Беркард растерянно моргает, но больше ничего не говорит, впиваясь в Лукрецию прищуренным взглядом. – Уважаемая коллегия кардиналов, святой отец возложил на меня право возглавить это собрание, так как в последнее время среди его кардиналов распространились… некие волнения, – начинает свою речь Лукреция. В зале тут же начинаются перешептывания. – Интересно, что сейчас с его святейшеством папой римским? – восклицает кардинал средних лет. – Вот уже несколько дней он не появлялся, нужно ли ожидать скорого конклава? Невозмутимость Лукреции трещит по швам, когда она с едва сдерживаемым гневом отвечает: – Попридержите язык! Святой отец пребывает в прекрасном здравии. Он всего лишь отошел от дел на пару дней для созерцания и благоговения, чтобы помолиться о спасении христианского мира в этот святой год. Вам бы тоже следовало подумать об этом, господа. Ее слова хлещут по комнате, и ни у кого недостает мужества что-либо ответить. Я ухмыляюсь и внутренне аплодирую Лукреции, пока она отчитывает самых высокопоставленных членов Римской церкви как непослушных мальчишек. Большинство из них, кажется, до сих пор не хотят признавать, что собрание возглавляет дочь папы, и безмолвно кипят от гнева на своих деревянных стульях. Некоторые, правда, не скрывают своего недовольства. – Я собрала вас здесь, чтобы сделать следующее заявление: все проблемы, касающиеся папы, предстанут передо мной в ближайшие дни. Его святейшество передал мне государственные дела на период своего отпуска. – Она взмахом руки протягивает запечатанный свиток. – Любой, кто хочет узнать об этом поподробнее, может ознакомиться с этим официальным заявлением. Кардиналы в ужасе хватают воздух ртом. – А что за слухи ходят о вашем брате? – восклицает один из них. Лукреция застывает, а затем медленно опускает руку со свитком и выпрямляется на троне. – Мой брат Чезаре в настоящее время в отъезде, и я не имею права разглашать информацию относительно целей и поводов его поездки. А поскольку он уже довольно давно не является членом коллегии кардиналов, его местонахождение не должно волновать вас в любом случае, или я ошибаюсь? – Но ведь он гонфалоньер папских! Солдаты беспокоятся, когда он долго отсутствует. Ситуация в Романге до сих пор неспокойная. – Пусть это будет заботой герцога, – резко отвечает Лукреция, поднимаясь. – Кардинал Орланди, на пару слов! – Жестом она велит Лео следовать за ней в соседнюю комнату, пока собрание начинает расходиться. Дрожа от ужаса, я замираю за занавеской. Что все это значит? Что мне теперь делать? К тому моменту, как Лео вернется, большинство кардиналов наверняка уже уйдет, и я не смогу затеряться в толпе. Некоторое время я еще панически гляжу ему вслед, а затем все-таки решаюсь присоединиться к мужчинам и по возможности незаметно следовать с ними к выходу. Ждать Лео в зале для меня слишком опасно, думаю он поймет, что я уже ушла, так что я продолжаю держаться в тени широкой спины Джованни де Медичи, не решаясь подойти ближе. К счастью, все внимание кардиналов сосредоточено на возмутительной наглости Лукреции Борджиа, так что до меня им дела нет. Но я все равно не осмеливаюсь даже вздохнуть, пока мы не покидаем апостольский дворец и священнослужители не расходятся на все четыре стороны. Только тогда я позволяю себе скинуть капюшон и, моргая, оглядеться. Передо мной простирается пышный парк, влекущий меня словно по волшебству, так что, держась в тени собора Святого Петра, я любуюсь зелеными насаждениями. Сады выглядят слегка одичавшими и неструктурированными, вместо этого они походят скорее на сельскохозяйственные угодья: я замечаю овощные грядки и фруктовые деревья и даже слышу, как где-то рядом галдят куры. Так, внезапно обнаружив этот островок зелени, я начинаю осознавать, что в последнее время меня окружали чуть ли не каменные джунгли и развалины, так что Ватиканские сады становятся для меня почти оазисом в пустыне. Не знаю, сколько времени я провожу, погрузившись в созерцание сада, когда вдруг слышу шаги за спиной и инстинктивно отступаю в тень собора Святого Петра, но это всего лишь Лео, полыхающий щеками и ушами. – Я не должен был брать тебя с собой! Я ведь знал, что так и будет. – Он задыхается, но звучит при этом крайне серьезно. Скорее даже не столько серьезно, сколько обеспокоенно, и прежде чем я успеваю что-либо сказать в свое оправдание, он больно шлепает меня по затылку. – Ай, – протестую я, потирая ушибленное место. – За что? – Помнишь, я задолжал тебе «леща»? Мне показалось, сейчас самое время! Что ж, видимо, я действительно это заслужила. Мы вместе отправляемся прогуливаться вдоль собора Святого Петра, площадь которого, как и в прошлый раз, кишит от бесчисленных потоков паломников. – Что от тебя хотела Лукреция? – наконец-то задаю я вопрос, не дававший мне покоя. – Она спрашивала о тебе. – Обо мне? Почему она спрашивала это у тебя? – Вообще-то, это никакая не тайна, что нас с тобой связывают довольно близкие отношения, поэтому после Консистории она обратилась именно ко мне. Сейчас у нее нет времени улизнуть, чтобы посетить палаццо Элизео, но, после того как она помогла вам с Анджело пробраться в библиотеку Ватикана, ей было интересно, нашли ли вы то, что искали. Она вовсе не глупая, Розали, и прекрасно понимает, что ты замешана в этом деле намного больше, чем хочешь казаться. Все внутри меня сжимается. – Звучит не очень-то хорошо, не так ли? Я просто хотела помочь, а теперь стала одной из подозреваемых. Сейчас вмешательство Люция в историю гораздо опаснее, чем тогда, во Флоренции, и только я в этом виновата. Тошнотворное чувство вины камнем ложится мне на диафрагму, не давая спокойно дышать. Лео хватает меня за руку. – Эй, тише! Это нормально, в такой ситуации все мы немного слетаем с катушек. Она беспокоится, но как только через пару дней Чезаре объявится и заявит, что все это время развлекался с очередной любовницей, это дело быстро замнут. Я позабочусь о том, чтобы он ничего не рассказал о похищении, так что через некоторое время об этой ситуации никто и не вспомнит. Правда, Розали, все это станет просто очередной отметкой в разгульной биографии Чезаре. И пусть я не могу полностью разделить этот оптимизм, слова Лео облегчают мою жуткую тревогу. Главное сейчас – вернуть Чезаре живым и здоровым, а обо всем остальном можно побеспокоиться после. Глава 19 Луна нера Ночь опускается на Рим бархатистым черным пологом, и город задерживает дыхание, превращаясь в вакуум. Или это только мне кажется, что одного вдоха мало, чтобы вдохнуть достаточно кислорода? Мы с Анджело и Лео направляемся в Пантеон. Все готово. В эту ночь луна не взошла на небосклон, оставаясь в тени ниже горизонта, и даже звезды спрятались за рыхлыми облаками. Каждый нерв в моем теле вибрирует от напряжения, и к горлу подкатывает тошнота, когда мы спешим по пустынным улочкам. После стольких дней ожидания момент настал. Новолуние. Луна нера. Я так ждала этого вечера, но так и не сумела себя к нему подготовить. Что, если у меня не получится? Этой ночью срок, отведенный Люцием, истекает, второго шанса у нас не будет. На всякий случай я решила прихватить с собой красную книгу, надежно спрятав ее в бабушкиной сумке, и даже если мне так ничего не удалось узнать, вдруг книга понадобится для открытия портала. Кроме того, я рада, что и оставшиеся лекарства у меня с собой: кто знает, в каком состоянии Леонардо да Винчи вернется, если у меня действительно получится его вернуть, ведь я понятия не имею, куда его отправила и что с ним происходило все это время. Что, если он ранен? Все антибиотики я отдала Галатее, но обезболивающего у меня еще достаточно, да и для дезинфекции ран тоже средство найдется. Сумка стучит по моему бедру при каждом шаге, задавая ровный успокаивающий ритм, и я заставляю себя дышать в такт, чтобы не паниковать еще до того, как мы доберемся до Пантеона. Этим вечером город кажется мне особенно тихим, и я даже удивляюсь, насколько много людей реально верит, что новолуние – проклятое время, по крайней мере суеверия редко возникают беспочвенно, так что я надеюсь, что эта ночь действительно особенная. Настолько особенная, что в нее можно открыть древний временной портал. Мы пересекаем пустынную Пьяцца Навона, и мой пульс продолжает набирать темп. Мы уже почти пришли. По пути через площадь я натыкаюсь на расколотые деревянные ящики и помятые кочаны капусты, небрежно разбросанные по земле – единственное напоминание о бурно кипящей днем жизни, потому что сейчас здесь жутко пусто, и я очень рада, что не одна. Лео и Анджело, так же как и я, напряжены и молчаливы, но главное, что они рядом. Свет фонарей, которые они несут, образуют в чернильной темноте крошечные островки света. Через два поворота дороги, из темноты наконец вырисовывается гигантский контур Пантеона, и я невольно останавливаюсь. Более сорока метров в высоту и ширину, это одно из лучших сохранившихся сооружений древности, а свободно плавающий купол долгое время считался самым большим в мире, но даже все то, что я уже и так знала о Пантеоне, не смогло подготовить меня к виду этого места. Даже в почти кромешной темноте в эпоху Возрождения, меня охватывает благоговейное оцепенение, и я двигаюсь вперед, словно лунатик. Два одиноких факела горят по обеим сторонам от входа, пламя зловеще вспыхивает между рядами колонн. Интересно, они всегда здесь горят? Я не глядя нащупываю руку Лео, сжимая ее в своей ладони. Будучи кардиналом церкви, которая теперь официально считается пантеоном, он позаботился о том, чтобы врата в эту ночь были не заперты. И действительно, створки метровых бронзовых дверей приоткрыты так, чтобы в них мог протиснуться человек. Хорошо, что у Лео получилось решить этот вопрос таким образом, иначе нам бы в жизни не хватило сил сдвинуть эти двери с места. Внутри нас встречает рассеянный мрак, поскольку единственными источниками освещения являются врата и круговое отверстие в куполе, этой ночью здесь особенно темно, и фонари, которые мы взяли с собой, не способны полностью осветить огромную ротонду. Входя в Пантеон, я не чувствую ничего особенного, что могло бы подсказать мне о наличии здесь портала. Если бы мы заглянули сюда во время нашей разведывательной прогулки, мы, скорее всего, ушли бы ни с чем, но тем не менее это сооружение оказывает на меня ненормальное влияние. Я почти ощущаю старость, сочащуюся из массивных стен и уплотняющуюся под куполом. Время живет в этом месте, вопрос только в том, как мне заставить его приоткрыть для меня завесу. – Как это может быть связано со стихиями и ветрами, которые здесь объединяются? – бормочет Лео, и его голос призрачным эхом разносится по безлюдному пространству. – Хороший вопрос, – едва слышно шепчу я себе под нос. – И почему это вообще должно иметь значение для путешествий во времени? Мы идем вдоль округлой стены, по моим наблюдениям, разделенной шеренгой ниш. За каждой полукруглой неизменно следует прямоугольная ниша с двумя колоннами перед ней, огораживающими вход. – Три закругленные ниши… четыре, если считать вход, и четыре прямоугольных, – подытоживаю я, когда мы замыкаем круг. – С какой из сторон света расположен алтарь? Я подхожу к простому каменному алтарю перед одной из круглых ниш… прямо напротив входа. Лео хмурится. – Должно быть… – переходит он на итальянский, – надо бы… – Размышляя, он рисует пальцами линии в воздухе, указывая в разные стороны. – Пьяцца Навона находится к западу отсюда, не так ли? – Да, – подтверждает Анджело, до сих пор молча наблюдавший за нами. – Тогда алтарь находится на юге, что необычно, так как большинство алтарей располагаются на востоке. Однако здесь пришлось приспосабливаться к местным условиям, когда храм был превращен в церковь. – Хорошо, – соглашаюсь я. – Значит, круглые ниши символизируют стороны света, а прямоугольные… – Я направляюсь к ближайшей из них, Анджело и Лео следуют за мной, чтобы осветить для меня облицованную цветным мрамором стену, на которой я пытаюсь найти хоть какие-то подсказки насчет расположения стихий. Если портал действительно находится здесь, значит, что-то должно на него указывать, но с первого раза я ничего не замечаю. В нише расположен алтарь, над которым висит пыльный святой образ, который ни о чем мне не говорит, и даже на безупречной мраморной облицовке стен нет никаких подсказок. Тогда я опускаюсь на корточки, чтобы изучить плитку на полу и постамент алтаря, но снова ничего. Абсолютно ничего. Разочарованная, я уже собираюсь придумать что-то другое, когда мне в глаза бросается какая-то неровность на задней части колонны, похожая на отломившийся кусок мрамора, однако когда я подхожу ближе, у меня перехватывает дыхание: едва заметное сколотое место на самом деле оказывается символом волны. Три изогнутые линии друг над другом, но я никогда в жизни не поверю, что это случайность! – Вот! – зову я Лео и Анджело. – Это же волны! И, не дожидаясь ответа, бросаюсь к ближайшей нише… И в самом деле! Опять же, на одной из колонн снова есть выемка: три волнистые линии, перпендикулярные друг другу. Воздух! Для полной уверенности я проверяю и две другие ниши, где нахожу знаки огня и земли, вымощенные в камне, и волнение от этого чудесного открытия грозит захлестнуть меня штормовой волной. Одно дело – найти подсказки, но обнаружить доказательства того, что верно их расшифровал, – совершенно другое! – Тебе открываются врата, там, где встречаются ветра и объединяются эссенции. Там, прямо в их колыбели, начинается космос, – благоговейно цитирует Лео, когда я взволнованно кружусь по храму. Тут мой взгляд падает на одну из плит в полу в самом центре здания, и мне даже не нужно долго размышлять, чтобы понять, что, если провести воображаемые линии из всех восьми сторон к центру, они встретятся здесь. В месте, над которым расположено круглое отверстие в куполе. Я задираю голову, глядя вверх на ночное небо, проникающее сквозь окулюс. Окно в космос. Мое тело покалывает как наэлектризованное, когда я осторожно приближаюсь к центру Пантеона и, колеблясь, бросаю взгляд через плечо. Анджело и Лео стоят в нескольких шагах позади меня, фонари высвечивают черты их напряженных лиц, и Анджело ободряюще мне улыбается, а Лео молча кивает. Я снова оборачиваюсь, но чувствую поддержку парней за своей спиной: да, следующий шаг я должна сделать сама, но приятно понимать, что я не одна в этот момент. Я оказываюсь в центре Пантеона. От волнения у меня дрожат колени и кружится голова, но больше ничего не происходит. Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться, отыскать в себе ту невероятную силу, ведь так и должно быть, верно? Человек копается в себе, ищет дар, дремлющий внутри, и высвобождает его… В книгах, которые я читала, все было гораздо проще, но сейчас во мне царит сумятица от нахлынувших эмоций и все нарастающая паника. Открыв глаза, я только убеждаюсь в том, что ничего не изменилось. – Хм… Ничего не происходит, – излишне озвучиваю я очевидное, и мой голос эхом отскакивает от высоких стен. Закусив нижнюю губу, я разворачиваюсь к Лео и Анджело, которые выглядят такими же настороженными, как я. – Книга, – вдруг восклицает Анджело, указывая на мою сумку. – Может быть, красная книга поможет? В течение последних дней она оставалась пустой, отказываясь со мной разговаривать. Я снова и снова брала ее в руки, пролистывала страницы, но, кроме пророчества о себе, так ничего и не обнаружила. Тем не менее я вынимаю ее из сумки, и мои пальцы дрожат, соскальзывая с зеркальной обложки, пока я наконец не справляюсь и не раскрываю ее. Мое дыхание неестественно громко разносится по пустынному храму, в момент, когда я открываю первую страницу, она едва уловимо становится ярче. Удивленная, я наблюдаю через окулюс, как облака расходятся, открывая звезды, погружающие пространство в тусклый молочный свет. У меня по спине пробегают мурашки. Как по волшебству на первой странице начинают проявляться буквы, и я чувствую себя Гарри Поттером, впервые открывшим дневник Тома Редла, с той только разницей, что в этой книге не живет злой дух, мечтающий высосать из меня душу. По крайней мере, я на это надеюсь. Постепенно пророчество обретает форму, его слова уже безвозвратно запечатлелись в моей памяти, и кажется, они не получают своего подтверждения. Тебе открываются врата… Да-да, я заметила. Я продолжаю листать и не могу поверить своим глазам, когда на одной из страниц действительно начинают появляться новые слова. Напряженно наблюдая, как буква за буквой страницу украшают новые символы древней надписи, я сначала также не могу разобрать, что они означают, но как только послание оказывается дописано, буквы перед моими глазами обретают смысл. Затаив дыхание, я позволяю своему взгляду скользить по строчкам. В тебе встречаются потоки, ветры и эссенции. Эфир смотрит твоими глазами.