Дверь открыл растерянный папа: — Ты где гуляешь? Мать извелась! Почему телефон весь день выключен? Оля молча ввалилась в коридор, резким движением стянула шапку. — Птенчик мой, что случилось? — испугался отец. — Я пришел в кои-то веки пораньше, думал, наше семейное чаепитие устроим. Сегодня же понедельник! Все это отец говорил, не сводя с дочери обеспокоенного взгляда. Оля же медленно, онемевшими от холода пальцами развязывала шнурки на рыжих ботинках. Нортон, виляя хвостом, принялся облизывать девочке лицо. — И мама из-за тебя не в настроении. Переживает, из спальни весь вечер не выходит… — Я просто гуляла! — наконец буркнула Оля, пожалев отца. Он так о них с мамой беспокоится. Все время. Папа из тех, кто постоянно чувствует себя виноватым. И как он корил себя за этот переезд! Зачем они уехали? Встретился же маме на пути этот седой! — А я с Нортоном вместо тебя прогулялся… До сквера. Дальше не пошли. Давай куртку, птенчик! — протянул руку Юрий Михайлович. Затем выкрикнул: — Ксюш, Оля пришла! Оля замерла. В темный коридор выглянула Ксения Борисовна. — Ольга, — хрипло позвала она. Девочка осмелилась посмотреть маме в глаза. Обе долго молчали. — Чайник поставлю? — почему-то смутился Юрий Михайлович. У Оли сжалось сердце. А если он не знает? Такой потерянный ходил действительно из-за проблем на новой работе… И вот теперь пораньше пришел, все наладилось. Жалко. С какой стороны ни посмотри — папу жалко. Оле захотелось закричать от бессилия и несправедливости. Но она лишь послушно отправилась на кухню вслед за родителями, принимая правила этой ужасной взрослой игры. Делать вид, будто ничего не случилось. Конечно, мама могла найти тысячу оправданий. Встретила старого знакомого… Оля скривилась про себя: «Ключевое слово: ста-ро-го!» Но то, как мама держала его за руку, как блестели ее глаза, и эта счастливая улыбка… — С кем гуляла? — как ни в чем не бывало поинтересовался отец. И это тоже выбивало Олю из колеи. Совершенно ведь ясно, что между ней и мамой пробежала черная кошка. А папа делает вид, будто все хорошо. Ксения Борисовна в это время заваривала чай. Оля так и не решалась сесть за стол. Стояла, опершись о дверной косяк и скрестив руки на груди. — Одна гуляла, — проговорила наконец она. — А вчера вроде с парнем каким-то… — несмело проговорил Юрий Михайлович. — Я из окна видел. Оля покраснела. Хорошо, что Женя поцеловал Олю на прощание под козырьком, который не видно из родительской спальни. — Я чай не буду! — резко произнесла Оля. Мать обернулась. И отец посмотрел озадаченно. — Не хочу, — чуть мягче добавила девочка, нервно натягивая на ладони рукава водолазки. Ксения Борисовна молча поставила на стол две чашки с чаем. — Что ж, — неуверенно начал Юрий Михайлович. — Если ты не хочешь… — Не хочу! — перебив, повторила Оля. Отправилась в коридор, долго шуршала курткой… Зашла на кухню и положила перед родителями плитку шоколада: — Вот! О традициях не забываю… Молочного не было. Держите горький. Он полезней! Когда уходила в свою комнату, в спину Оле донесся грустный голос отца: — Нет, она в этой школе точно какая-то странная стала! Может, ее там обижают? — Кого? Нашу Олю? — глухо отвечала мама. — Она такая компанейская девочка… — Тогда, может, дело в том рыжем парнишке? В эту минуту, выходя из кухни, Оля просто всей душой ненавидела взрослых. За их лицемерие. Нет, Оля такой не будет. Никаких тайн от людей, которые ей небезразличны… Девочка пропустила вперед Нортона, который рвался с ней в комнату. Вместе с собакой улеглась на кровать и крепко обняла питомца, который после прогулки под снегопадом пах псиной. Нортон сопел, нетерпеливо елозил. Он еще практически щенок, все никак не может усидеть на месте. Наконец пес притих и лежал рядом, мерно посапывая. За окном гулял ветер, и Олю после слез и мороза в тепле сморило. Быстро уснула, совсем позабыв про уроки. Спустя час, резко проснувшись, осмотрела погрузившуюся в сумерки комнату. За окном все так же шумел ветер, Нортон спал рядом. Никто из родителей в комнату не заходил. Интересно, мама столько раз звонила, а теперь молчит. Будет избегать разговора? Но и Оле говорить на эту тему сегодня не хотелось. Девочка поднялась с кровати и вышла в темный коридор. Из спальни родителей доносился звук телевизора. Оля взяла в прихожей брошенный на пол рюкзак, принесла его в свою комнату. Зажгла настольную лампу и поморщилась. Голова гудела. Тогда Воробьева решила, что вот и наступит тот знаменательный день, когда в новую школу она придет без сделанных уроков. Все так же мучаясь от мигрени, поставила на зарядку телефон. Первым делом снова набрала номер Жени, но парень не брал трубку. Тогда Оля быстро ответила на сообщение Рины. Написала: «Расскажу все завтра!», но что именно сказать ей, еще не придумала… Почему-то не хотелось Синицыну посвящать во все это. Вот Жене бы она, наверное, о случившемся рассказала бы. Он бы не стал охать, ахать, вопить, как девчонка, и передавать по секрету это остальным. А в том, что Рина не будет держать язык за зубами, Оля не сомневалась. Девочка посмотрела в темное окно, за которым было так холодно и тоскливо… Как и на душе. Сердце словно в лед заковало. Может, Женя появился в сети? Оля снова уселась за стол и открыла ноутбук. Долго ждала, когда он загрузится. В последний раз Потупчик был в онлайне утром. Зато появилась новая заявка в друзья. Оля непроизвольно охнула, когда увидела, что к ней добавился Глеб Лисин. Опубликовано в 23:00 Про то, что такое хорошо и что такое плохо «Хорошо: это когда в каждой строчке песни о любви узнаешь себя; когда честен с собой и другими; когда честны с тобой; хорошо — это когда все вокруг счастливы и здоровы, а ты любишь такой сильной любовью, что вокруг разрушаются здания. Плохо: это когда проклинаешь все на свете; плохо — это боль, тоска, одиночество, предательство; предательство — оно всегда настигает внезапно, нельзя к такому заранее подготовиться; только внутри раздается страшный хруст, будто тебе резко переломали позвоночник, и все… ты обездвижен. Плохо — это когда хочется обрезать волосы, которые из-за постоянного ветра лезут в рот. Мне плохо». (K): Оля, не смей отрезать волосы! Слышишь? (K): Мне нравятся девушки с длинными волосами;) (S): А если я с короткими? (K): Ты? Да хоть с зелеными! Тебя я буду любить всегда. Даже лысой:) (S): У меня нет настроения шутить. (K): Как поживает твоя любовь? (S): Уже никак. (K): Нужно быть идиотом, чтобы отпустить тебя… (K): Ты обжигаешь взглядом, и мир передо мною замирает. (S): Говоришь так, будто мы знакомы. (K): С тобой даже на расстоянии — все мысли навылет. (K): Улыбнешься — и мне уже жарко. (K): Буду без тебя корчиться, как от ударов. (K): Не молчи! (S): Ты — поэт:) (K): Я — бедный влюбленный Кицунэ:) Знаешь, что я придумал? (S): М? (K): Каждую строчку, посвященную тебе, распечатаю на отдельном листе и передам лично. (S): Вот как… (K): Да. Поэтому, если однажды к тебе подойдет человек с кипой бумаг (а я готов посвятить тебе тысячу комплиментов), знай — это я признаюсь тебе в любви. (S): Значит, это будет признанием? (K): Конечно. (S): И как мне на это реагировать? (K): Признаться мне в ответ;) (S): Я не буду ничего распечатывать. Предупреждаю! (K): Одной твоей улыбки мне будет достаточно:) (S):)