– От верблюда, – говорит Елизавета вызывающим тоном. – Что, оставишь без денег родную сестру и племянниц? Так я с тобой в этом случае, милый братец, судиться стану до конца жизни! – Твоей или моей? – А это как получится! Входит слуга, Воронцова поневоле замолкает. – Скажи, сестра, зачем Дашу было похищать? – Это не я придумала. Княжин. Мне он сообщил, когда уже сделал всё. – И вы знали и ничего мне не сказали? – поражаюсь хладнокровности сидящей передо мной дамочки. Так и хочется дать ей по натянутому ботоксом лбу чем-то тяжелым. – Не захотела и не сказала, – отвечает Елизавета. – Вам бы, милая, вообще помолчать. Тут дела семейные обсуждаются. А вы на каком таком основании вмешиваетесь? Сидели бы и помалкивали в тряпочку! Тот факт, что вы спите с моим братом, не дает вам права… – Елизавета, замолчи, – тяжелым голосом говорит Матвей, прерывая сестру. – Мария – моя… мой… – Ха-ха-ха! – язвительно смеется Воронцова. – Ты, братец, определился бы сначала со статусом своей спутницы, прежде чем позволять ей вмешиваться в наши дела! – Она моя невеста! – вдруг громко и отчетливо говорит Матвей, ударив кулаком по столу. Резко становится очень-очень тихо. Лишь слышно, как дышать три человека и где-то размеренно тикает маятник. – Что ты сказал? – Елизавета смотрит на брата широко распахнутыми глазами. – Ты слышала. Я сижу ни жива, ни мертва, смотрю в чашку с кофе и боюсь пошевелиться. «Он пошутил?! Он зачем так сказал? Перед сестрой рисуется?!» – мысли в моей голове проносятся, словно белье в барабане стиральной машинке во время отжима. Тысяча оборотов в минуту. И ни одна меня успокоить не может. – Врун, – становясь спокойной, говорит Елизавета. – Посмотри на свою «невесту». Сидит, словно зомби, глаза вытаращила. Она понятия не имеет, о чем это ты, братец. Воронцов поворачивает ко мне голову. Смотрит. Я не поднимаю глаза. Тогда он берет меня за руку, кладет себе на бедро и накрывает пальцы большой горячей ладонью. Мне становится чуточку спокойнее. – Я не обязан перед тобой отчитываться, Елизавета, – говорит Воронцов. – Скажи, еще кто-то участвовал в заговоре? Кроме Княжина. – Ну, своих главных конкурентов ты знаешь, – отвечает сестра. – Barratt Developments? Persimmon? Taylor Wimpey? – перечисляет Матвей. Насколько я помню из его документов, это крупнейшие судостроительные компании Британии. – Одна из, – уклоняется Елизавета от прямого ответа. – Сколько они тебе предложили за предательство? – 5%. – От чего? Суммы сделки? – Да. – Недорого же ты оценила наши семейные отношения. – Как ты их назвал? – вскипает Елизавета. – Семейные? Да ты положил на них с прибором, Матвей! Собственную дочь игнорируешь с момента ее рождения, со мной общаешься только через адвокатов, племянниц не навестил ни разу за семь лет, даже не стал больше жениться! Вот уж кто совсем не семейный человек, так это ты! Воронцов молчит, поскольку ему, видимо, ответить на это нечего. Сестра угодила в его самое больное место, но Матвей терпит. Его пальцы, вновь скрещенные на столе, все-таки побелели. – Я все-таки хочу понять, Елизавета: ты предала меня ради денег? Ради этих несчастных 5%? – Все-таки 50 миллионов евро, братец, это не такие уж маленькие деньги, – язвительно замечает сестра. – Могла бы просто передать мне через своих юристов, что тебе нужно больше, и я… – Подачку у тебя выпрашивать? – зло интересуется Елизавета. – Я не нищебродка какая! У меня трое детей, мне нужны… Черт! Зараза! – Воронцова внезапно прерывается, нервно, трясущимися пальцами достает новую сигарету. Прикуривает и глубоко затягивается. – А-а-а-а, – улыбается Воронцов. – Так ты беременна! – Пошел ты, – вяло отвечает Елизавета. «Проболталась и теперь чувствует себя уязвленной», – думаю о ней. – Это главная причина, отчего ты затеяла возню вокруг меня, да? – Да! – бросает ему в лицо сестра. – Дурочка ты, Лизка, – ласково говорит Воронцов. – Сам идиот, – беззлобно отвечает Елизавета. Она после внезапного признания как-то сразу вся поникла, осунулась. Пропали ее спесь и гордость. Теперь перед нами сидела обычная одинокая женщина, грустная и подавленная. В гостиной снова воцаряется тишина. Лишь часы продолжают отмерять ход времени. Я жду, какое решение примет Воронцов. Глава 28 Проходит минут пять томительного ожидания, пока я и Елизавета ждем, что скажет Воронцов. Он, плотно сжав губы и нахмурив брови, смотрит в одну точку – куда-то за окно. Там раскинулся большой газон в классическом английском стиле. Это значит – ровный, без единой проплешинки, ровно подстриженный и даже несмотря на зиму радующий сочным зеленым цветом. На таком хорошо пикники устраивать. «Наверное, дочери Елизаветы очень любят там играть», – думаю, и в этот момент Матвей начинает говорить. – Значит, так, сестричка. Поступим мы следующим образом. За предательство тебя следовало бы оформить в полицию, поскольку ты в итоге оказалась втянута в совершение целого ряда уголовных преступлений. Твой подельник Княжин мало того, что попытался украсть мою дочь, так еще и организовал на нас покушение. – Что-о?! – изумляется Елизавета. По ее расширенным зрачкам вижу: она действительно ничего не знала. Воронцов не обращает на ее эмоции внимания. Он сосредоточен и говорит, словно верховный судья, выносящий вердикт, который в последующем не может быть опротестован. Что ж, имеет полное право. – Но я в правоохранительные органы обращаться не стану. Во-первых, потому что ты моя родная кровь. Во-вторых, чтобы ты не смогла из этой ситуации извлечь для себя выгоду. – Выгоду? – усмехается Елизавета. – Именно. Среди моих врагов найдется немало тех, кто пожелает тебе, «униженной и оскорбленной братом-тираном», протянуть руку помощи. Вы сплетете новый заговор, ну а дальше все повторится, – поясняет Матвей. – Исходя из этих причин, ты поедешь с нами. – Куда это? – удивляется Елизавета. – Домой. В наш семейный особняк. Будешь там жить под присмотром. Заодно я прослежу, чтобы ты родила третьего ребенка в хороших условиях. А то здесь, одной, тебе как матери-одиночке будет трудно. – Благодетель нашелся, – ворчит Воронцова. – А ты меня спросил? Может, я не желаю возвращаться?! – У тебя нет выбора. – С какой радости? – С той самой, что я завтра же выставляю это поместье на продажу. – Ха! Ничего у тебя не выйдет, дорогой братец. Я сразу куплю себе новое. Благо, денег у меня… – Елизавета, давай не будем спорить. Конечно, твои адвокаты люди ушлые. Но даже они падки до денег. – И… что это значит? – растерянно спрашивает собеседница. – То, что все твои счета находятся теперь под моим контролем, равно как и имущество. У тебя ничего нет, кроме двоих детей. Но если попробуешь со мной связываться, – глаза Матвея становятся злыми, – то и без них останешься. – Ты не посмеешь… – бледнея, говорит Елизавета. – Поверь, еще как посмею. Особенно после того, как ты едва не лишила меня дочери и бизнеса, – отвечает брат. Мне снова становится жутко неловко присутствовать при этих разбирательствах. «Вот зачем Матвей меня сюда притащил, чего ради?!» – спрашиваю себя. Но стараюсь отвлечься, думая о том, что теперь чувствует Елизавета. «Наверное, ей страшно хочется брату отомстить», – так мне кажется. – Ты страшный человек, Матвей, – говорит Елизавета тихим и очень грустным голосом. – Ты лишил меня будущего. – Вовсе нет, сестричка. Я, наоборот, стараюсь тебе его построить. Чтобы ты жила, как честная и порядочная женщина, а не игрушка в руках ловких дельцов. Ты правда верила, что те господа, с которыми ты «сотрудничала», отдали бы тебе те деньги? – спрашивает Матвей. – Они честные… – начинает Елизавета, но Воронцов прерывает ее сухим невеселым смехом. – Боже, какая же ты наивная, Лиза! – говорит он. – Да ничего бы ты не получила. Ну скажи, с какой стати им отдавать тебе столько денег? Тебе – сестре их главного конкурента! Нет, милая сестрица. Ты не представляешь даже, с какими акулами бизнеса связалась. Это они претворяются золотыми рыбками, умеющими желания исполнять. На самом деле – зубастые и готовы сожрать кого угодно. Скажи мне по секрету, а не один ли из них, случайно, выступил в роли биологического отца твоего будущего ребенка? Вопрос застает Елизавету врасплох. Она переводит взгляд с одного предмета на столе на другой, мнет салфетку в тонких белых пальцах, потом принимается теребить висящий на груди кулон. Тот самый, копию такого же, как у Даши. Матвей мне рассказал, что таких драгоценных вещей было им куплено две. Один для Елизаветы, второй для его любимой жены. После ее смерти он достался Даше по наследству. – Ах, Лиза, Лиза, – неожиданно ласковым тоном говорит Матвей. – Вот видишь, какая ты у меня глупенькая. Мало того, что связалась с этими упырями, так еще и дала им повод тебя шантажировать. Будущий папаша еще ничего не знает, верно? Елизавета отрицательно мотает головой.