– Как ты мне сказал чуть раньше, – я делаю вид, что задумалась. Стучу указательным пальцем по подбородку, – плата за отвратительное поведение? – Какая же ты злопамятная. – Сумасшедшая, злопамятная, ненормальная… Вечер комплиментов прямо-таки. Что еще добавишь в список? – Сумасбродная, невыносимая. – Он загибает пальцы и смотрит на меня с нахальным выражением лица. – Продолжайте, мсье. Ругательства из ваших уст – музыка для моих ушей. – Как скажете, мадемуазель. Ваше желание для меня закон. Спешу вам напомнить, что вы истеричка! – Скажи то, чего я не знаю, – с ухмылкой язвлю я, и он улыбается. – Не просто истеричка, ты королева всех истеричек, а еще самая красивая из всех… – Алекс заканчивает почти шепотом и хмурится, словно не планировал произносить это вслух. Но я услышала, он это знает и смотрит на меня таким особенным взглядом. Чувствую, как краснею из-за его слов и глаз, направленных прямо на меня. Точнее, в меня. В самую душу. – Мне уже слишком жарко. Вылезай, я оденусь. – Я не пойду в мокрых штанах в спальню. – Еще как пойдешь. – Это нерационально. Я просто закрою глаза. Давай, иди переодевайся. – Он вытягивает ноги, принимает расслабленную позу и закрывает глаза. Его ступня упирается мне в бедро. По телу проходит нервная дрожь. – Чего ты ждешь? – не открывая глаз, спрашивает он. – Только не говори, что мне надо пообещать тебе не подглядывать… Алекс нагло ухмыляется, и мне так сильно хочется сбить с него спесь. – Ой, Алекс, давай не будем притворяться, словно ты не видел меня голой… Ты даже трогал. – С этими словами я выбираюсь из воды, расплескивая ее на пол. Руки от волнения не слушаются, а сердце выбивает бешеную дробь. Я хватаю полотенце и кутаюсь в него. В зеркале ловлю взгляд Алекса. Замираю. Он смотрит на меня. Его глаза открыты. Не знаю, когда именно он открыл их. Но боюсь спросить. Он не шевелится, буравит меня напряженным, пристальным взглядом. Ничего не отвечает на мою колкость. Я хватаю вещи, которые он дал мне чуть раньше, и выбегаю из ванной. Плотно закрываю за собой дверь и обессиленно опираюсь о нее. Слышу, как он включает душ. «Марион, соберись, – говорю я себе. – Не смей растекаться лужицей!» Дрожащими руками я кое-как вытираю капли воды с кожи и надеваю его вещи. Я тону в его майке, она доходит мне до середины бедра, а шорты закрывают колени. Я наматываю полотенце на волосы и растерянно оглядываюсь. Что мне делать дальше? Сердце все еще бешено колотится в груди. В доме очень холодно. Я чувствую, как замерзают кончики пальцев на руках и ногах. Вдруг неожиданно за моей спиной открывается дверь, я еле успеваю отпрыгнуть. Он в одном полотенце. Конечно, у него же не было времени приготовить себе одежду. – В доме холодно, – выпаливаю я и отворачиваюсь к стене, лишь бы не смотреть на него и на то, как капли стекают по его голому торсу. – Прыгай в кровать, – как ни в чем не бывало отвечает он. Я слышу характерный скрип той самой полки, в которой хранятся вещи. Также слышу, как он переодевается. Чувствую, как щеки краснеют, а в животе щекочет. – Здесь одна спальня? – Я лягу на диване. – На каком диване? – Я все еще не смотрю на него. – Интересная стенка? – снисходительно интересуется он. – Тебя задело, что вместо твоего стриптиза я выбрала кирпич? – Я одет… – бормочет он. – И не то чтобы ты не видела меня голым… – возвращает он мои же слова. Я молчу, не знаю, что ответить. С моей головы падает полотенце, мокрые волосы рассыпаются по спине. Но я не шевелюсь, чувствуя его приближение. Тихие шаги у себя за спиной. А затем его дыхание над собой. Я боюсь повернуться, боюсь встретиться с ним взглядом, боюсь того, как он штурмует мое сердце… Того, как он заставляет меня волноваться и нервничать. Я чертовски боюсь его и того, как он отнимает у меня контроль. И именно потому, что я боюсь всего этого, я поворачиваюсь к нему. Я заставляю себя встретиться с ним взглядом, заглянуть в бездонные голубые глаза. Показать ему, что я ничего к нему не испытываю и никакого страха во мне нет. Я смотрю на него твердо. Упрямо. Я не могу разгадать Алекса, но, черт возьми, я бы отдала все на свете, чтобы раскусить его. Узнать, что скрывается за этим напряженным взглядом… Он поднимает руку и гладит меня по голове. Нежно, едва уловимо. Я боюсь пошевелиться. Нежность – худшее, что он может подарить мне. Нежность – то, на что реагируют мои душа и сердце. Нежности под силу пробраться сквозь мою броню. Нежность сильнее боли. Кончики пальцев дотрагиваются до моей щеки и рисуют дорожку к подбородку. Теплые прикосновения, такие трепетные, такие ласковые, едва ощутимые, но, вместе с тем, они пронизывают насквозь мое тело. Я чувствую каждый миллиметр его кожи и жадно впитываю эти ощущения. Большой палец опускается на губы. Я сглатываю. Он продолжает смотреть на меня. И, словно дразня, ласково ведет по нижней губе, вырисовывая дугу, будто играет с ней и моими чувствами. Это чертовски приятно. И это чертовски злит. Меня бесит его нежность, бесит то тепло, что исходит от него, бесит тот трепет, с которым он касается меня. Я не согласна с такими правилами игры. Я не согласна попадаться в одну и ту же ловушку дважды. Я, может быть, и дура, но не настолько. Поэтому с вызовом смотрю ему в глаза и ловлю его палец зубами. «Попался», – говорит мой взгляд, и я кусаю его. Достаточно сильно, чтобы он ощутил боль. Он даже не хмурится. Продолжает гипнотизировать меня своими прекрасными глазами. Я не выдерживаю подобного натиска. Выпускаю его палец и, пригвоздив взглядом, гневно шепчу: – Больше никогда не смей касаться меня. Я поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его. Но он ловит мою ладонь и тянет на себя. Наши тела сталкиваются. Он продолжает молчать и этим сводит меня с ума. Я поднимаю голову и вглядываюсь в его лицо. Вижу каждую крапинку в светло-голубом океане глаз. Вижу линию мелких, едва уловимых морщин. Вижу трещинки на губах и щетину, покрывающую подбородок. Мое дыхание учащается. Его запах заполняет легкие, его взгляд пленяет и не отпускает. Его губы так манят… Он слишком близко. – Пусти, – шепчу я ему в губы. Он ведет носом вдоль моей скулы, медленно, осторожно, вдыхая меня, и я теряюсь в этом ощущении. Теряюсь в его прикосновениях и близости. Голова становится тяжелой, сердце выпрыгивает из груди, а руки дрожат. Я ненавижу то, как реагирует на него мое тело. Ненавижу, как предательски я льну к нему в поисках его тепла и объятий. Ненавижу ту бурю чувств, что испытываю. И всей душой ненавижу его. За то, что он позволяет себе подобное, за то, что играет со мной, за то, что мучает меня. Я смотрю ему в глаза и вижу в них желание и потребность. И я знаю, что могу поиздеваться над ним, точно так же, как и он надо мной. Я знаю, что мне надо взять ситуацию под контроль. Потому что я больше никогда не позволю ему управлять мной, словно марионеткой. Поэтому я встаю на носочки и нежно касаюсь его губ. Едва уловимо, невесомо… Я хочу убить Алекса его же оружием. Как только мои губы накрывают его, он замирает и не шевелится. А затем закрывает глаза… Я опускаю руку ему на затылок, притягиваю ближе. Веду языком вдоль его нижней губы, оттягиваю ее, посасываю, дразню и свожу его с ума… Но вместе с тем с ума схожу и сама. Его подбородок приятно колет мою кожу, его вкус сладко ложится на мой язык. Его мягкие губы словно созданы для моих. Так правильно это чувствуется. Поцелуй, уносящий на седьмое небо. Я продолжаю свою пытку. Дарю ему нежность и вижу, как он в ней растворяется. Глажу его скулу и оставляю маленькие, едва уловимые поцелуи на подбородке и опять легким прикосновением целую в губы. Алекс обнимает меня за талию. Теплые крепкие ладони прожигают меня даже сквозь ткань футболки. Он отвечает на мой поцелуй, в медленном танце переплетает наши языки. Я злюсь на то, как приятно целовать его, на то, с какой легкостью он позволяет себе целовать меня. Я резко тяну его волосы и грубо кусаю. Кусаю до крови. Кусаю так, чтобы он почувствовал боль. Чтобы ощутил, каково это, быть на седьмой небе, а после полететь стремительно вниз. Мы оба ощущаем железный привкус крови. Я отстраняюсь и смотрю на него взглядом, полным ненависти. – Запомни это ощущение, Алекс. Запомни этот поцелуй. Запомни, что именно ты чувствовал, когда мои губы накрыли твои. Запомни, как душа переворачивалась и как правильно это ощущалось… Запомни, – повторяю я. Встаю на носочки и ласково шепчу ему на ухо: – Потому что больше этого не повторится, Алекс. Больше никогда ты не поцелуешь меня и больше никогда не почувствуешь ничего подобного. Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза. – И живи с мыслью, что это был твой выбор. Большим пальцем он стирает кровь с губы. – Спокойной ночи, Марион. С этими словами он спускается на первый этаж. – Хорошо накройся, я завтра с утра затоплю дом, и здесь будет тепло. Мне хочется наброситься на него за все эти слова. За то, что делает вид, словно ничего не было. За то, что не отвечает на мою злость. За то, что врывается в мое сердце. Вновь. Но я не позволю ему этого. Я оглядываю комнату. Поверх комода лежат ключи от машины и от входной двери. В голове сразу же мелькает план побега. Главное, чтобы Алекс уснул. Я забираюсь в постель и накрываюсь с головой. Детская привычка. Закрываю глаза, зная, что не усну. Слишком много эмоций бурлит внутри, слишком много событий произошло за один день… Наш первый же рабочий день. И вот мы здесь, под одной крышей. Уму непостижимо, как сложно держаться от него подальше. Мне хочется написать и рассказать все Валентину, но телефон все еще в тачке Алекса. Остается лишь лежать и гнать прочь мысли о нашем поцелуе. Главное – не проникаться теплыми воспоминаниями и не воспроизводить его в голове до мельчайших деталей. Это практически невозможно. Я вспоминаю его сладкий привкус, и мне хочется выть. Я щиплю себя за руку, возвращаю на землю. И прислушиваюсь к дому. Стоит мертвая тишина. Даже дождь успокоился. Я тихо сажусь на постели и не шевелюсь, вслушиваюсь. Ничего. Тишина. Стараясь не произвести ни звука, вылезаю из теплого одеяла и тут же жалею об этом, когда босые ноги ступают на прохладный пол. Шорох одеяла неприятно шелестит в полнейшей тишине вокруг. Встаю на носочки и маленькими шажками пробираюсь к ключам. Беру их в кулак, так чтобы они не соприкоснулись друг с другом и не звякнули. Затем направляюсь к лестнице и спускаюсь по ней, она слегка скрипит под моим весом. Я замираю и вновь прислушиваюсь. Ничего. Никаких звуков. Следующий шаг я делаю смелее. Стараюсь максимально быстро миновать лестницу с ее скрипучими ступеньками. И вот я оказываюсь на первом этаже. Здесь так темно! Сквозь узкие, маленькие окошки вообще не поступает свет, они словно обвиты плющом на фасаде дома. Ночь очень темная. Я стараюсь ступать на носочках, молюсь всем известным мне богам, чтобы не наступить на что-нибудь на полу. Неожиданно задеваю ногой Алекса. Черт, черт, черт, черт! Я не видела его диван и задела его руку. Секунду я боюсь дышать. Но он не шевелится. Значит, я его не разбудила, с надеждой думаю я. Вглядываюсь в то место, где стоит диван. Вижу очертания его фигуры. Он действительно очень близко ко мне. Его рука в нескольких сантиметрах от моей икры. Я решаю возобновить побег. Однако, как только я делаю шаг, его ладонь обхватывает мою ногу, припечатывая меня к месту. – Я бы очень удивился, если бы ты просто-напросто пошла спать. – Я хочу спать в своей кровати. – Порой надо довольствоваться тем, что есть… Он садится на диване, но все еще продолжает держать меня под коленкой. Прикосновение нежное, но твердое. Он не отпустит меня. – Ты холодный, – хмурясь, говорю я. – Дров нет, завтра наколю. – Здесь нет отопления? – Здесь есть камин. – Сейчас от него мало толку. – Я не планировал эту поездку. – Зачем же привез меня сюда? Секунду он молчит, а затем честно отвечает: – Я не знаю. – Его шепот тонет в окружающей тишине. Я и не ожидала другого ответа… Прочищаю горло. – Я так поняла, в доме одно одеяло? – Верни мне ключи. Он протягивает мне руку. Я не вижу выражения его лица, не знаю, каким взглядом он смотрит на меня. Темнота спасает, скрывает наши истинные эмоции и чувства. Например, она сейчас скрывает волнение, с которым я пытаюсь разглядеть Алекса. Она скрывает нервозность, с которой я сжимаю руки с ключами. Скрывает то, как я разглядываю диван, на котором он спит, и не вижу никакого покрывала, одеяла или даже пледа.