Я уничтожена. Свет режет глаза, а потом я становлюсь невесомой. Мне так тепло, что хочется купаться в приятных ощущениях этого кокона. Сильные руки крепко обнимают меня и покачивают мое тело, трясущееся от боли и рыданий. Спокойный, низкий звук бальзамом растекается по изодранной в клочья душе. Я делаю глубокий вдох, и воздух наполнен ароматом, который успокаивает мои ноющие легкие. Он наполняет меня, с каждым вдохом склеивая кусочки моего сердца вместе. Моя голова прижимается к чему-то одновременно твердому и мягкому. От него исходит тепло, и я погружаюсь в него, сосредотачиваясь на равномерном ритме, который слышу, позволяющем мне отстраниться от всего остального вокруг. Теперь я словно плыву, свет становится ярче, заставляя меня отвернуться и сильнее вжаться в свое укрытие. Проходит какое-то время, и я чувствую под собой что-то мягкое, а теплый кокон начинает удаляться. Я всхлипываю от потери и крепко хватаюсь за него. - Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня, - молю я, мой голос звучит хрипло, раздирая саднящее горло. - Детка, дай мне принести тебе влажное полотенце и стакан воды. Обещаю, я быстро вернусь. - Этот голос успокаивает мою душу и уменьшает боль. Это Чейз. Я крепко держусь за него, не желая терять утешение, которое он приносит. Я просто знаю, что как только он уйдет, мрачное уныние и невыносимая боль вернутся. - Я сейчас вернусь, детка. Клянусь. Через секунду. - он вырывается из моей хватки, и я открываю глаза, чтобы посмотреть, как он уходит. Поэтому я снова их закрываю. Не хочу сталкиваться с действительностью. Не хочу больше никого терять. Пару мгновений спустя я чувствую, как прохладная ткань нежно касается моего лица, вытирая его, затем спускается вниз по шее и за нее. Я чувствую, как с меня снимают туфли, затем меня поворачивают на бок и расстегивают молнию. Приоткрываю веки и наблюдаю, как Чейз стягивает с меня платье и кидает его на кресло. Он приподнимает меня настолько, чтобы откинуть одеяло, снимает лифчик и надевает мне через голову футболку. Я понимаю, что должна помочь вместо того, чтобы быть вялой, словно вареный овощ, но во мне не осталось ни капли энергии. Он укладывает меня обратно и накрывает одеялом, затем начинает раздеваться. Оставшись в одних боксерах, он обходит кровать и залезает под одеяло. Придвигаясь ближе, Чейз смотрит мне в глаза, вернее, в то, что можно от них увидеть. Они настолько опухли от слез, что практически закрываются. Он пристально смотрит на меня и его глаза, цвета расплавленного шоколада, полны боли. В конце концов он наклоняется и оставляет на моей щеке самый нежный и ласковый поцелуй. Затем разворачивает меня, прижимается к моей спине и обнимает. Я погружаюсь в тепло, чувствуя себя спокойнее, несмотря на нескончаемый поток льющихся слез. Я даже не заметила, что все еще плачу. Свободной рукой он начинает гладить мои волосы, убирая их с лица и проводя по ним пальцами. Его прикосновения вызывают новое напряжение, но оно приятно. Оно делает меня вялой больше от нервного истощения, чем от боли. Новая тьма начинает окутывать меня, и я не борюсь с ней. Каким-то образом я понимаю, что она будет блаженно пуста. Глава 13 Чейз В течение долгого времени я наблюдаю, как Тори спит. Каждый раз, когда ее губы дергаются, я не борюсь с желанием поцеловать ее и нежно их касаюсь. Ее веки подрагивают, а брови хмурятся, несомненно ей снится что-то печальное и ужасное. Но как только я провожу рукой по ее щеке или давно распущенным волосам, Тори расслабляется, и уголки ее губ приподнимаются в небольшой улыбке. Телефон в ее сумочке вибрирует, не переставая. Скорее всего это ее мать, но я не двигаюсь с места, чтобы ответить. Несколько часов назад, когда у нее случился нервный срыв, я унес ее подальше от его причины. Прочь от ее семьи и воспоминаний. Я обещал ей, что так будет всегда — я буду рядом в минуты ее слабости, когда она не сможет справиться с этим самостоятельно. Солнце садится за горизонт, в комнате темнеет, и я решаю, что стоит разбудить Тори и накормить. — Тори, — шепчу я, целуя ее в лоб. — Пора просыпаться. Нам надо поесть. Она стонет и в конце концов, прищурившись, открывает глаза. — Который час? — Уже больше шести. Ты проспала весь день. Тори морщится, и я целую ее. — Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я. Она отрывает от меня взгляд и поднимает глаза в потолок. — Чувствую себя разбитой. Её ответ искренний, Тори тяжело вздыхает, и в ее глазах появляются слезы. — Это свадьба тебя так сильно расстроила? Один кивок, и ее глаза, в которых застыли слезы, встречаются с моими. — Она напомнила мне о моей собственной свадьбе, о том, что у моей дочери никогда этого не будет. Я вспоминаю Эшли, и мое сердце сжимается от боли. В один прекрасный день мы собирались пожениться. Завести детей. Все наши планы рухнули в одно мгновение. Бессознательно я провожу пальцами по ангелу на груди, чувствуя боль в сердце. Я вижу, как Тори вопросительно смотрит на мою татуировку, но не хочу рассказывать о ней. Могу только представить, какую боль она испытывает. — Моя жизнь пуста. Даже спустя столько лет. Я всего лишь частица той, кем была, когда они были со мной, — с трудом произносит Тори. То, что она называет частицей, мой чертов мир. С того момента, как я заметил женщину, внешне холодную и неприступную, но с нежной душой, жаждущей любви, я увлекся ею. И впервые за последние десять лет я снова могу представить свое будущее рядом с кем-то. — Ты не ничто, — шепчу я и целую ее в губы. — Ты — всё, Тори. Для меня ты важнее всего на свете. Я хочу сделать тебя счастливой снова. — Я не хочу быть счастливой. Без них это нечестно. Они мертвы, а я — нет. Почему я должна продолжать наслаждаться жизнью? Жизнь вообще несправедлива. Я отгоняю слова своей мамы и, прищурившись, смотрю на Тори. — Как думаешь, что сказал бы сейчас твой муж, если бы ты смогла поговорить с ним? Ты думаешь, он не хотел бы, чтобы ты была счастлива? Слезы текут по щекам Тори, и она закусывает губу. Мы оба знаем ответ. Он бы хотел. Вне всяких сомнений. — Но его здесь нет, — всхлипывает она. — Поэтому мы никогда, мать твою, не узнаем. Согласен? Я нежно целую ее дрожащие губы. Но, когда они раскрываются, и ее язык отчаянно ищет мой, я углубляю поцелуй. Наши языки сплетаются, и вскоре я полностью накрываю Тори своим телом, ловя каждый ее стон, когда мой член прижимается через ткань боксеров к заветному местечку у нее между ног. Наш поцелуй становится неторопливым, и я прижимаюсь к ее телу в том же темпе. Это наше эротическое танго, шаги которого знакомы только нам. Ее тяжелое дыхание невероятно меня заводит, и я хочу вылечить ее разбитое сердце. — Я хочу заняться с тобой любовью, Тори, — шепчу я ей в губы. Ее тело трепещет от моих слов, но Тори начинает плакать. — Я тоже этого хочу, Чейз. Честное слово. Но почему я этого хочу? Это ведь предательство по отношению к нему. Я снова медленно целую ее, затем отстраняюсь и пристально смотрю. — Детка, он умер. И мне ужасно жаль. Но ты заслуживаешь снова найти любовь. Я думаю, между нами, что-то есть. Позволь мне исцелить твою израненную душу. — Чейз, — со слезами произносит она. Оторвавшись от губ Тори, я спускаюсь вниз, оставляя легкие поцелуи на ее подбородке и вдоль шеи. Мои губы скользят по ее футболке, и я целую ее тело поверх одежды. Я буду поклоняться ей своим ртом всю ночь. Хочу, чтобы она увидела то, что вижу я. Почувствовала то, что чувствую я. Когда я достигаю ее груди, она стонет. Я отстраняюсь от Тори и сажусь на колени. Ее веки все еще опухшие и заплаканные, и на щеках видны следы слез. Растрепанные белокурые волосы обрамляют лицо, делая ее похожей на сломленного ангела без рая — потерянного и одинокого. Я нашел тебя, детка. Ты больше не одна. Ее грудь вздымается, и Тори смотрит на меня со смесью страха и надежды. Она боится снова чувствовать, и все же жаждет этого больше, чем следующего вздоха. Я излечу ее. Я заполню зияющую пустоту в ее душе своей душой. Она снова сможет чувствовать. Я уж постараюсь. Не отводя взгляда от ее кристально голубых глаз, хватаюсь за ее трусики и стягиваю их вниз по бёдрам. Ее глаза расширяются, и Тори прикусывает губу, но не останавливает меня. Это происходит. Трусики скользят по ее коленям, и она вытаскивает ноги из них, широко раздвигая их и обнажая передо мной свою гладкую киску. Откинув трусики на пол, я поднимаю футболку по ее животу и груди. Она забирает ее из моих рук и стаскивает с себя через голову. Тори лежит обнаженная передо мной. Я хочу ее. Ее тело и душу. Желаю заполучить ее целиком и полностью. Наполнить ее своей силой. Я снимаю с себя боксеры, освобождая набухший член. Взгляд Тори скользит вниз, и она с опаской смотрит на него. Она не занималась любовью со смерти своего мужа, и я уверен, что она боится быть растянутой и заполненной снова. Страх отражается на ее лице. Я никогда не обижу ее. Нависая над ней, я высвобождаюсь из боксеров полностью не в силах сдержать стон, когда мы соприкасаемся кожа к коже. Между нами возникает напряжение, и ее губы приоткрываются, желая поцелуя. Я наклоняюсь и овладеваю ее губами. Этот поцелуй соединяет наши души. С каждым движением языка и каждым разделенным вдохом мы передаем друг другу свои страхи и тревоги. И вместе мы подавляем их. — Займись со мной любовью, Чейз. Ее слова — песня для моих ушей, согревающая каждую частичку моего тела. Мой член, зажатый между нами, пульсирует, стремясь исполнить ее желание. — Я сделаю тебя счастливой, — клянусь я и целую ее. Требовательный стон вырывается из ее груди, сводя на нет мою выдержку. Схватив рукой свой член, я провожу им вдоль ее влажной киски. Медленно вхожу в нее, дюйм за дюймом, тело Тори растягивается, чтобы принять меня. — Чейз, — стонет она.