(K): Я хоть немного избавил тебя от грустных мыслей? (S): Немного избавил! (S): Спасибо!:) (K): Нужно быть идиотом, чтобы отпустить тебя, Оля. А я — не идиот. Не отпущу. * * * На следующий день в школу Оля собиралась лишь ко второму уроку. Первым должна быть биология, но учитель болел еще с прошлой недели. Для Оли «окно» только на руку. Во-первых, уроки по этому предмету делать не нужно, во-вторых, можно избежать завтрака с родителями. Конечно, постоянно прятаться не получится, вечером мама наверняка решится поговорить… Оля одновременно боялась и ждала этого разговора. Нет, уж лучше жить в горькой правде, чем в сладкой лжи. В школе Воробьева обнаружила, что кабинет алгебры до сих пор закрыт, а одноклассники с гомоном толпятся в коридоре. — Алгебры тоже не будет? — поинтересовалась Оля, подойдя к подругам. — Не знаем, — пожала плечами Рина, — но все очень на это надеемся. Два «окна» подряд! Круто! Затем Синицына внимательно посмотрела на Олю, а та быстро отвела взгляд. О вчерашнем говорить все-таки не хотелось. Тогда Рина сама перевела тему: — Не слышали, нашего нарушителя порядка еще не вычислили? — А должны? — удивилась Яна. — Ну, конечно! — фыркнула Рина. — Камеры в коридоре стоят. Кто-то себя самым умным вообразил, а на деле — полный кретин! Оля осторожно осмотрела одноклассников, но Женю в толпе не заметила… При этом сердце так отчаянно заколотилось, что каждый удар отдавался в ушах. — А Женю никто не видел? — взволнованно спросила Воробьева. Парень так и не появлялся в сети. Оля боялась, как бы ничего с ним не случилось… — Потупчика? — удивилась Рина. — Да кому он сдался. Нет, никто его не видел! — Ага! — подключилась Яна. — Какой еще Женя, когда тебя вчера из школы под белы рученьки Лисин выводил! Девчонки не спускали с Оли любопытных взглядов, а Воробьева между тем заметила, что в коридоре появилась Цвета. Константинова специально приходила перед самым звонком, видимо, чтобы меньше с другими одноклассниками пересекаться. — Вы сегодня с Глебом уже виделись? — громко вопросила Рина. Оля только поморщилась. — Девчонки, пожалуйста, не будем об этом! — попросила она. Оля испугалась, что Цветолина может услышать. Константинова как раз в это время проходила мимо их дружной компании. Подойдя к подоконнику, Цвета молча бросила на него рюкзак и уставилась в телефон. — Да ты ж наша стеснюлька! — широко улыбнулась Синицына. — У нее аж щечки покраснели, бабы, смотрите! — Ох, когда дело касается Лисина, я сама горю! — согласилась Пучкова. — Тебе-то чего гореть? — удивился кто-то из девчонок. — Никитку своего обхаживай!.. — Никитка — это так, — буркнула Яна. — Синица в руках… Раздался звонок. Но кабинет десятиклассникам по-прежнему никто не открывал… — Может, в учительскую сбегать? — предложила Оля. — Какая учительская? — нахмурилась Рина. — Чтоб сдвоенный урок поставили? Вот еще! Ты, Воробьева, святая простота. Ждем десять минут и сваливаем. Внезапно в конце коридора раздался визг, а затем грянул громкий мужской хохот. — В чем дело? — забеспокоилась Оля. Синицына, приподнявшись на носочки, пыталась рассмотреть, что у одноклассников вызвало такое веселье. — Да Игошина опять орет! — наконец равнодушно пожала плечами Рина. — Вы, кстати, знаете, что у Иго-гоши парень есть? — Что? — Да ладно! — Ага! — Рина довольно кивнула. — Их Филимонов вчера заприметил. Мы уже в чатике обсудили, поржали. На вид — такой же отшибленный, как Юлька. За ручку по парку ходят, носы морозят, ну, умора! Оля осторожно обернулась и посмотрела в сторону Игошиной. Та стояла красная, как рак, а Филимонов с наглой ухмылочкой что-то ей тихо говорил. Цветолина тоже выглядывала поверх голов, пытаясь разобраться, что же там происходит. — Иго-гоша, ты мне скажи, — слышался насмешливый голос Вадика, — вы со своим парнем уже того самого? Ну? И как ты могла меня променять на такого додика? Парни рядом снова рассмеялись. А Юля, кажется, едва сдерживала злые слезы. — Ладно, давай прощальный поцелуй, ну же! Ты ведь теперь умеешь целоваться? — Вадик попытался схватить Игошину за руку, но девчонка снова взвизгнула и, уже не сдерживая слез, побежала по коридору. — Во шальная! — проводив взглядом Юлю, проговорила Рина. — Филимоныч, конечно, временами борщит со своими приставаниями к Иго-гоше. Оля заметила, что Цвета, схватив рюкзак с подоконника, направилась вслед за Игошиной. Воробьева, сама от себя не ожидая, тоже сорвалась с места. — Оль, ты-то куда? — растерянно выкрикнула ей в спину Синицына. Оля не сразу нашла девчонок. Сначала выбежала в пустой после звонка коридор, растерянно потопталась у расписания… Потом быстро спустилась по лестнице и тут-то услышала жалобные всхлипы. — За что он так со мной? Столько гадких вещей все время говорит! — рыдала Игошина. Оля осторожно заглянула под лестницу. Цвета и Юля сидели на полу, их рюкзаки были брошены рядом. Игошина обхватила колени руками, и по ее щекам вовсю катились крупные слезы. Цветолина устало прижалась спиной к стене, вытянув ноги. — Пошли ты его к черту! — проговорила Константинова. — Зачем реагируешь? — Н-не могу! — всхлипнула Юля. — К ч-черту… Язык не п-повернется т-такое сказать ему… Оля решила, что хватит уже с нее подглядываний и подслушиваний. Молча вышла к девчонкам и села рядом с Юлей. Игошина с удивлением посмотрела на Воробьеву, рукавом вытерев с лица слезы. Цвета даже бровью не повела. Так и сидела, глядя в одну точку. На первом этаже была открыта дверь одного из классов, и до девочек доносился строгий голос англичанки: «For homework you were to…»[2] — Может, он в тебя влюблен? — осторожно предположила Оля. Ей нравилось все объяснять любовью. Хотя такая жестокость не очень походила на возвышенные чувства. Юля только нервно рассмеялась, а Цветолина зло проговорила: — Гад он последний, типичный абьюзер! — Константинова повернулась к Юле: — Но если я за тебя вступлюсь, это будет совсем не то, понимаешь? Ты сама должна поставить Филимонова на место. — Н-не могу-у! — снова залилась горькими слезами Игошина. — А почему мы не можем за Юлю вступиться? — удивилась Оля. В первый день ей было страшно выступать против новых одноклассников, но теперь она разведала обстановку и готова дать отпор противному Вадику Филимонову, который ничего из себя не представляет. Цветолина только поморщилась: — Потому что Юля должна собственноручно это прекратить. Понять, что это не страшно! А если в будущем такое повторится в институте, в личной жизни? Так и будешь из себя бедную овцу строить? Оле показалось, что Цвета говорит с Игошиной слишком уж жестко, отчитывает ее, будто вела себя ужасно Игошина, а не Филимонов. Юля снова всхлипнула, и Оля, не выдержав, обняла одноклассницу за плечи. — Как же Юля это прекратит, если она — мягкий и добрый человечек? — нахмурившись, спросила у Цветы Оля. — Вот пока она сама к себе не перестанет относиться как к «мягкому человечку»… — усмехнулась Цвета. — Мягкой нужно быть с теми, кто тебя любит и ценит. А этого Филимонова шли куда подальше, серьезно! Поставь его раз на место. Ну, скажи ему в ответ хоть слово! — Тебе кажется, это так просто? — укоризненно покачала головой Оля, поглаживая Юлю по волосам. — Тебе н-не понять! — тут же всхлипнула Игошина. Тогда Цветолина убежденно произнесла: — Поверь, я, как никто другой, знаю, о чем говорю! Оля с удивлением покосилась на Цвету. Да и Игошина посмотрела на Константинову с подозрением. И это говорит девчонка, с которой хотят подружиться все десятиклассницы? Из уст Цветолины эти фразы звучали скорее как издевка. Под лестницу заглянул Игнат. — Еле как вас нашел. Атас! — прошипел парень, глядя при этом исключительно на Олю. Воробьеву Игнат уважал. Она — единственная, кто давал в классе списать. Поэтому он и бросился на поиски сбежавших девчонок. В знак признательности. — Алгебра все-таки будет! Правда, половина класса уже разбрелась. Но я пришел вас предупредить! Кто на урок идет?