Максим Александрович припарковался рядом с каким-то баром или клубом. Я вышла из машины вслед за ним, поднялась на крыльцо. Но он повернулся и сказал: — Ты тут подожди. Внутрь не заходи. Я на пять минут. Не холодно? Я покачала головой. У меня от недостатка свежего воздуха скоро гипоксия разовьется, так что мне только в удовольствие поторчать тут немного. Из помещения доносилась приглушенная музыка, люди входили и выходили, но я не сразу поняла — а потом, когда дошло, чуть на месте не подпрыгнула. Это тематическое место! БДСМ-клуб или что-то в этом роде. Эта мысль меня огрела после того, как я услышала обрывок фразы какого-то мужчины: «…если хотите, хозяин». Теперь приглядывалась внимательнее: некоторые заходили парами, и даже с виду можно было определить, кто из них главный. Хотя не всегда наверняка. Один парень забежал на крыльцо, ухватился за ручку, но тут заметил меня в стороне. — Стесняешься? Я покачала головой. Он улыбнулся широко и шагнул в мою сторону. Остановился в двух метрах. Молодой, не старше двадцати пяти, ростом чуть выше меня и обезоруживающий доброжелательностью: — Не переживай! Многие сначала стесняются. Хочешь, проведу тебя? Ничего там с тобой не случится! Просто осмотришься, если интересно. Правда, моя нижняя мне потом всю печенку выклюет, — и рассмеялся. — Да нет, — я не могла не улыбаться ему в ответ. — Я тут жду кое-кого. — Врешь ведь, — он почему-то бросил взгляд на мою шею. — Да не переживай так. Хочешь, я скажу остальным — и к тебе сегодня даже никто не подойдет? Исчезнешь в любой момент. А так и не решишься никогда, потом жалеть будешь. — Спасибо, но нет. — Ну как хочешь, детка. Мое дело предложить. Он махнул на прощание рукой и развернулся, но я не удержалась и окликнула: — Подождите! — он с интересом глянул на меня. — Простите за вопрос, а вы, получается, дом? — Стопроцентный, детка, стопроцентный. Если честно, то от изумления я рот открыла — он был такой… человечный, простой, веселый. И я никак не могла представить его в названной роли. — Но вы сказали, «нижняя вам печенку выклюет»? Разве такое возможно, чтобы она спокойно вам нервы трепала? — А почему нет? — он кивнул — наверное, понял, что я вообще не в курсе. Потому остановился и терпеливо объяснил. — Все зависит от отношений, и лишь бы они обоих устраивали. Это, можно сказать, единственное непреложное правило, все остальное в каждой паре разное. Если моя нижняя — ревнива, как сам черт, то я ее природу не изменю. Конечно, она не может меня оскорблять или нарушать правила, но дуться и высказываться будет так, что в пригороде почуют, как она ревнует. До этой малышки только через пятьдесят лет дойдет, что мне больше никто не нужен. И то не факт! Я рассмеялась, с улыбкой же глянула на подходившего к нам Максима Александровича. — Еще на шаг отойди, Игорь, она со мной, — но голос его при этом не был раздраженным. — А! — парень тут же поднял открытые ладони вверх, но говорил со смехом. — Привет, Макс, давно не заходил. Ты Риту искал? А я твою нижнюю тут по всем фронтам обложил, чуть сам не влюбился! — Я тебе влюблюсь, — Максим тоже улыбался. Никакого напряжения у обоих. — Но ты б на нее ошейник-то надел, — Игорь вдруг озорно подмигнул мне. Они пожали друг другу руки, и тут же попрощались. Когда мы остались наедине, я сказала твердо — просто посчитала нужным это сказать и именно твердо, чтобы не возникло недопонимания: — Он ко мне не приставал. И я с ним не заигрывала. — Знаю. — он подал мне руку. Теплая ладонь — лучшее проявление тепла. Повел вниз. — Кстати, на будущее. Тебе нечего тут бояться. Места разные бывают, но за это я поручусь. К тебе может подойти дом, предложить что-то — и ты можешь отказать. Или можешь попробовать одну сессию, а потом отказать. До подписанного договора ты никому не принадлежишь. И подписывая договор, ты расписываешься именно в том, что хочешь принадлежать именно этому человеку, но на оговоренных условиях. Ошейник — это больше, чем обручальное кольцо. Это признание, которое видят все остальные. Если на тебе ошейник, то в твою сторону ни один дом даже не посмотрит. Ты добровольно и полностью отдалась другому, ты не стесняешься это продемонстрировать. Поэтому такие решения лучше хорошенько обдумать. Запомни, вдруг пригодится. Я только усмехнулась: — Спасибо за информацию, но вряд ли она мне понадобится. — Хочешь чего-нибудь? — он вдруг сменил тему. — Тут кондитерская недалеко. — Пирожные? Да, хочу! — мне просто нравилось тепло его руки, поэтому и настроение становилось все лучше. — Любишь сладкое? — Еще как! — А вот я на всякий случай запомню, вдруг пригодится… — и, притянув к себе, поцеловал в волосы. Пирожные на самом деле были потрясающими. Я сначала хотела заказать все разом, но остановилась на шоколадном. Максим Александрович с легкой улыбкой смотрел на меня, но себе заказал только черный кофе. Уже было довольно поздно, в это время мы обычно ложились спать. Но как же не хотелось возвращаться домой! Потому я тянула удовольствие, но он так и не начал торопить. Если человек и способен кому-то принадлежать — мыслями, всеми эмоциями — то только в такие моменты уюта, только с такими взаимными взглядами и невесомыми улыбками без подтекста. В квартире он только пожелал спокойной ночи и отпустил меня. Я перед дверью в свою спальню развернулась и сказала — это был порыв, но прозвучало отчетливо, именно так, как должно было быть: — Спасибо, господин! — Пожалуйста, моя хорошая. Но утром, после уже почти привычного минета, сказал: — Сегодня вечером будет наказание за нарушенное правило. Помнишь? — Да, господин, — я смотрела снизу вверх, не решаясь подняться на ноги без разрешения. — Если будешь послушной, то я запланировал только урок для тебя. — Я буду послушной, господин. И рабочий день показал, что я перестаю его бояться. Нет, мандраж накатывал волнами, но теперь без истерики и страшных картин перед глазами. Мне просто надо без пререканий делать все, что он скажет! И тогда он не прикажет делать что- то невообразимое. Откуда появилась такая уверенность, ведь никаких существенных доказательств тому не было? Наверное, дело в том, что человек не может бояться бесконечно. Он устает. Изматывается. И начинает принимать ситуацию, как бы раньше она его ни пугала. Но оказалось, что не все приказанное, можно запросто выполнить. В квартире еще был повар, он крикнул приветствие с кухни и зачем-то напомнил, что еще целый час до ужина. Максим Александрович сказал мне тихо: — Прими душ, разденься и в мою комнату. Пятнадцать минут. Это все ничего, но если повар увидит, как я голая бегу из своей комнаты в другую? Поэтому приготовившись, сначала приоткрыла дверь — но нет, мужчина на кухне напевал какую-то песню и звенел кастрюлями, он даже не думал приближаться к проходу. Потому я на цыпочках и затаив дыхание прошла к Максиму Александровичу. Он уже тоже переоделся. Сидел на полу, облокотившись на кровать. Я прикрыла дверь и повернулась к нему в ожидании приказа. — Иди сюда. Сядь передо мной. Я опустилась на колени. — Раздвинь бедра как можно шире. Теперь слушай: это мучительное томление необходимо. Именно поэтому я запретил тебе ласкать себя. Ты должна научиться ждать, должна испытывать удовольствие только в моем присутствии и только тогда, когда я этого захочу. Но раз ты такая любительница себя трогать, то давай, сделай это прямо сейчас. Я непонимающе уставилась на него. — Если тебе нужно для этого что-то, то скажи. Только чтобы я все видел. Ну, чего ждешь? Попробуй для начала стимулировать себя пальцами — это самый простой способ достичь оргазма. Ты должна кончить, но на этот раз для меня. Я нерешительно запустила палец межу половых губ, не пытаясь погрузить его во влагалище. Нашла место, где соприкосновение вызывало приятные ощущения. — Ноги шире. Покажи мне все. Я водила пальцем туда и обратно, но это было скорее просто приятно, чем возбужающе. — Быстрее. И не опускай лицо. Ты должна видеть, что я наблюдаю. Увеличив темп, я ощутила небольшой прилив возбуждения, но меня отвлекало смущение. От взгляда Максима я терялась, хотелось сжать ноги — кажется, так будет проще. Задвигала рукой резче. Зачем он смотрит так серьезно? Ему нравится мое унижение? Он вдруг приблизился, и надавил мне на колени, заставляя раскрыться полностью. — Давай, девочка, еще сильнее. И вдруг я ощутила более мощный прилив — именно от его взгляда. Оттого, что я делаю то, что он приказал, что он не оставил мне выбора. Даже вырвался небольшой стон. — Очень хорошо. Но мне кажется, ты недостаточно стараешься. Ты должна кончить для меня, а не только разогреться. Но возбуждение отступало, так и не достигая пика. Теперь мне даже нравилось, что он смотрит. Как именно он смотрит. Ему доставляет удовольствие это зрелище. Мне доставляет удовольствие его принуждающий взгляд. Снова волна… и опять спадает, будто ее подсекает что-то. Минут десять или двадцать, или все полчаса меня поднимало вверх, но тут же скидывало обратно. Клитор уже горел, но через некоторое время и волны становились все меньше. Мне снова было просто приятно… — Почему не можешь? — он теперь смотрел в лицо, голос тихий, даже нежный. — Только честно скажи. — Я… не знаю… — Из-за смущения? — Возможно. — Смущайся, но мы ведь уже проходили, что для тебя это не препятствие. Из-за того что я смотрю? — Нет… не думаю… — этот ответ был искренним. — Мне даже в какой-то момент понравилось, как вы смотрите… — Тогда что тебя сдерживает? Отпусти себя. — Не могу… — я нервно вздрогнула и убрала руку. — Я просто не могу! — Голос не повышай, — сам он продолжал говорить очень тихо. — Я не злюсь, только спрашиваю. — Я… возможно, я могу испытать оргазм, только когда вы меня трогаете… Я не знаю! Меня сбивает мысль, что я делаю это сама…