— спроси разрешения. И тут же начал вколачиваться — резко, страстно. Я зажала губу, чтобы не стонать. Потом и вовсе закрыла ладонью рот, потому что никак не могла сдержаться. Но он перехватил мои руки за запястья, завел вверх и с силой прижал к полу. А толчки стали еще мощнее. Я извивалась, мычала сквозь замкнутые губы, морщилась и снова выгибалась навстречу. Еще, господин, еще. Казалось, что я задыхаюсь — невозможность стонать в голос будто перекрывала кислород, все ощущения сосредоточились на движениях внизу. — Господин… можно? — получилось сказать это только со стоном. Но я уже ощущала близость оргазма — могла сорваться на любом из следующих толчков. И он замер. Посмотрел на лицо, а руки мои так и держал крепко. — Пока нет. И двинулся медленно-медленно, выгибая меня дугой. Назад. Почти полностью вышел — и снова. Медленно до такой степени, что захотелось кричать, умолять, чтобы ускорился. Эту близость к оргазму, в миллиметре от него вынести нельзя. Снова обратно. И на третьем сказал очень тихо: — Сейчас. И опять, будто пронзая изнутри и наслаждаясь затягиванием, он вошел. В этой медлительности содержалось столько нашего общего напряжения, что оно стало невыносимым. Я выгнулась оттого, как мышцы сжимаются вокруг члена, пульсируют. Открыла рот беззвучно, содрогаясь от оргазма. Я чувствовала, что внутри меня стало так тесно, так сильно сжималось, что он кончил только от этого. Лег на меня всем весом, но не выходил и продолжал держать мои руки. А я ловила отголоски так медленно отпускающей волны, и только-только училась дышать. Если это было наказание за минутное опоздание, то я готова каждый день немного опаздывать. Лишь гораздо позже до меня дошло, что он впервые кончил в меня. Таблетки уже действуют… А если нет, то впереди меня ждут проблемы похуже, чем сейчас. Глава 16 Утром Максим Александрович зашел в мою комнату. Я посмотрела на часы — еще слишком рано! Начала паниковать: вдруг настройки сбились и время сейчас другое? — Доброе утро… господин? — получилось с вопросительной интонацией. — Ну, что замерла? Ты ведь вроде бы в душ собиралась? Глянула неуверенно на полотенце в руках, сама я уже успела снять «комнатное» платье и бросить на разобранную постель. Поняв его намерения, нерешительно повернулась к двери в ванную. Он мягко подтолкнул в спину: — Заходи уже. До сих пор меня стесняешься? Казалось бы, уже давно не должна — человек привыкает ко всему. Но смущение все-таки было, и каждый раз такое, будто он не разглядел еще каждый миллиметр моего тела. Бросила полотенце на тумбу, открыла дверцу душевой кабины и оглянулась — Максим Александрович раздевался! Я почему-то удивилась этому так сильно, что выдала свое изумление. Выражение моего лица заставило его улыбнуться. Кабина была небольшой, для двоих даже тесноватой, но ощущение вынужденной близости сбивало дыхание. — Давай я. Он взял из моей руки гель для душа, за мочалкой даже не потянулся. Щедро плеснул себе на ладонь и начал меня гладить — от шеи спускался все ниже, не пропуская ни одного места. Долго массировал грудь, живот, обнимая — спину, я задохнулась, когда он прошелся ладонью между ягодиц. Снова плескал гель на руку, отставлял на полку и снова проходился по тем же местам, задерживаясь на груди или промежности, заставляя меня постанывать. Пена почти тут же смывалась с кожи, но от следующего движения появлялась снова. Ласковая нежность, но до безумия эротичная, заставляющая иногда закрывать глаза от удовольствия. Наклонился, сказал тихо, почти в самое ухо: — Теперь ты. У меня подрагивали пальцы, когда я взяла гель. Максим Александрович не любил раздеваться при мне — я это давно заметила. При этом он вовсе не стеснялся своего тела, дело было в другом — одеждой он будто проводил границу между нами, подчеркивал мою уязвимость. Поэтому теперь, получив возможность водить ладонями по его груди, плечам, я разгоралась. Даже не знаю, что возбуждало больше — когда он касался меня, или когда я касалась его. Это занятие я была готова растянуть на часы, но он вдруг поторопил: прикусил на секунду нижнюю губу, словно едва сдерживал улыбку, взял мою руку, опустил вниз. Я мыльной рукой прошлась по яичкам, эрегированному члену. Вода смыла, но я продолжала водить ладонью, чувствуя, как он напрягается всем телом. От моих прикосновений головка подрагивала, и от его возбуждения я уже сама не могла остановиться. — Давай, девочка, ты ведь хочешь. Я на самом деле хотела. Он раздвинул ноги, чтобы я могла опуститься вниз. Теснота делала положение неудобным, но сейчас это не отвлекало. Я вобрала ртом член полностью. Падающая сверху вода сужала восприятие до очень маленького пространства, в котором сконцентрировалось наше общее напряжение — когда одна страсть порождает другую страсть. Отстранилась, затуманено посмотрела вверх: — Господин, можно мне… ласкать себя? — сейчас казалось, что я смогу кончить, едва только коснусь себя там. — Нет, моя хорошая. Сейчас нет. Ты должна потерпеть до вечера. И даже несмотря на это, я испытывала удовольствие — от своих движений, от его толчков в мой рот. Кажется, начинаю верить, что можно дойти до оргазма даже без дополнительной стимуляции. Но когда он кончил и вытащил член, позволяя воде смывать остатки, почувствовала разочарование. Тянущее ощущение внутри теперь немного раздражало, оставшись невыплеснутым. И это чувство не могло утихнуть, когда после он растирал меня полотенцем. Продолжение ласки только усиливало желание, но я знала, что спорить бессмысленно. Я должна остаться в таком состоянии, чтобы вечером хотеть этого в два раза сильнее. — Максим Александрович, а в ванной есть камера? — вдруг вспомнила я. — Считай, что есть. Лишним не будет. А это у нас что за новые постояльцы? Неожиданное веселье в его голосе отвлекло, я проследила за его взглядом. Максим Александрович улыбался, разглядывая купленные стаканчик и мыльницу. Я только коротко пожала плечами и улыбнулась в ответ. — Удивлен, что ты какого-нибудь плюшевого мишку не прихватила! — он рассмеялся тихо и обнял меня. — Пойдем уже, сегодня точно опоздаем. Мне-то можно, а вот некоторых за опоздание может начальство и наказать. Или некоторым нравится, когда начальство их наказывает? Я тоже смеялась — хорошее утро. Лучшее из тех, что я с ним пережила. А в офисе он собрал весь отдел разработки и сообщил: — Васильевы продлят контракт с нами, но сейчас они хотят изменения концепции. Желательно, кардинального. Но я, кажется, начинаю зацикливаться на одних идеях, поэтому решил в этот раз изменить сам подход. Каждый из вас может предложить свою идею и устроить презентацию. Возможно, получится скомпоновать из нескольких одну. Аня засомневалась: — Максим Александрович, Васильевы — наш самый крупный клиент… Сомневаюсь, что у кого-то из нас есть подходящий для такого уровня опыт! — Я тоже сомневаюсь, Анна. Но разве я сказал, что бездумно возьму первое, что предложите? — Максим Александрович! — раздался звонкий голос с другого конца. — А премия победителю будет? — Да если кто-то соорудит хоть что-то внятное, Татьяна, то я его главным всего проекта назначу. — Кру-у-уто! — Не «кру-у-уто», Екатерина. Пока совсем не круто. Срок — послезавтра, а не через полгода. — Вы просто пессимист, Максим Александрович! — та рассмеялась. — Вот я лично вас собираюсь удивить! — Удивите меня! Хоть кто-нибудь, хоть чем-нибудь уже удивите. А то я на пенсию хочу, сил нет, но вас, таких удивительных, без присмотра не оставишь, — он посмотрел на молчуна Никиту — тот был тихим, незаметным, но иногда способным генерировать неплохие идеи, Максим Александрович вообще его из всех нас выделял. — Вы тоже поучаствуйте. И пусть вас презентация не смущает — так надо. — Максим Александрович, а если никто не победит? — Тогда придется назначить на руководство проектом лучшего. Меня то есть. Опять. А я так хочу на пенсию. — А вам сколько до пенсии осталось? Лет двести? — Когда я смотрю на ваши шрифты, Мария, то мне кажется, что все триста. Расходились с совещания со смехом, но многие почти сразу направились к своим компьютерам, чтобы накидать первые возникшие идеи. По дороге домой я не выдержала: — А зачем презентация, Максим Александрович? Тот же Никита на многое способен, но без лишнего внимания и давления, вы ведь знаете. Да он теряется, когда на него просто посмотришь! — Презентация — это тоже реклама. Получится двойной фильтр отбора: если кто- то заинтересует меня рекламой рекламного проекта, то идея точно чего-то да стоит. А Никита снова молча принесет мне на листочке, и скорее всего в итоге окажется лучшим. Но его и возглавлять проект не поставишь — он исполнитель, не руководитель. На самом деле, тот меня волновал не в первую очередь. Я бы и сама хоть что-то попыталась предложить, но презентация сильно беспокоила. Наверное, я была как Никита, потому о нем и поинтересовалась. Я вот тоже могу разволноваться на глазах десятка зрителей, но это не значит, что у меня вовсе нет идей. Максим Александрович добавил: — Надеюсь, понятно, что я не запрещаю тебе участвовать? — Понятно. Но и не будете помогать. — Не сваливай все в одну кучу. Могу гарантировать только одно: если ты окажешься лучшей — так и скажу. Если нет — тоже. У тебя в этом плане не будет привилегированного положения, как и предвзятого. Но если возникнут вопросы, то… ты знаешь, где меня найти. Я усмехнулась. В его словах можно выловить уверенность, что от самого участия я не откажусь. Странно, что именно он не сомневается во мне… Ведь лучше всех меня знает. В тот вечер секс был необычным. Максим Александрович неожиданно выбрал самую пассивную из всех ролей. И не могу сказать, что мне это очень понравилось. После ужина он приказал мне раздеться, сам сел на диван и приспустил штаны. — Возбуди меня руками и языком. С этим я справилась без труда. Член реагировал на мои прикосновения моментально. А я реагировала на руки, которые время от времени поглаживали мою грудь. — Теперь садись сверху. Ты должна кончить сама и меня довести. В любой последовательности. Постарайся. Я раздвинула ноги и разместилась сверху. Направила член внутрь, осторожно села. Привыкла к ощущениям и начала двигаться. Поначалу казалось, что ничего сложного нет — те же самые фрикции, которые приведут к тем же самым результатам. Но уже через пару движений вверх и вниз, почувствовала, что бедра напрягаются слишком сильно, устают. Я никак не могла приспособиться, чтобы поддерживать ритм, постоянно сбивалась и немного меняла положение. Наконец, нашла — уперлась руками в спинку по обе стороны от его лица и начала двигаться от поясницы вперед и назад. Было очень непривычно. Вроде бы сейчас не он брал меня, а я сама выбирала темп и угол наклона так, чтобы найти для себя самые приятные. Но ощущения, что я руковожу процессом, так и не появилось. Я насаживалась на член снова и снова, пронзая все тело усиливающимися приливами возбуждения, но оставалась подчиненной. Максим Александрович мог бы помочь — если бы начал толкаться бедрами вверх, то почти сразу смог бы довести нас обоих до пика. Он же сидел почти расслаблено, откинул голову и смотрел на мое лицо полуприкрытыми глазами. Лишь иногда поднимал руки и только кончиками пальцев касался моих сосков — я и от этого мгновенно возбуждалась, но он почти сразу убирал, будто решил никак мне не помогать. — Ты плохо стараешься. Быстрее! Я ускорилась и теперь насаживалась резко, на всю длину. От этого сбилось дыхание. Но он словно вознамерился мешать: