Спустившись к реке, Сиг выбрал одну рыбу из тех, которые тащил, вытер её, сполоснул в воде и положил на чистую траву. Он крепко держал рыбью голову за глазницы и водил ложкой против чешуи, пока бок рыбы не остался чистым, без чешуи. Тогда он перевернул её и сделал то же самое. А затем достал нож и разрезал рыбу вдоль брюха. Двумя пальцами вытащил из рыбы внутренности, выкинул их подальше в реку и остановился. Сиг посмотрел на мальчика тем взглядом, после которого не нужно было ничего говорить. Коротко кивнув, мальчик взял одну из своих рыб, отмыл от слизи, запустил указательный и большой пальцы в глазницы рыбы – тоже что-то новое – и начал счищать чешую. Он понял, что у него не выходит ни легко, ни хорошо: это было почти невозможно. Глазницы всё время выскальзывали из пальцев. Чешуя не слетала с рыбы сама, как у Сига, и мальчик от раздражения хотел даже выругаться каким-нибудь особо заковыристым ругательством из тех, что узнал в барах Чикаго. Но он не слышал, чтобы ругался Сиг, а потому сдержался. Наконец, после долгой возни и трепыхания, мальчик счистил всю чешую, ещё раз ополоснул рыбу и протянул Сигу. Не имея ножа, он думал, что Сиг сделает всё остальное. Сиг взял рыбу-луну, разрезал ей брюхо и вернул её мальчику. – Потроши. Вопрос про руки он уже один раз задал, когда нужно было достать червя, и, хотя тот же самый вопрос снова пришёл ему на ум, задать его он уже не решался. Только поморщился от мысли о том, что надо сунуть пальцы в рыбье нутро. Он не думал, что что-то подобное у него может выйти хорошо. Но Сиг всё ещё смотрел, так что он взял рыбу, ухватил её за глазницы, сунул руку в разрезанное брюхо, выковырял внутренности на землю и сложился пополам над ними в рвотном позыве, хотя желудок был совершенно пуст: он ничего не ел с самого утра. Гэри быстро разогнулся и подумал, что, может быть, Сиг ничего не заметил. Разумеется, тот заметил, но не посмотрел своим особенным взглядом, а кивнул и сказал: – Не волнуйся. В первый раз всех тошнит. Потом проще. Всё будет нормально. Он не сразу поверил – чтобы Сига и рвало? – но ничего не сказал и посчитал это за своего рода похвалу. И оказался прав. Чистить следующую рыбу тоже было трудно, но уже не настолько. Вынимая внутренности, он опять почувствовал тошноту, но в этот раз сдержался. Со следующей рыбой дело пошло ещё лучше, а когда он чистил четвёртую, Сиг улыбнулся и сказал: – Да ты как будто с рождения рыбу чистил. В этом не было ни капли правды, но мальчику всё равно было приятно. Он гордо прошествовал за Сигом к костровой яме, неся своих рыб, будто и это делал с рождения. Он всё ещё не знал, что делать дальше. Разумеется, рыбу надо было приготовить и съесть, но он был так голоден, что съел бы и сырую. Ему представился ещё один шанс посмотреть, как Сиг обустраивается в дикой природе, – посмотреть и научиться. Сиг сделал подстилку из травы и выложил на неё все восемь рыб аккуратным рядком. Наломал веток из тех, которые они собрали с тополей, сделал из них небольшой шалашик в центре ямы и – с одной спички! – поджёг. Как только маленький костерок разгорелся, Сиг начал отламывать палки побольше и подкладывать их. Вскоре у них был хороший костёр. Сиг взял сковороду, вытер её травой и отставил в сторону. Пальцами вынул большой кусок белого сала из банки и сбросил его на сковороду. Затем он вынул из узелка два кукурузных печенья. Теми же пальцами он обмазал их тонким слоем сала, взял баночку с солью и посолил печенья, а потом протянул одно из них мальчику. – Закуска, – сказал он. – Откусывай понемногу и жуй медленно. Мальчик дожил до старости. И видит бог, он ел тысячи блюд в тысяче мест: от других лагерей и окопов до шикарных дорогих ресторанов в Нью-Йорке, где еда стоила таких денег, на которые он мог бы прожить в этом городе целый месяц. Но никогда не ел ничего, что могло бы сравниться с этим печеньем. Ни разу. Он попытался сделать так, как сказал Сиг. Откусывал понемногу и жевал медленно. Наверное, Эди замешала сахар, потому что кусочки были сладкими и таяли у него во рту, оставляя за собой солёно-сладкий вкус – даже не вкус, а чистую радость, от которой одновременно хотелось улыбаться и плакать. – Хорошо, – сказал он. – Так хорошо. Он знал, что Сиг заметил его слёзы, но отвернулся и кивнул. – Она делает славное кукурузное печенье. – Хорошо, – мальчик не мог найти других слов. – Как же хорошо. Печенье было восхитительным, но у него был маленький недостаток: оно пробудило в нём сильнейший, волчий голод. Он улыбался, плакал и почти рычал от голода. Сиг кивнул, как будто увидел это, и поставил сковородку на костёр. Из волшебного мешка появилась большая картофелина, которую он тоже вытер об траву. Потом своим ножом нарезал её на тонкие, почти прозрачные кружки и разложил их по сковороде на шипящем расплавленном сале. Всё это посыпал солью. После печенья рот мальчика всё ещё был полон слюны, а от запаха жарящейся картошки его голод только усилился, хотя казалось, что дальше уж некуда. Сиг перевернул ложкой картофельные кружки, как блины, после чего через пару минут кивнул и сказал: – Готово. Он наколдовал две побитые жизнью древние жестяные формы для пирогов и поставил их у костра. Разложив картошку на две аккуратные равные кучки и положив в тарелки, он добавил сала и соли на сковороду и положил на неё четыре рыбы, которые заняли всю сковородку полностью. Рыба готовилась быстро. Сиг перевернул её на другую сторону, а когда и та тоже хорошо прожарилась, он положил на каждую тарелку по две рыбы и ложкой разложил картошку из кучек поверх них. – Чтобы пропитать картофель рыбой, – сказал он. – Как? Он никогда не ел рыбу, тем более целую и только что пойманную, и не был уверен, стоит ли спрашивать, но Сиг кивнул, не дав мальчику закончить вопрос. – Картошку оставь на потом, после рыбы, на случай, если кость застрянет в горле. Картошка её протолкнёт, – Сиг ел пальцами и говорил. – Сначала ешь кожу, потом увидишь мясо на костях и хребте. Снимай его пальцами и ешь медленно, кости оставляй в рыбе. Когда закончишь, можешь высосать глаза, а потом браться за следующую. Мальчик вспомнил, что где-то, в другом месте, есть люди, которые не поверят, что можно сидеть у костра, есть кожу мёртвой рыбы и высасывать её глаза. Сначала он был абсолютно уверен, что не сможет. Но он смотрел, как Сиг делает всё то, что сказал, как ест жареную кожу и с удовольствием высасывает глаза, и явственно ощущал, что голоден. Рыбья кожа была хрустящей и солёной и заставляла задуматься о круглых кусочках картошки, а рыбьи глаза были на вкус как солёное желе. Прежде, чем они доели по две своих рыбы, Сиг поставил на огонь следующие четыре. Они съели их и закусили солёной жирной картошкой, хотя у мальчика и не застряли кости в горле. На сладкое они разделили пополам ещё одно печенье и отскребли им жир и сок со сковородки. Он не был сыт. Он подумал, что вряд ли когда-нибудь уже будет совсем сыт, потому что сегодня ел только один раз – завтрак не в счёт – и к тому же достаточно поздно. Но он вполне утолил голод и был готов на этом закончить день, закрыть глаза и отдаться сну. Но спать было рано. Он лёг на траву, наслаждаясь вечерним солнцем, а Сиг встал и понёс тарелку и сковороду к реке. Он отмыл их и оттёр мокрой травой. Сиг не бросил на него свой особый взгляд, но мальчик знал, уже знал, что нужно делать. Он встал, отнёс свою тарелку к реке и вымыл её вместе с ложкой. «Ладно, – подумал он, – теперь можно расслабиться». – Больше дерева, – сказал Сиг. В этот раз мальчик просто кивнул, подошёл к деревьям и принялся обламывать ветки, чтобы сложить их у костра. Но теперь он был не один. Тени удлинились, пришёл тихий вечер. А вместе с вечером пришли кровососы, комары. Сначала парочка, потом несколько, а потом, совершенно внезапно, – такие густые тучи, что они забивались в нос. Мальчик попытался дышать ртом, но проглотил несколько комаров. Это невозможно: их не могло быть так много. Тысячи, миллионы, так много, что кроме них ничего не видно, так много, что они покрывали его руки и лицо, как густая шерсть. Он смахивал и хлопал, хлопал и смахивал, но кровососы не отступали. В конце концов мальчик не выдержал и произнёс несколько заковыристых чикагских слов, отбегая от деревьев. Сиг сидел у костра и улыбался, глядя на него. А он не мог понять, чему же тот улыбается. Сиг пожал плечами и подкинул веток в костёр. А когда мальчик подошёл ближе, бросил в огонь горсть листьев и травы. Облако дыма взметнулось, расползлось по сторонам, и комары пропали. Вот так просто. – Вот, – сказал Сиг, – вот почему нам нужно больше дров. Намного больше дров. – Но как?.. – он закашлялся от дыма. – Как я туда пойду? Они меня убьют, выпьют всю мою кровь, – от укусов у мальчика всё чесалось. – Или я зачешусь до смерти. – Постой в дыму, – сказал Сиг. – Постой в нём, вотри его в одежду, в волосы. Умойся им, как водой в умывальнике. – Умыться дымом? Сиг кивнул. – Долго не продержится, но даст тебе несколько минут, пока запах не выветрится. Потом принесёшь, что успеешь насобирать, и снова умоешься. Всё будет нормально. Мальчик не очень-то поверил, но сделал, как сказал Сиг: умылся дымом. – Я помогу тебе, когда поставлю воду. Сиг покопался в мешке и вытащил побитую трёхлитровую кастрюлю с зазубринами. Пока мальчик стоял в дыму, стараясь пропитаться дымом как следует, Сиг подошёл к реке, расчистил место на поверхности воды и наполнил кастрюлю. Вернулся, поставил кастрюлю на огонь и начал втирать дым в одежду. – Для чего вода? – А ты не хочешь пить? «Я бы выпил целую реку, – подумал мальчик, но ничего не сказал. Они не пили весь день, и если Сигу вода была не нужна, то и мальчику не следовало ныть. После еды жажда усилилась: из-за соли в рыбе и картошке она жгла и занимала весь разум. – Нельзя пить воду из реки, не прокипятив её, – сказал Сиг. – Всё утками загажено. Заболеешь. Он показал куда-то вниз по течению и налево. – На хребте, куда мы идём завтра охотиться на грибы, есть источник. Можно пить сколько влезет. Там чистая вода. Утки не гадят. Мальчик не мог понять, почему на грибы надо «охотиться». Казалось, их можно просто собирать. Но он чувствовал, что исчерпал лимит вопросов, так что придержал этот на потом, вместе с остальными. К тому же они дошли до деревьев и начали собирать топливо для костра. Оказалось, Сиг был прав: умывание дымом помогало держать комаров на расстоянии, по крайней мере большую их часть. А к тому времени, как дым выветрился и комары вернулись, мальчик и Сиг уже набрали по две охапки топлива. Назад к яме, больше дерева в костёр, больше зелени в огонь, больше умывания дымом, затем снова к деревьям и снова сначала. Они продолжали, пока не стемнело, пока не накопилось столько дров, что хватило бы, как казалось мальчику, на целую неделю. Огромная гора. К этому моменту он так устал, что у него подкашивались ноги. Он даже не лёг, а упал на колени, перекатился и раскинулся на одном из одеял, которые Сиг разложил на брезенте. Он не помнил, когда закрыл глаза, но точно это сделал, потому что он заснул, вернее, отключился и видел сны. В одном его преследовали гуси, в другом – старая машина, потом гуси гнались за ним на машине… И снова, и снова. Где-то ночью Сиг, должно быть, укрыл его краем своего одеяла, и мальчик смутно помнил, как он несколько раз немного просыпался, когда большой медведь из его снов подкидывал ветки в костёр и бросал листья, чтобы сделать больше дыма. У медведя были голубые глаза, и он улыбался, подкладывая листья, а потом пришли гигантские комары и гуси на старой машине и прогнали улыбающегося медведя, а мальчик вбежал в дом через кухню, пронёсся по лестнице и забежал в свою комнату на чердаке. А потом настало утро. Когда он проснулся, первым делом подумал о том, какие безумные у него сны. Кто вообще слышал о медведях с голубыми глазами? Солнце светило прямо в лицо, и мальчик отвернулся к костру. Когда сидящий там Сиг увидел, что тот проснулся, он протянул кружку воды из кастрюли. Вода была прохладной, наверное, Сиг снял её ночью с огня. Мальчик сделал небольшой глоток и, распробовав чудесный вкус этой воды, залпом допил всё.