Наверное, так и должны чувствовать себя секретные агенты… ну, или наемные убийцы. Я подавляю нервный смешок и ускоряю шаг, чтобы успеть юркнуть за Анджело у следующего поворота. Та помощь, которую мне предложил молодой человек днем на крыше, мало удивила Галатею. «Она знает?» – спросила я у него, пока мы ждали, когда Галатея закончит прихорашиваться и примет нас. Заинтригованная, я наблюдала за облаками белой пудры, поднимающимися из-за шелковой ширмы, прежде чем Галатея с широкой улыбкой вышла к нам. Анджело лишь незаметно покачал головой, а затем с заговорщической улыбкой попросил Галатею об одолжении. При этом выражался он настолько витиевато и загадочно, что я так и не поняла, в каком именно моменте его речи проскочила просьба. По крайней мере, Галатея казалась взволнованной и готова была поддержать нас во всем. Сейчас наверняка я знаю только то, что мы направляемся прямо к Ватикану, и это вызывает у меня нервную дрожь по всему телу. Однако наш путь отличается от того, которым я несколько дней назад добиралась до площади Святого Петра: чтобы нас не заметили, мы продвигаемся в тени стены, которая пересекает квартал, будто баррикада для заговорщиков вроде нас. Я чувствую, что мы уже почти у цели, когда Анджело замедляет шаг, и через некоторое время наконец останавливаемся перед старым домиком, который пристроен почти вплотную к стене. Я до сих пор не имею ни малейшего понятия, что мы здесь забыли, но так и не решаюсь спросить. В воздухе висит непонятное напряжение, Анджело, осмотрительно оглядываясь, направляется к двери, а я набираюсь храбрости. Из недр домика ни свет, ни звук не проникают наружу, он кажется безлюдным. Во многих местах с фасада отвалилась штукатурка, обнажая потрепанные стены здания. Кажется, этот домик все еще стоит только потому, что прислоняется к стене. Но тут я слышу шаги, изнутри кто-то гремит замком, и я инстинктивно задерживаю дыхание, когда дверь чуть приоткрывается. – Что вы хотите? – спрашивает из щели мужчина низким голосом. – Aut Caesar aut nihil, – едва слышно бормочет мой спутник в ответ, и, прежде чем я успеваю обдумать смысл сказанного, дверь распахивается, а Анджело хватает меня за руку, чтобы затащить за собой внутрь. Здесь все кажется еще меньше, чем снаружи. Я рада, что Анджело продолжает вести меня за руку, потому что в доме царит кромешная темнота. Через несколько шагов мы добираемся до лестницы, по которой я нерешительно поднимаюсь вслед за Анджело. После каждой ступеньки я словно делаю шаг в пустоту, боясь оступиться и упасть, крепко цепляюсь за поручень, пока наконец не добираюсь до самого верха, где чуть светлее из-за запыленного окна. Мы молча пересекаем еще один коридор и доходим до двери, из-под которой проникает узкая полоса света. Войдя, я оказываюсь ослеплена ярким светом, но глаза быстро привыкают к теплому мерцанию свечи, и я вижу фигуру, стоящую у окна, видимо, в ожидании нас. Она также одета в черное, как и мы с Анджело, явно не мужчина – фигура под складками плаща выглядит изящной… А затем она снимает капюшон, и я выдаю тупое «О». Перед нами действительно оказывается молодая женщина, у нее овальное лицо, широкие пухлые губы и сине-зеленые глаза. Она по-хозяйски улыбается, словно оказала нам большую услугу, согласившись на аудиенцию. Анджело рядом со мной почтительно кланяется, и я демонстрирую свой навык неуклюжих реверансов, при которых каждый раз рискую вывихнуть лодыжку. Кланяясь, я бросаю на Анджело вопросительный взгляд. – Мы благодарим вас за готовность помочь нам, донна Лукреция, – говорит Анджело самым шелковистым голосом. Да ладно! Это, должно быть, шутка! Если моя безумная догадка верна, я потеряю рассудок на месте. Просто не может быть, чтобы я так столкнулась с Лукрецией Борджиа, дочерью папы! Что она вообще забыла в этом захудалом домишке? Как она может нам помочь? Но, видимо, как-то может, раз уж мы здесь. – Ради брата я готова на все, – с горящей в глазах решимостью отвечает она. – Даже если это означает, что придется организовывать тайные ночные собрания. – Ее глаза загораются детским энтузиазмом: видимо, мысль о том, чтобы сделать что-то запретное, доставляет ей огромное удовольствие. И если мы планируем сделать то, о чем я думаю, то это настолько «запретное», что у меня волосы встают дыбом. Я еще раз оглядываю девушку: ее светлые локоны искусно заплетены вокруг головы, словно на ней причудливая корона, из-под плаща выглядывает темно-фиолетовое бархатное платье, почти сливающееся с черным цветом накидки. Не сохранилось ни одной стопроцентно подлинной картины, на которой изображена Лукреция Борджиа, но ее невероятная аура не оставляет сомнений в том, что моя догадка правдива. Просто непостижимо! Я до сих пор не могу в это поверить, нервно дергая Анджело за рукав. – Почему нам нужна Лукреция Борджиа? Что именно мы собираемся сделать? – шепчу я едва слышно. Анджело шагает ко мне, чтобы так же шепотом ответить: – Они с Галатеей хорошие подруги, а нам с тобой нужно попасть в библиотеку Ватикана, а именно в отдел, к которому нет доступа для всех желающих. Лукреция де-факто выросла в Ватикане, так что только она может незаметно провести нас туда и обратно. Плюс, как ты уже слышала, она сделает все ради спасения брата, так что ей можно доверять. Неуверенность и решимость борются во мне, но это объяснимо: я никогда не чувствовала себя достаточно комфортно в незнакомых местах. А суть этой миссии примерно в этом и заключается… даже хуже. Серьезно, вторжение в Ватикан – это последнее, что моя совесть находит приемлемым, от одной мысли о том, что мы собираемся сделать, желудок тревожно сжимается. С другой стороны… Я знаю, что Анджело из тех людей, которых жизнь научила продумывать каждый свой шаг, и если он считает, что это необходимо – он вполне способен ворваться посреди ночи даже в Ватикан. Во время нашего сегодняшнего разговора на крыше он рассказал, что уже давно ищет способ вернуться домой, так что если кто-то и может помочь мне, когда дело касается путешествий во времени без помощи портала, – это Анджело. Он уже наверняка продумал все возможные и невозможные способы вернуться в свое время. И хотя я при всем желании не могу испытывать такого же энтузиазма относительно нашего плана, как Лукреция, я даже немного предвкушаю исследование библиотеки Ватикана, поэтому я чуть киваю, соглашаясь: если я сейчас откажусь и не пойду с ними, то точно об этом пожалею. Анджело, улыбаясь, сжимает мое плечо и бросает взгляд на Лукрецию. – Мы готовы. – Замечательно! – Она весело хлопает в ладоши и снова набрасывает на голову капюшон. – Карло, дождись нашего возвращения здесь! Мускулистый мужчина, впустивший нас в дом, серьезно кивает, пока Лукреция, пересекая комнату, подходит к стеллажу, тянущемуся от пола до самого потолка, уже чуть отодвинутого от стены так, чтобы в щель как раз мог протиснуться человек. Она первой исчезает в этом тайном проходе, и Анджело пропускает меня вперед. Затаив дыхание, я как можно скорее ныряю в щель и попадаю в открывшийся за ней проход, где меня встречает кромешная темнота. Здесь я отчетливо слышу дыхание стоящей рядом Лукреции. Затем раздаются скрип и шорох, сопровождающие появление Анджело, который с мучительным стоном все-таки протискивается к нам. – Было бы неплохо отодвинуть эту полку подальше от стены, – ворчит он, и я слышу шорох ткани, когда он стягивает плащ. Со стороны Лукреции слышатся звонкий смешок и тихий гул удаляющихся шагов. Я спешу вслед за ней, хотя темнота в коридоре настолько густая, что не получается рассмотреть ни малейшей детали. Одной рукой я скольжу вдоль грубо оштукатуренной стены, чтобы не потерять равновесия, а вторую протягиваю перед собой, чтобы ни на что не наткнуться. Вскоре я касаюсь кончиками пальцев спины Лукреции, остановившейся передо мной. – Извините, – с улыбкой бормочу я, но она мне не отвечает. Вместо этого я слышу звуки какой-то возни и лязг металла: Лукреция пытается справиться с замком. Затем дверь открывается, а я снова обретаю способность видеть и с любопытством оглядываюсь по сторонам. Мы оказываемся в узком длинном коридоре с круглым сводчатым потолком, в стенах с равными промежутками расположены отверстия, напоминающие бойницы. Выглянув из-за угла, с удивлением обнаруживаю, что мы находимся выше, чем я думала: все эти подъемы по лестницам и темные коридоры меня совершенно дезориентировали. Прищурившись, я гляжу вниз: по всей видимости, мы находимся на вершине стены, в тени которой крались раньше. – Где это мы? – удивленно шепчу я. – Это Пассетто ди Борго, – отвечает Анджело, только что появившийся позади меня. Пассетто… Это должно быть мне знакомо… Это же… Ну да! Наконец до меня доходит, из горла вырывается тоненький всхлип восторга. Собственно, я могла бы и сама догадаться: Пассетто ди Борго является одним из известнейших в мире путей побега, иронично, не так ли? Спрятанный в совершенно непримечательной снаружи средневековой стене, он ведет из Ватикана прямиком в замок Ангела. А теперь я сама оказываюсь здесь и собираюсь сделать ровно противоположное: попасть по этому пути в Ватикан, а не сбежать оттуда. Лукреция, грациозно шагающая впереди, бросает на нас взгляд через плечо. – Я всегда использую Пассетто, когда хочу навестить Галатею. От дома у стены до нее всего пара шагов, так что я могу приходить и уходить незамеченной. Я невольно отвечаю на ее приветливую улыбку. Так, значит, она действительно дружит с Галатеей. По крайней мере, это объясняет, как Анджело смог уговорить ее помочь нам: наверняка Галатея просто послала ей весточку с просьбой о помощи, на которую та легко согласилась. Мы пересекаем Пассетто целиком, и с каждым шагом мое волнение усиливается. Я прямо сейчас собираюсь войти в Ватикан, проникнуть за стены, отделяющие простых смертных вроде меня от приближенных папы. Наконец, мы достигаем двери и проходим внутрь. Вот мы и сделали это! Оказались в апостольском дворце! Лукреция шепотом призывает нас быть как можно тише, пока мы спешим по безлюдным коридорам. Мой пульс увеличивается с каждым шагом, а по спине пробегает нервная дрожь. Воодушевленная и напуганная одновременно, я за каждым поворотом ожидаю увидеть сторожевой пост, преграждающий нам путь, и охрану, которая вышвырнет нас отсюда как котят… Или еще что похуже. Но на всем пути через Ватикан нам не встречается ни души, ничего, кроме пустых коридоров и заброшенных комнат. Я мимоходом бросаю взгляд на великолепно обставленные помещения. В воздухе едва уловимо пахнет ладаном. К сожалению, сейчас ночь, и у меня нет возможности осмотреться получше. «Кроме того, – увещеваю себя я, – мы здесь не для того, чтобы осматривать достопримечательности». Все глубже проникая в комплекс зданий, мы вдруг слышим жуткий вопль. Я испуганно оглядываюсь по сторонам, но никак не могу понять, откуда он исходит. Затем на какое-то время крик затихает, но вскоре раздается снова. Это чем-то напоминает вой замученного призрака, который гоняет нечисть по пустынным коридорам. Мороз по коже. Я окликаю Лукрецию: – Вы тоже это слышите? – задыхаясь, спрашиваю я. Она бросает на меня встревоженный взгляд и кивает. – Это мой отец. Тишину снова разрывает жуткий вой, заставляя меня покрыться мурашками. – Что происходит? – не отстаю я. Лукреция только вздыхает, едва шевеля губами: – Исчезновение Чезаре сводит его с ума день за днем. Отец подолгу не может уснуть, а если все-таки засыпает, его мучают кошмары. Ничто и никто не может его утешить, я очень беспокоюсь о нем. Словно тяжелая глыба льда падает мне в желудок – болезненное осознание того, что исчезновение Чезаре Борджиа уже имеет последствия, напоминание о том, что я должна сделать все, что потребуется, чтобы это исправить, и не имею права на ошибку. Я даже не хочу представлять, что будет, если Чезаре умрет не естественной смертью: пока крошечные отклонения от исторических событий еще можно исправить, но с течением времени они могут превратиться в настоящее цунами, которое начисто перепишет реальность, которую я знаю. Я просто должна это исправить и сейчас, надеюсь, собираюсь сделать огромный шаг в нужном направлении. Далекий плач папы Александра преследует нас еще довольно долго, он инстинктивно заставляет нас двигаться быстрее, со временем переходя на бег. Мы все глубже и глубже проникаем во дворец, и ровно в тот момент, когда я уже начинаю задаваться вопросом, насколько же огромно это место, мы, наконец, достигаем библиотеки. Часть моего нервного напряжения спадает, уступая место благоговейному изумлению, когда мы проходим через двойную дверь. Не нужно быть фанатиком, чтобы библиотека Ватикана и ее мистическая аура вас очаровали. Запах старого пергамента, кожи и пыли витает в воздухе, как шлейф дорогого соблазнительного парфюма. Я буквально кожей ощущаю присутствие бесчисленных свитков, игриво касающихся меня шелестящими страницами, приглашая приобщиться к их тайнам, которые тщательно скрыты от мира в этом загадочном месте. Легкое покалывание стекает по моей шее вниз, к позвоночнику, распространяясь по всему телу. Если уж и здесь я не найду ответы на свои вопросы, то мне уже ничего не поможет, гарантирую. Со стороны Анджело, шагающего позади меня, раздается шорох, затем глухой звук, словно ударили камень о камень, а после вспыхивает маленький огонек, когда он зажигает свечу в секретере. Чуть дальше я обнаруживаю еще два подсвечника, и вскоре у каждого из нас есть свой источник света. Лукреция откашливается: – Ну, как и обещала, я вас сюда привела, а теперь извините, но мне нужно проведать отца. Через три часа рассвет, потом я вернусь и выведу вас отсюда. Удачи! – Она кивает нам и шелестит юбками, спеша обратно, в ту сторону, откуда мы пришли. – Она не собирается возвращаться за нами, не так ли? – полушутливо спрашиваю я, но Анджело серьезно качает головой: – Нет. Она не солгала, когда сказала, что сделает все ради своего брата. У Чезаре и Лукреции… особые отношения, и она ни за что не станет рисковать его жизнью. Галатея мало что ей рассказала, но этим удалось убедить Лукрецию в том, что мы можем оказать большую помощь в поисках ее брата. Я закусываю нижнюю губу: особые отношения между Чезаре и Лукрецией… От меня не ускользнуло, как Анджело замялся, произнося это. Я невольно задаюсь вопросом, что именно это значит. Конечно, до меня дошли слухи об инцесте, но мне никогда не хотелось в это верить, ведь никто не станет спорить с тем, что история Борджиа настолько тесно переплетена с клеветой их противников, что трудно разобраться, где правда, а где вымысел. И хотя сейчас у меня есть уникальная возможность узнать больше о реальных событиях того времени, я достаточно тактична, чтобы сдержать свое жгучее любопытство и ничего не спросить. Кроме того, сейчас есть дела поважнее: попасть в библиотеку Ватикана было лишь первым шагом, гораздо важнее – найти здесь то, зачем мы пришли. Полная энтузиазма, я поворачиваюсь к Анджело. – В этой библиотеке хранятся четыре тысячи книг, что делает ее одной из самых больших коллекций, – начинает он, блуждая взглядом по рядам книжных шкафов и полок. – Когда около пятидесяти лет назад папа Николай Пятый приказал закупить дополнительные письменные принадлежности, чтобы пополнить запасы, на Пелопоннесе было обнаружено собрание древних текстов. Их решено было приобрести, чтобы навсегда спрятать здесь от любопытных глаз. – Почему они просто не уничтожили их, если посчитали такими опасными? – хмурясь, спрашиваю я. Уголок губ Анджело медленно тянется вверх. – О, они пытались, но ничего не вышло. Кодекс оказался невосприимчив к любым попыткам его сжечь, растворить в кислоте или иным образом уничтожить. Кроме того, никому до сих пор так и не удалось открыть его, и это только убедило их в том, что это книга самого дьявола или еще какая-то чертовщина. Лучшим решением было хранить ее в лоне самой святой церкви, спрятанной от всего мира. Ну и, сама понимаешь, со временем все только укрепились в своем мистическом страхе перед ней. Я киваю, широко распахнув глаза. То, что Анджело рассказывает об этой книге, даже меня заставляет содрогнуться, правда, больше от волнения, чем от страха. Независимо от того, поможет это нам или нет, я хочу найти эту книгу. – Ты хоть примерно представляешь, где нам ее искать? – Мой голос звучит глухо от сдерживаемой энергии: хочется немедленно броситься на поиски. – Я знаю только то, что она где-то здесь, впереди, между кодексами и инкунабулами, спрятана в глубине библиотеки между другими томами. Каждый год священники приходят, чтобы освятить книгу и изгнать ее зловещее влияние. Несколько лет назад мне удалось разыскать одного из этих священников, но он был слишком напуган, чтобы рассказать мне подробности. Единственное, что мне удалось у него выудить, это то, что книгу можно заметить по ее красной обложке. Гладкая красная кожа с отпечатанными на ней символами. Книга не заперта в каком-то особом месте, а просто стоит на полке где-то между другими, и ее можно найти, только если уже знаешь, что ищешь. Мы с Анджело какое-то время просто тупо смотрим друг другу в глаза – в этом молчаливом диалоге мы условно разделяем нашу решимость во что бы то ни стало найти книгу. – Давай разделимся, – деловито предлагаю я. – Я иду налево, ты – направо, хорошо? Анджело кивает, желая мне удачи, и скрывается между рядами книг. Уже в следующее мгновение свет от его свечи теряется из виду, и кажется, будто я совсем одна в этом месте. Твердо решив не дать темноте, пустоте и этой гнетущей атмосфере себя запугать, я расправляю плечи и отправляюсь на поиски. В тусклом мерцании одной свечи я быстро понимаю, что не так-то легко оказывается проверять корешки книг ряд за рядом: слишком мало освещения, а при малейшем дуновении свеча еще и начинает угрожающе дрожать, искажая цвет пыльных переплетов. Несколько раз мое сердце начинало биться быстрее от предвкушения, когда казалось, что я вижу ту самую красную книгу, однако при более внимательном рассмотрении оказывалось, что обложка на самом деле коричневая. А если она все-таки оказывалась красной, у меня легко получалось открыть книгу, которая являлась очередным трактатом по средневековому церковному праву. Тем не менее я все глубже и глубже погружаюсь в недра библиотеки, пальцы давно все пыльные от книг, которые я осматривала, и я совсем теряю чувство времени, о ходе которого мне напоминает только неуклонное убывание свечи. И хотя я до сих пор охвачена верой в то, что на следующей полке обнаружу ту самую книгу, меня медленно, но верно начинает сковывать беспокойство. В конце концов, времени у нас не так уж и много: на рассвете должна вернуться Лукреция, чтобы вывести нас обратно, и кто знает, будет ли у нас еще одна возможность здесь оказаться. Вряд ли нам удастся каждую ночь таскаться в Ватикан, до тех пор, пока мы не найдем то, что ищем. Наверняка Лукреции и сегодня пришлось подкупить пару стражников, чтобы мы могли незаметно пробраться. Я будто в лихорадке осматриваю ряд за рядом, дверцы книжных шкафов тихо скрипят после многолетнего застоя, когда я их открываю, чтобы осмотреть содержимое. Была бы хоть какая-то явная зацепка в этой красной книге, чтобы все эти старания не оказались напрасными! Из-за того, что она прячется где-то между тысяч других томов, мои старания сравнимы разве что с поиском иголки в стоге сена. Но если уж священники из года в год находят ее для того, чтобы освятить, значит, и у меня обязательно получится! – Давай, ты же хочешь, чтобы я тебя нашла, – бормочу я себе под нос. – Ну же, ты ведь тоже этого хочешь! – Ты обо мне? У меня вырывается пронзительный визг, а свеча чуть не выскальзывает из рук: пламя так и мерцает от того, как я дернулась от этого неожиданного ответа (и нет, естественно, я не подумала в первую очередь о том, что мне ответила книга). С дико бьющимся сердцем я поднимаю свечу, чтобы посмотреть, откуда доносится голос. Слышатся шаги, а затем в островке света появляется знакомая фигура. Лео. Совершенно обезумев, я тупо смотрю на него. Как, ради всего святого на свете, он здесь оказался?! И почему я не услышала его шагов раньше? Ведь звуки в тишине слышны так же отчетливо, как стук копыт по мостовой. Лео вяло ухмыляется, но его глаза подозрительно впиваются в меня. – Что ты здесь делаешь? – произносим мы одновременно, и оба невольно замолкаем. Лео смотрит на меня, подняв брови, пока я пытаюсь сделать менее виноватое выражение лица. – Итак… – Что… Мы снова начинаем говорить в унисон, и Лео угрожающе поднимает палец. – Что ты здесь делаешь? – рычит он, прежде чем я успеваю запротестовать. – У меня закончились все книги на ночь, вот я и подумала, что неплохо было бы осмотреться здесь. Смотри, «Томас из Аквилы» в оригинале, увлекательно, не так ли? – указываю я на книгу в ветхой обложке, которая первой попадается мне на глаза.