Я не плакала, но была близка к этому. Невыплеснутые эмоции почему-то превратились в раздражение. — Иди сюда. Он сам взял за плечо, перетянул меня к себе на колени и обнял. Не взбесился оттого, что я не выполнила приказ. Даже наоборот, прижимает и гладит. Сразу стало спокойнее. Я закрыла глаза, утопая в этом чувстве. И говорил все так же мягко: — Ты ошибаешься, раз думаешь, что можешь получить оргазм, только когда я тебя трогаю. Хотя это и звучит… боже, как же это звучит! — он усмехнулся мне в макушку. — На самом деле женщина, в отличие от мужчины, возбуждается в голове — именно поэтому многие могут кончать и без всякой стимуляции вообще. Но надо себе разрешить, понимаешь? И тогда почти любое воздействие не будет спотыкаться о препятствия. Ты же… ты совсем себя не знаешь. И этим обрекаешь любого неопытного мужчину на провал. Даже мне приходится действовать вслепую — как понять, что тебе нравится, если ты сама этого не знаешь? Когда уйдешь от меня, сделай самой себе одолжение — изучи себя. Он говорил странные вещи, но голосом будто убаюкивал. — Вы недовольны мною, господин? — Надеюсь, это был мой последний приказ, который ты не смогла выполнить. Но я доволен. — Почему? В его голосе вдруг послышалась улыбка: — Потому что тебе было стыдно и неловко. И ты боялась, что я накажу тебя за провал. И ты никогда бы не сделала подобное, не прикажи я тебе. Но все равно жмешься ко мне так, будто тут твое место. Я тут же встрепенулась от возмущения, подняла голову — он на самом деле тихо смеялся, я не ошиблась. Но возразить-то было нечего… Провел пальцами по моим губам. — Хоть с этим не спорь. Ты вообще постоянно споришь, чаще всего — молча, сама с собой. Но со мной не надо. И пойдем ужинать. Глава 13 В субботу утром я ждала Максима Александровича, уже стоя на коленях. Но он подошел, взял меня за плечо и потянул вверх. Я встала, повинуясь его движениям. — Можешь пока одеться. Сегодня не нужно. А за завтраком вдруг спросил: — У тебя же нет ни на что аллергии? — оценил мой удивленный взгляд и испуганный мах головой. — Сегодня у нас много времени, поэтому поиграем. Сессия. — Господин? — Почему ты сразу начинаешь трястись? — он улыбнулся. — Доедай быстрее, иди к себе и приготовься ко всему, на всякий случай. Но бояться не стоит: в первых сессиях ничего экстраординарного не делают. Это только кредит доверия. — К… как прикажете, господин. Но я все равно волновалась. Разве он не сказал «поиграем»? Возможно, следует отнестись к этому как к игре? Однако ноги все равно немного дрожали, когда я входила в его спальню. Шторы задвинуты, в комнате темнее обычного, но не полумрак. Максим Александрович одет: рубашка и брюки на ремне. — Разденься. Я стянула платье через верх. Не знала, должна ли была сюда явиться разу обнаженной, но сейчас не могла понять — разозлился ли он. — Встань на колени. Я опустилась вниз. Это уже была почти привычная поза — до сих пор унизительная, но уже не вызывающая паники. Максим подошел ближе, рукой заставил поднять лицо вверх. И после этого застегнул на шее кожаный ошейник. — Сниму после сессии. Но сейчас помни — это символ твоей покорности. И будто в подтверждение своих слов, уцепил пальцем за кольцо и потянул вверх. Я встала, вынужденная подняться даже на цыпочки. Ошейник горло не сдавливал, но жесткий материал чувствовался каждым миллиметром кожи. — Теперь руки. Я протянула кисти вперед, он надел кожаные браслеты с металлическими кольцами, потом сделал тоже самое с лодыжками. Толкнул к стене. Я прижалась спиной к холодной поверхности, а Максим пристегнул мои руки и ноги за кольца к специальным креплениям так, что мне пришлось их развести в стороны. Над коленями закрепил какую-то палку, и оттого ноги раздвинулись еще шире. — Распорка. Так ты не сможешь сжаться. Сейчас ничего не беспокоит? Сейчас меня беспокоило буквально все! Я стала будто совсем беззащитной, раскрытой перед ним полностью. Но неуверенно покачала головой, чтобы не разозлить. И после этого Максим Александрович завязал мне глаза шарфом. — Теперь жди. Было немного прохладно. Или мурашки по телу бежали от этой позы? Я прислушивалась к тому, что он делает — ходит по комнате, открыл шкаф. Снова прошел к кровати. Лишенная зрения, я теперь ловила каждый шорох, чтобы хоть чем-то занять мысли. Продолжалось это довольно долго, а потом все стихло. Потеряв счет времени, я начала беспокоиться — а что, если он оставит меня так? Насколько? Плечи уже слабо заныли. Я не смогу, не выдержу, если это продлится слишком долго! — Господин? — Я здесь, не волнуйся. Подожди еще. Еще через несколько минут я услышала, что он подходит. Выдохнула от облегчения. Ожидание — хуже самого процесса. — Боль и унижение в таких отношениях неизбежны. Но это ровно такие боль и унижение, которые приносят удовольствие обоим. И к некоторым вещам надо привыкать. Сегодня не будет ничего слишком, но если станет страшно — скажи об этом. — Хорошо, господин. Первый удар пришелся по бедру. Я вздрогнула, но не могла бы сказать, что это было болезненно. Максим использовал что-то, с несколькими тканевыми хвостами. Удары даже при большом размахе не приносили заметного дискомфорта. Еще один, выше. Еще. Чуть слабее — по груди. Я напряглась, ощущая, что соски реагируют на механическое воздействие. По животу, снова по бедрам. По промежности. Захотелось сжаться, но это было невозможно. Я не находила ощущения возбуждающими — скорее, странными, смущающими. Я привыкала к мягким ударам. Теперь больше заботил не страх, а ожидание — и вздрагивала я от неожиданности, не понимая, когда последует очередной. Максим Александрович откинул плеть, я услышала, как стукнулась пластмассовая ручка об пол. И снова неизвестность. — Я введу это в твою попку. Не сжимайся, он очень узкий. Но все равно было неприятно. Максим взял меня за талию и чуть притянул к себе, отрывая от стены, ввел гибкий стержень медленно, аккуратно, но сфинктер сам собой сжимался. А потом оставил стержень внутри. Теперь я чувствовала безболезненное растяжение, но было неудобно… неловко. Я постоянно сбивалась на мысль, что внутри меня какая-то игрушка, и если Максим Александрович только захочет, то эта самая игрушка придет в движение. И мне придется стыдно извиваться прямо в этой позе. Надо быть послушной! Тогда он, может быть, не станет… Теперь он гладил меня: ладонями прошелся от ошейника вниз по плечам, потом по груди, животу, талии. Его руки скользили слишком легко — какое-то масло. Кожа после прикосновения начала разогреваться. Он не трогал только соски, но прошелся вниз по бедрам, складкам в промежности. И я только теперь ощутила, что те места, по которым он бил стали чувствительней. Тепло на них ощущалось сильнее, на бедрах даже немного обжигало. — Как себя чувствуешь? — Хорошо, господин… но горячо. — Сильнее гореть не будет, это не опасно. Но повысится чувствительность. И после этого он снова начал растирать меня, в тех же местах, избегая только самых нежных мест. Сначала едва касаясь, а потом все сильнее прижимал ладони, гибкими пальцами вызывая мандраж. Кожа реагировала моментально, даже лицо начало гореть, хотя его он маслом не касался. Я застонала, немного выгнулась, будто догоняла его руки. Тело расслаблялось снаружи, но одновременно напрягалось внутри. — Нравится? — Да, господин… пожалуйста, еще немного… Он вдруг поцеловал меня — властно, заставляя широко открывать рот и со стоном ждать нового напора. При этом массировал мои ягодицы. Сейчас даже игрушка в сжимающемся кольце возбуждала. Слишком долго, слишком мучительно. Я уже хотела развязки — пусть войдет в меня, прямо в этой позе, или поможет кончить пальцами. Я была близка к тому, чтобы умолять. Поцелуи и ласки прекратились так же внезапно. По шагам я слышала, что он отходит. Напряглась, но, услышав шорох совсем рядом, успокоилась. Только бы не оставлял меня в таком состоянии надолго. Максим коснулся моей щеки пальцами через минуту — горячего следа теперь не было, только небольшое тепло. И после этого отстегнул сначала руки, потом ноги, убрал распорку. Я, оставаясь без возможности видеть, начала растирать немного затекшие запястья, но он тут же ухватил меня за ошейник и потянул в сторону. Толкнул спиной на кровать, едва заметно придерживая за талию. Потом за ошейник же заставил подтянуться дальше, чтобы лежала всем телом. Сел бедрами сверху, но я рефлекторно немного подалась вперед. — Не шевелись. Ты сегодня умница, я не стану тебя наказывать. Только не шевелись. Руки вытяни вверх, уцепись за перекладины и не отпускай. Если отпустишь — я буду недоволен. Я взялась пальцами за холодные стержни в изголовье. Локти оказались немного согнутыми. Он развел мои выпрямленные ноги широко в сторону. — Не сводить. Это тоже приказ. Он передвинулся вперед. Остановился почти под моим подбородком. Я слышала звук расстегиваемой ширинки, потом ощутила прикосновение члена к щеке. Открыла рот, зная, чего именно он сейчас захочет. Но он позволил мне только коснуться языком головки, снова отстранился, потом немного погрузил в рот и снова вышел. Член был каменным. Ощущение, насколько он возбужден, сбивало с толку и меня. — Руки не отпускай, — я сжала пальцы крепче. Сейчас он дразнил меня, и от непонятных ощущений, от неизвестности продолжения я только больше распалялась. Пусть уже сделает то, что ему хочется! Кажется, именно этого хочется мне. Но он снова отодвинулся. Потом пальцами раздвинул половые губы и приложил головку. Я застонала в ожидании. Но он не входил, только плавными движениями водил туда и обратно, вызывая желание податься навстречу. Я кое-как сдерживалась. — Хочешь кончить? — Да, господин. Позвольте мне… — А как ты хочешь это сделать? — Как… как вы хотите, господин. На этот раз я не лукавила. Максим Александрович не один наслаждался властью надо мной — я наслаждалась его наслаждением. Возможно, чувство это усиливалось от повязки на глазах. Это сужало мир до него одного. До его возбуждения. До моей полной зависимости от его возбуждения. И после этого член медленно вошел во влагалище. Максим лег на меня всем весом