таки о ревности, то давай это обсудим. Раньше надо было обсудить, но… Я нервно покачала головой: — В нашем договоре не упоминалась верность. У нас вообще никакого договора толком и не было, — он попытался взять меня за руку, но этого я уже не выдержала: — Не трогайте меня! Не смейте меня сейчас трогать! Дверь спальни сама хлопнула. Или все-таки рука дрогнула. Я легла на постель, но не успела даже глаза закрыть, как дверь распахнулась и с тем же звуком ударилась об стену. Я разозлила его! Да он в бешенстве! Голос звучал тихо, но отдавал сталью: — Я смотрю, ты по мне сильно соскучилась? Не трогать, говоришь? На живот. Задери платье. Голову не поднимай. Я до сих пор дрожала, но перевернулась на живот. Он двигался к кровати, на ходу расстегивая ремень. Лег сверху и почти сразу вошел во влагалище. Никакой нежности, никаких прилюдий или хотя бы теплого слова. Уперся локтями в постель и начал двигаться. Два раза медленно, а потом сразу мощно, каждый толчок все сильнее. Дышал рвано, горячо — от этого и мое дыхание сбивалось. — Бедра сожми. Голову не поднимай. И я свела ноги вместе, и оттого только теснее чувствовала каждое его движение внутри. Стало жарко. Самое ужасное в происходившем — я получала удовольствие. Морально раздавленная, физически я возбуждалась все сильнее и сильнее. Это нельзя остановить, все тело взрывается импульсами. Не тело меня предает — я сама себя предаю. Потому что хочу его до одури, потому что загораюсь сразу, когда он берет меня. Даже когда берет так. И оргазм — быстрый и яркий — как последняя капля моего падения. Он кончил почти сразу после меня. Встал и, застегивая ремень, сказал, но теперь без металлического отголоска: — Я ужинал с Васильевым-старшим. Потом ему приспичило показать мне новую дачу. В другой раз обойдись без истерик. Если чего-то хочешь от меня — говори об этом. Если переживаешь из-за моего отсутствия — позвони. Если я не пойму твоих желаний — объясни. Но никогда, ни при каких обстоятельствах не смей разговаривать со мной в таком тоне. Когда он ушел, я завыла в подушку. И дело было даже не в собственной ошибке, а в том, что я, кажется, себя окончательно потеряла. Даже сейчас совершенно глупо радовалась, что он был не с женщиной — радовалась, как самая последняя на свете дура. Кажется, я ничего и никогда себе не разрешала с таким отчаяньем, как это глупую радость. «Разреши себе… хотя бы это». Глава 18 Утром он остановил меня, когда я собиралась опуститься на колени, приказал быстро одеться и выйти к столу. Когда я села, сразу начал: — Нам нужно поговорить. — Господин, — я решилась вставить слово, раз он сделал паузу. — Простите за вчерашнее.