Игошина тут же вскочила на ноги: — Я обязательно иду! Оля тоже хотела подняться, но искоса посмотрела на Цвету, которая даже не шелохнулась. Тогда Воробьева осталась сидеть на месте. — Оль, а ты? — спросил Игнат. — Не, — вяло отозвалась девочка. Игнат пожал плечами и уже было развернулся вслед за ускакавшей Игошиной, когда Оля выкрикнула: — Игнатик! А Рина пошла на урок? — Кто? Катюха? — Игнат расхохотался. — Да они с Пучковой первыми с алгебры свинтили! — Понятно, — хмыкнула Оля. — Ну, тогда я точно не пойду! Игнат только головой покачал. — Я так и думал! Парень ушел, а Цвета и Оля продолжили молча сидеть на полу. — Как дела? — не выдержала Воробьева, покосившись на Цвету. — Дерьмово, — ответила Цветолина. — Аналогично, — вздохнула Оля, вспомнив о родителях и пропавшем Жене… Цвета молча теребила в руках лямку от своего черного рюкзака. Англичанка продолжала: «Stop talking! Тополицкий!» А затем чье-то неуверенное блеяние: «Excuse… me!» Дружный смех… — Зачем ты втолковываешь эти глупости Юле? — не выдержала Воробьева. Цвета повернулась к Оле и вздернула красиво очерченную бровь. — Глупости? — спросила она. — Ну да… — неуверенно продолжила Оля. — Ясно же, что с Игошиной этот номер не пройдет! Ну, скажет она ему слово, он ей два… Едких, еще более ранящих! Юлька только в себе замкнется, а Филимонов сильнее обозлится. Таких, как Вадик, только могила исправит. Ничего до него не дойдет! Хотя вот если бы мы все его осудили… Цвета пожала плечами и продолжала молчать. — И вообще ты не имеешь права раздавать такие советы при твоем положении. — И что у меня за положение, Оля Воробьева? — рассмеялась Цвета. — Ой, будто ты не понимаешь! — рассердилась Оля. Снисходительный смех Цветы выбил ее из колеи. — Честно, не понимаю! — Цветолина повернулась к Оле. — Зачем ты дружишь с такими, как Синицына и Пучкова? — А чем они плохи? — нахмурилась Оля. — Чем плохи? — Цвета сделала вид, будто задумалась. — Хотя бы тем, что думают, будто имеют право смеяться над Юлей Игошиной и перемывать другим косточки. — Смеяться над Игошиной некрасиво и низко! — кивнула Оля. — Ну а «перемывать косточки»… Это же обычный девчачий треп! — Даже если перемывают тебе за твоей же спиной? — Мне? — тут же вскинулась Оля. — Ты что-то слышала? — Я специально прихожу в школу минута в минуту, чтобы этого не слышать, — ответила Цвета. — Не все такие правильные, — буркнула Оля. — Будто ты сейчас не то же самое делаешь. И плевать, кто кому и что перемывает! — добавила она, впрочем, не очень уверенно. Цвета снова негромко рассмеялась и только ниже опустила голову. Нервно сжала лямку рюкзака в руке. — А что смешного? Можно подумать, в твоей прежней школе девчонки были другими, — не успокаивалась Оля. Хотя ей и самой порой надоедала пустая болтовня Синицыной и свиты, сейчас Воробьева испытывала противоречивые чувства. Будто Константинова высокомерно парит над всеми и считает себя выше других. — Абсолютно такие же! — пожала плечами Цвета. — В том-то и беда… Оля молчала. Нет, в ее прежнем классе девчонки были хорошими. Дружными, сплоченными. Сплетничали, конечно, не без этого… Но от старой школы у Оли остались исключительно хорошие воспоминания. А Цвета такая озлобленная… Внезапно Воробьеву осенило: — Ты была на месте Игошиной?.. Глава восьмая — Ни на чьем месте я не была, — сухо отозвалась Цвета. — Тем более на месте Игошиной! У меня, в отличие от нее, всегда было свое мнение. — Ага! — довольно проговорила Оля. — Начать кого-то обсуждать за спиной намного легче, чем кажется поначалу, Цвета! Константинова укоризненно посмотрела на Воробьеву, но промолчала. — Но почему они над тобой издевались? — не могла взять в толк Оля. За что можно высмеять Цветолину? У нее же модельная внешность! И учится хорошо… — Я всегда была самой высокой в классе, — проговорила Цвета. — Выше всех мальчишек. И жутко худой. Меня Кощеем называли. — Кощеем? — растерялась Оля. — Ага, причем это самое безобидное прозвище. Дети бывают жестокими… Что я им тогда сделала? Абсолютно ничего. — Ну и плевала бы ты на них! — дернула плечом Оля. — Плевала бы, пока одна такая меня так не достала, что я ее в ответ коровой назвала. В тот же день она и ее подруги поджидали меня в женском туалете. А среди них была девчонка, с которой я вроде бы нормально до этого общалась… — Мамочки! — вздохнула Оля. — Ничего страшного, не одной мне у тех кабинок досталось, — усмехнулась Цвета. — Зато тогда я поняла, что никому больше не дам себя в обиду. Дать отпор не страшно. Физическая боль куда слабее боли душевной. — Необязательно все решать силой, — тихо сказала Оля. — Скажи это тем, кто сзади хватает за волосы и опрокидывает тебя на грязный холодный кафель. Некоторое время девочки сидели молча. — Меня бы, наверное, мама сразу в другую школу перевела, — проговорила наконец Воробьева. — Я маме об этом не рассказывала, — ответила Цвета. — Как? Почему? Цветолина пожала плечами. — Не знаю. Стыдно было. Это мои проблемы. — Глупости какие! А учителя? Ты что! Взрослые бы обязательно помогли! — Ты сама говоришь, что Филимонов еще больше обозлится, — проговорила Цвета. — Они бы меня вообще со свету сжили. Нет, я со всем тогда разобралась сама. Знаешь, что их больше всего во мне бесило? — Ну? — То, что у меня на все своя позиция. Скоро помимо Кощея я еще и Выскочкой стала. — Цвета растерянно покачала головой. — Ну и фиг с ними со всеми. Ненавижу! — Но в этой школе к тебе относятся совсем по-другому, — осторожно проговорила Оля. — Потому что я проанализировала свои ошибки, — как-то грустно рассмеялась Цветолина. — Лучше ни с кем не сближаться и помалкивать. Хочу нормально экзамены сдать, слишком много нервов уходит на псевдоподруг, сплетни, разборки… — Думаю, если бы ты пошла навстречу другим, — несмело начала Воробьева, — могла бы завести настоящих друзей. Далеко не все подруги носят приставку «псевдо»… — Мне это не надо, — отрезала Цветолина. — Неинтересно! Не хочу! — Хорошо! Хорошо! — растерялась Оля. В этот момент девочки услышали приглушенные мальчишеские голоса, а затем под лестницу заглянул Вадик Филимонов.