— Встанет с оружием на пороге, — ответил Бык. Он уже понял, куда клонит Гимтар. И это ему не нравилось. — Что будет делать гьерд, когда к его двери придет все село? — продолжал допытываться Гимтар. — Достанет и щит тоже, — вставил и свое слово Рокон. — Потому мы и отправили вас, парни, тогда наверх. Все, кто окружал вас, были проверенными людьми. А за тех, кто остался внизу, ручаться мы не могли. Слуга перережет горло наследнику? Или гонящий мимо отару пастух воткнет ему в спину кинжал? Мы с Эндиром устали прятать тебя и бояться. — И ничего не изменилось? — обреченно спросил Рокон. Отсылать сына не хотелось. Он думал, на нем это все закончилось. — Многих мы вычистили. И столько лет прошло. Но где уверенность, что тот или этот или другой — не гьерд гворча? «Или не подсыл имперцев? — добавил он про себя. — Которые, если что, наследника из своих ласковых рук больше не выпустят. Наплюют на законы. Или новые напишут, с них станется». — Раз эти шакалы объявились, то жди беды. — Бык приложился к кувшину. — Тарх прав. Гворча слабы и, как шакалы, сбиваются в стаю. У них должен быть союзник, они не смогут без него. — Мятеж? — привстал Бык. — Война? — Тишина! — отрезал Гимтар. И разом успокоился. — От моих дознатчиков — полная тишина. У Колодца, в шахтах. В селах. На пастбищах. В предгорьях. Везде тишина. После падения Оли со скалы пошли шепотки… Но через месяц-другой они прекратятся. — Теперь не прекратятся… — вздохнув, сказал Рокон. — На Оли и Голоса напали гворча… — Или люди, притворяющиеся гворча, — заметил Бык. — Или так, — кивнул Рокон. И положил перед собой оливку. — Наши разъезды ни на Долинном тракте, ни в горах чужих воинов не видели, так? — Рядом легла вторая оливка. — Не видели и не слышали, — согласился Бык. — Мой танас, мои глаза и уши, приготовлений к мятежу не усмотрел, так? — Третья оливка присоединилась к двум другим. — Не усмотрел и не услышал, — кивнул Гимтар, с интересом разглядывая натюрморт. — Последнее большое появление гворча в горах — это их участие в мятеже квельгов. Шестнадцать лет назад, так? — Семнадцать, — быстро поправил Гимтар. Оливка не прибавилась. — А тридцать лет назад сами гворча развязали войну… — Тридцать один, — опять влез дотошный танас. — Тридцать один, — согласился Рокон. — Сколько же лет должно быть их возможным побратимам? — Старичье, — выплюнул оливковую косточку Бык. Гимтар неодобрительно покосился на него. И заметил: — И старичью хватит сил, чтобы перерезать горло ребенку. — И к той междоусобице с квельгами, и к восстанию гворча приложили руку имперцы? — спросил Рокон своего советника. «А парень вырос», — подумал Гимтар. Бык удивленно смотрел на друга. Гимтар молча кивнул. Рокон аккуратно взял две оливки из трех и отправил их в рот. Гимтар хмыкнул и продолжил. — Значит, нападение на Олтера и Алиаса Фугга есть, — он показал на оставшуюся одинокую черную ягоду на столешнице. — А признаков гворча окрест и приготовлений к возможным волнениям нет. Что это значит? — Нападение — дело рук имперцев! — припечатал Бык. — Или ложная тревога! Гимтар вопросительно посмотрел на племянника. — Мы не жрецы, чтобы гадать по потрохам. Имперцы или нет — не важно. Важно другое. После всего этого, — он показал на оливку, — что делать с Ултером? — Усилить охрану! — ответил Тарх. — С Эндиром мы когда-то уже отвечали на подобный вопрос, отправив двух мальчишек в горы. И мой ответ — тот же, — сказал Гимтар. — У мальчика должно быть детство, — неожиданно возразил Бык. — Оно у него было, — ответил танас. — И кончилось. У одного и у другого. В комнате повисла тишина. — Мне страсть как не хочется отправлять Ули в горы… — продолжил танас. — Но скоро Большая ярмарка, народу будет море. И наших, и имперских… И скайды, и северяне — все будут. На кривой козе и пьяной собаке, — скривился Гимтар. — Хродвиг сейчас в Архоге, — неожиданно сказал дан. Гимтар попытался что-то сказать, но Рокон властным жестом не позволил ему этого сделать. И продолжил: — Вскоре Хранитель отправляется наверх, в Пайгалу. Если он разрешит, Ултер поедет с ним кружным путем в Декурион. Гимтар встал. Подошел к окну. Покачался с носка на пятку. Постучал костяшками по подоконнику. Подергал себя за бороду. Не оборачиваясь, глядя куда-то во двор, произнес: — После смерти твоего отца я делал все, чтобы ты научился принимать решения сам. Решения, достойные вождя. Достойные памяти и дел Эндира. Ты научился. Но ради благословения Матери Предков, мальчик, — почему Хродвиг? Быку остро захотелось исчезнуть из комнаты, но сделать это не было ни малейшей возможности. «Мальчиком» при нем Рокона никто не называл уже много-много лет. — Ултеру нужен учитель. Мудрый учитель. Ты оставишь свои дела и поедешь с парнем? Я? — спросил Рокон. — Я могу, — вызвался Бык. — Сиди уже… — бросил ему Рокон. — Но чему его может научить уставший от жизни старик? — Этот старик — твой отец, как бы ты ни хотел это забыть. И мой дед. И бывший дан Дорчариан. И еще он Хранитель. И глава Суда Хранителей. Ему столько лет, что, когда я думаю об этом, мне становится страшно. Сколько еще причин я должен тебе назвать? — Он не поддерживает нас и то, что мы делаем. — Он мог вбить Остаху тех рыбин в его уже мертвую глотку. Но он не сдал толпе Остаха, хоть и мог, — жестко сказал Рокон. — Тебе напомнить любимое присловье Хранителя про рабов? — Бывших рабов не бывает, — тихо произнес Бык, поднимая кувшин с пивом. — Именно, — кивнул Рокон. — Но он встал на нашу сторону. — Или нарочно отослал и мальчика, и Остаха, — не согласился Гимтар. — Хродвиг мог поднять смуту — с калечным наследником и рыбоедом в придачу ему даже пальцами щелкать не пришлось бы. Но он, напротив, потушил пожар, — жестко ответил Рокон. — Помог мне спасти и сына, и Остаха. На это возразить Гимтару было нечего. — Люди меняются, мой танас. Даже такие старые, как он. Ты вспомнил, как отослал двух маленьких сопляков в горы. Когда мы были там, нас окружали только воины. Как вы с отцом и хотели. И воины делали то, что умели. Они убивали, убивали и убивали всех, кого видели. Чтобы ве́сти о том, где я нахожусь, не разнеслись по окрестностям. Чтобы не допустить гворча до меня. И научили убивать и нас. Тарх сжал столешницу своими огромными ладонями. Дерево протестующе заскрипело. — Своего сына я научу убивать сам. Не такое уж это хитрое дело. Или Бык научит. — Гигант согласно кивнул. — А сейчас ему нужны другие уроки. И другие учителя. — Ты знаешь, мой мальчик… — сказав это, Гимтар лукаво улыбнулся, глядя, как вздрогнул Рокон, — твой отец иногда делал что-то неправильное, противное здравому смыслу. Когда он предлагал такое, в груди у меня все пылало, а в кишки словно насыпали углей. Как сейчас. Я не соглашался! Я кричал, я махал руками, я пинал стены! Я приводил столько доводов, сколько нет звезд на небе! А он все делал по-своему. А потом оказывалось, что все было сделано верно. Гимтар отошел от окна и сел обратно. Положив руки на столешницу, он навалился на нее грудью и, глядя прямо в лицо Рокону, сказал: — Поступай, как считаешь нужным, мой дан, — и, откинувшись назад, добавил: — Но вот с Хродвигом говорить будешь сам. Ултер водил свою лошадь по кругу. Утром он принес ей яблоко и морковку, как всегда делал с Олтером после пробуждения. Чтобы ненароком никому не проговориться, даже про себя он звал брата так: Олтер. А себя — Ултер. Чтобы не перепутать. Сначала было трудно. Но так нужно было сделать для того, чтобы имперские врачеватели вылечили ноги брату. И чтобы он снова мог ходить. А теперь Ултер уже почти привык к новому имени. Сегодня гадкий Мерех заявил ему, что никакой у него не боевой конь. «Боевая кобыла, боевая кобыла!» — кричал он на весь двор, показывая пальцем. Когда братьев было двое, гаденыш — внук старейшины Архоги — боялся близнецов. А как Ултер остался один — осмелел. Надо бы дать ему в ухо, но настроения нет. Ултеру было все равно. Лошадка быстро схрумкала угощение и потерлась головой о плечо, чуть не свалив Ули на землю. Найвах, как всегда молча, помог Ули надеть уздечку и вывести лошадь во двор. Он оперся на стену и смотрел, как Ули водит лошадь по кругу. Один круг, второй… На двадцать первом круге Ули запнулся и перестал считать. Мерех еще покричал немного. Мальчишки вокруг него зубоскалили и смотрели на Ули. Но он не отвечал, и тогда они отстали. И ушли со двора. А потом пришел отец. И Бык. Бык раньше любил брать близнецов на плечи. Чтобы им лучше было видно. Он брал под мышки одного из близнецов, поднимал к своему лицу. Грозно-грозно сдвигал брови и громко кричал: «Ты кто, воин?» И тогда нужно крикнуть в ответ: «Правый!» А брат кричал: «Левый!» И Бык рассаживал их по плечам. Одного — на правое, а другого — на левое. В глазах у Ултера защипало, а в носу стало мокро. Но он сдержался. — Ултер, подойди! — позвал отец.