В конце концов я отталкиваюсь от двери. Собираюсь кое-чем себя побаловать, чего ждала весь день. На полпути я встречаю Анджело с подносом, на котором стоит дымящаяся миска бульона для Галатеи. – Куда это ты такая веселая? – мимоходом кричит он мне. – Собираюсь принять ванну! Его фыркающий смех преследует меня до задней части дома, где я с предвкушением вхожу в комнату для купания. Ванна пустует, и даже на лежаках никого нет. Как хорошо, что я одна! После того как я несколько дней подряд едва успевала умываться, каждая клеточка моего тела жаждет погрузиться в теплую ароматную воду, и через минуту я, уже раздетая, спускаюсь по зеркально-гладким ступеням в бассейн. Скользнув в воду, я счастливо вздыхаю, окутанная ароматом эфирных масел. Впервые за несколько дней у меня есть момент только для себя, так что я с наслаждением растягиваюсь на ступенях в теплой воде, позволяя своим мыслям свободно блуждать. Кто знает, может, это единственная возможность за долгое время, ведь до новолуния остается всего три дня. К счастью, еще прошлым вечером Анджело очень быстро выяснил точное время его наступления, после того как мы вернулись от Друзиллы. Кто бы мог подумать, что не кто иной, как Грация, окажется поклонницей гороскопов и умелым чтецом астрологического календаря. Сначала я жутко переживала, что новолуние будет через десять дней или еще больше, что мы не сможем уложиться в срок, отведенный Люцием. Это действительно было бы катастрофой. Тем не менее мне показалось странным такое количество совпадений: время, в которое, по словам Друзиллы, будут открыты порталы сквозь время, удивительно точно совпадает с последним днем, отведенным шантажом Люция. Возможно, это просто случайность, но, когда дело касается Люция, мне не особенно верится в такие стечения обстоятельств. Прежде чем мои мысли успевают углубиться дальше в дебри этих серьезных размышлений, я быстро себя одергиваю: я здесь для того, чтобы расслабиться и набраться сил, а не для того, чтобы ломать голову над загадками, ответы на которые вряд ли получу. Так что я позволяю себе беспечно плескаться, снова чувствуя себя ребенком, когда я часами могла сидеть в ванне, с одним лишь отличием: эта ванна роскошная и просто гигантская по сравнению со стандартными. Я успеваю погрузиться под воду, а затем снова вынырнуть, прежде чем слышу какой-то шум. Испуганно дернувшись, я оглядываюсь по сторонам, но ничего не вижу из-за стекающей с волос на глаза воды. Но все еще слышу какое-то копошение и забавляющийся мужской смех. – Лео, – обвиняя, вскрикиваю я, смахивая с лица мокрые пряди волос. – Чао, маленькая русалочка! Он появляется между мраморных колонн, окаймляющих круглую комнату, и присаживается на корточки у бассейна. Мое сердце невольно ускоряется. Это возмутительное нарушение личного пространства: зайти ко мне в ванную комнату, где я голая, в то время как сам он полностью одет. – Анджело сказал мне, что ты здесь. Помочь тебе вымыть волосы? Тембр его тихого голоса вызывает у меня мурашки, несмотря на теплую воду, и, не успев даже обдумать его предложение, я киваю, завороженно наблюдая, как он снова выпрямляется, чтобы сбросить черную дорожную одежду. Его темный плащ с грохотом падает на пол, тонкие пальцы расстегивают рубашку, и я имею в виду… Разве тем, что отказался здесь ночевать, он не дал мне прямой отпор? А теперь он не отпускает мой взгляд, расстегивая брюки. Я тяжело сглатываю, продолжая неотрывно следить за его движениями. По его губам пробегает хитрая улыбка, когда он, наконец, опускается ко мне в бассейн. Какое-то мгновение я еще смотрю на груду одежды на полу, а затем оборачиваюсь, чтобы сделать как можно более непринужденный вид. Что оказывается не такой-то простой задачей: я скорее похожа на деревянную марионетку, когда присаживаюсь рядом с ним на ступеньку, пока он плещется в теплой воде. Я так напряжена, что аж вскрикиваю, когда рука Лео ложится мне на плечо. – Повернись ко мне спиной, – мурлычет он, мягко подталкивая меня, заставляя отвернуться. – Что? Я слышу звук открывающегося шампуня, а в следующее мгновение его пальцы начинают массировать кожу головы, взбивая пену, и я не успеваю сдержать стон удовольствия. Господи. Как же. Это. Чертовски. Приятно. Мое напряжение потихоньку отступает, и я начинаю подставляться под круговые движения его пальцев, которыми он массирует мою голову. Некоторое время внимание Лео остается сосредоточенным на волосах, а затем он опускает руки к моей шее, массирует плечи и спину, и тепло распространяется по моей коже ожогом. – Я тут подумал… – О, как хорошо, – ошеломленно бормочу я. В отличие от Лео моя способность мыслить совсем иссякает, стоит его ладоням скользнуть к животу. – После того как мы поболтали с Друзиллой, я вспомнил свою встречу с ней, ну, знаешь, когда я еще путешествовал один. У меня не получается дать более осмысленный ответ, чем кивок. Неужели он не понимает, что со мной делает? Если бы я позволила себе немного откинуться назад, я могла бы прислониться к его обнаженной груди. Мне стоит огромных усилий сидеть неподвижно, пока он вскользь обводит подушечками пальцев мой пупок. Разве это входит в предложение «вымыть волосы»? Я что, попала на какой-то аттракцион сумасшедшей щедрости? Но мне сейчас некогда анализировать эти прикосновения. – То, что Друзилла могла видеть меня тогда, так раздражало, что осознанно или нет, я пытался вытеснить из головы эти встречи. До вчерашнего дня я вообще не думал об этом. Она говорила какую-то бессмыслицу, и, честно говоря, я тогда ничего не понял и чертовски испугался. – Он сглатывает, и его рука замирает на моих ребрах. – Она предупреждала и о тебе. Сначала это просто встревожило меня, но когда я познакомился с тобой, ее слова действительно меня напугали. Сейчас я еще раз прокрутил их в голове и уже не так уверен, что понял тогда все правильно. Он поглаживает мои бедра и кладет руку мне на шею – не грубо давит, а просто прикасается, но этот жест такой недвусмысленно властный, что все во мне вскипает. Я хочу большего. Сквозь свое тяжелое дыхание я слышу его голос словно бы издалека. – Она сказала, чтобы я остерегался, когда встречусь со своей коллегой, с этого момента мы будем в опасности, потому что я буду бессилен перед тобой, а ты – бессильна передо мной, что начинается охота за нашими объединенными сердцами, и опасность следует за нами по пятам. – На мгновение его рука останавливается, но он тут же отмирает. – Однако она сказала мне еще кое-что, и раньше я не обращал на это внимания: любое мрачное предзнаменование будет разрушено, если мы возьмем верх над судьбой, которую написали для нас другие. И тьма уступит место новой звезде, рожденной из углей Льва и Водолея. Я чувствую, как дрожат его пальцы на моей шее, и сама начинаю дрожать, постепенно осознавая эти слова. Что это может означать… Он обхватывает мою талию и кружит меня в воде, пока я не оказываюсь сидящей на его коленях. Дыхание вырывается у меня хрипами, и я инстинктивно сцепляю ноги у него за спиной, чтобы не соскользнуть. Лео берет мое лицо в ладони, неотрывно глядя мне в глаза. – Ты была права, когда говорила о пророчестве. Я настолько сосредоточился на том, чтобы оградить тебя, что ни секунды не думал, от чего пытаюсь защитить. Судьба могущественна, но в конце концов, только наши поступки создают ее, так что если ты чего-то опасаешься, то подсознательно шагаешь навстречу этому. В его глазах бушует буря, морская зелень и синева сливаются в водоворот, увлекая меня за собой. – Я собираюсь восстать против судьбы, которую другие написали для нас, Розали. Я сам хочу определять свою судьбу. И ты будешь в ее центре. Я не знаю, кто из нас первым тянется за поцелуем, но на самом деле это не важно. Важно только то, что это происходит без единого слова и барьера, которые могли бы нас разъединить. Его горячие губы ласкают мои, и я невольно впиваюсь пальцами в его плечи. Все, что я с таким трудом сдерживала все это время, вырывается из груди вихрем: желание быть рядом, прикасаться к нему… Его язык проскальзывает в мой рот, дразня как открытое пламя, и я не могу сдержаться, чтобы не оцарапать его кожу в порыве чувств. Не знаю, как далеко мы могли бы зайти, если бы нас не окликнул чей-то взволнованный голос: – Кардинал Орланди! Лео отстраняется от меня так резко, что я сползаю с его колен и растерянно оглядываюсь через плечо, чтобы обнаружить молодого парня в жреческом одеянии. Увидев нас обоих обнаженных и тесно сплетенных под водой, он заливается краской до самых ушей и смущенно отводит взгляд в сторону. – Простите за беспокойство, ваше преосвященство. Лео глубоко вздыхает, проводя рукой по волосам. – Что там такое? Я зарываюсь лицом в изгиб его шеи от того, насколько некомфортно быть застигнутой в такой момент с церковнослужителем. Кто вообще, черт возьми, позволил этому парню просто так сюда ворваться?! – Был созван Консисториум секретум, вам необходимо немедленно явиться в апостольский дворец. – В голосе парня отчетливо звенит настойчивость. – Хорошо, – рычит Лео. – Идите вперед, я вас догоню. На мгновение посыльный теряется, но в конце концов кивает и спешит на выход. С глубоким вздохом Лео переводит дыхание и прислоняется лбом к моей голове. – Прости, мне действительно нужно идти. Он зачерпывает ладонью теплую воду, ополаскивая мне волосы, и я прижимаюсь к нему теснее, не желая отпускать. – Что вообще такое этот Консисториум секретум? Лео начинает подниматься из бассейна, но я цепляюсь за него руками и ногами, повисая огромной коалой. Он ссаживает меня на скамейку у стены и хватается за приготовленные полотенца. – Это собрание всех римских кардиналов. Папа зовет, надо идти. – Он криво усмехается, энергично вытирая лицо насухо. Я тоже вяло начинаю вытираться, мыслями, однако, улетая далеко отсюда. Папа созывает собрание кардиналов… Повсюду ходят слухи о том, как его тяготит исчезновение сына. Я бы так хотела… – Возьми меня с собой, – спонтанно прошу я. Не знаю, откуда во мне возникает желание сопровождать его, но это вырывается у меня прежде, чем я успеваю затормозить. Лео таращится на меня огромными глазами. – Взять тебя с собой? Ты думаешь, слово «секретум» там просто так? Прижимая полотенце к груди я продолжаю смотреть ему в глаза. – Пожалуйста, там ведь будет столько кардиналов, я спокойно смогу среди них затеряться. Я вообще не понимаю… Лео поджимает губы, задумчиво глядя на меня. – Если ты не возьмешь меня с собой, я сама за тобой туда прокрадусь, – провокационно добавляю я. Не знаю, действительно ли мне бы хватило смелости пробраться в Ватикан в одиночку, но Лео, по-видимому, верит в меня больше, чем я сама. – Va bene, как хочешь. Ты же все равно не позволишь мне тебя переубедить, если что-то взбрело тебе в голову. Лучше я провожу сам, чем тебя схватят охранники. И я, чрезвычайно довольная собой, принимаюсь одеваться, вслед за нижним бельем натягивая простое домашнее темно-зеленое платье изо льна. Мои волосы все еще сырые, несмотря на то что я хорошенько просушила их полотенцем, так что я заплетаю их в тугую косу и завязываю лентой, которую всегда ношу на запястье для таких случаев. Наконец Лео протягивает мне свой черный плащ, и объемная одежда укутывает меня с ног до головы, так что под весом складок совсем не видно, что я женщина. Удовлетворенно усмехнувшись, Лео щелкает пальцем мне по кончику носа. – Если все пойдет наперекосяк, я буду клясться, что вижу тебя впервые в жизни. – Тогда я всем расскажу, какой ты трусишка, что бросил меня им на съедение! Низко надвинув капюшон на лицо, я иду вместе с Лео знакомой дорогой по Пассетто ди Борго в сторону Ватикана. Он несется вперед семимильными шагами, и я изо всех сил стараюсь не отставать от него, путаясь ногами в тяжелых складках ткани плаща. Когда мы подходим к Ватикану, я опускаю голову ниже, опасаясь, что кто-то сможет заглянуть мне в лицо и понять, что я не мужчина. Мы проходим через калитку мимо двух вооруженных охранников, но они беспрепятственно нас пропускают. Я следую за Лео по коридору, чтобы после подняться по лестнице на второй этаж. – Здесь находятся апартаменты Борджиа и жилые комнаты папы, – бросает мне Лео, и я чуть отодвигаю край капюшона, чтобы с любопытством оглядеться. После моего визита сюда посреди ночи, при свете дня я надеюсь разглядеть побольше. Сердце с каждым ударом пускает волны тревоги по моему телу. У кого из вас вообще когда-либо была возможность посетить покои кого-нибудь из древних пап еще при его жизни?! Сейчас эти помещения принадлежат музеям Ватикана, а следы их первоначального использования давно исчезли. В коридорах куча народу: пестрый хаос из придворных и кардиналов, так что на меня никто не обращает внимания. Тем не менее я все равно максимально втягиваю голову в плечи и прижимаюсь к стене, чтобы ни с кем не столкнуться. Лео то и дело незаметно оборачивается ко мне, бормоча мимоходом мимолетные приветствия и кивая коллегам. Вскоре мы попадаем в зал, свод которого богато украшен фресками, расписанными настолько красочно и подробно, что больше всего на свете мне охота запрокинуть голову и погрузиться в созерцание этого великого искусства, но вместо этого мне приходится уставиться в мозаичный пол, позволяя себе только вороватые оглядывания. Из обрывков разговоров кардиналов вокруг я слышу, что все в высшей степени обеспокоены. Видимо, столь спешное собрание для них довольно необычное явление, и все задаются вопросом, что послужило его причиной. И я в их числе. Спустя примерно десять минут ожидания в прихожей, открывается дверь, предлагая кворуму войти. Лео идет вплотную со мной, чтобы оградить от чужих взглядов, и мы вместе проскальзываем в соседний зал, представляющий собой вытянутую комнату с папским престолом, вдоль стен выстроились деревянные стулья, на которых устраиваются кардиналы. Лео отодвигает для себя стул около трона, незаметно отталкивая меня в оконную нишу, откуда я могу следить за происходящим из-за драпированной занавески. Все присутствующие полностью погружены в эмоциональные обсуждения, и никому из них даже в голову не приходит, что вместе с ними в покои папы прокралась загадочная фигура в капюшоне, что меня в равной степени ошеломляет и радует. Через некоторое время, когда всеобщее беспокойство немного улеглось и все присутствующие погрузились в выжидательное молчание, появляется папа. Стоит створчатым дверям немного приоткрыться, я, затаив дыхание, выглядываю из-за своей занавески, и первое, что бросается мне в глаза, – ворохи красной ткани: великолепный бархат, парча… Все насыщенно-малинового оттенка. Мой взгляд скользит по фигуре в роскошном одеянии, и я невольно роняю челюсть: это не папа римский. Это его дочь. С гордо вздернутым подбородком в зал входит Лукреция Борджиа, но спусковым крючком волнения среди кардиналов оказывается момент, когда она опускается на трон, кладя руки на подлокотники. С головы до ног она излучает власть, ее красивое лицо не выдает ни единой эмоции, пока кардиналы в смятении переглядываются между собой, а некоторые наперебой кричат, подскочив со своих мест. Я восхищена выступлением Лукреции и вполне понимаю всеобщее волнение: то, что дочь папы занимает его место, должно быть, ощущается пощечиной для всех собравшихся. – Где святой отец? – Папа созвал Консисторию, а не его дочь! – Тише, – гремит чей-то мужской голос, заглушая гул и заставляя кардиналов замолчать. Этот человек шагает вперед, и мне приходится вытянуть шею, чтобы получше его разглядеть: высокий, сутулый и худощавый, он обводит Лукрецию зорким взглядом, словно хищная птица. Кажется, он готов выцарапать ей глаза. – Я церемониймейстер папы, почему я ничего не знаю об этой подтасовке? Лукреция откидывается назад, на ее губах играет едва заметная улыбка. – Потому что это собрание не является ни литургическим праздником, ни церемонией. Или я ошибаюсь, монсеньор Беркард? – Мужчина только скрипит зубами, на что по лицу Лукреции на мгновение пробегает насмешка. – Поскольку вы в любом случае постоянно суете нос во все наши дела, вы должны были быть готовы к тому, что когда-нибудь этому придет конец.