Но жаловаться нельзя. А если ещё и игроки заметят недовольство, можно забыть о чаевых. Одиннадцать центов за игру. Две дорожки. Десять человек, три игры на каждого. Тридцать игр за вечер. Тридцать раз по одиннадцать – больше трёх долларов. Три доллара и тридцать центов за одну ночь опасной работы. Плюс чаевые. Может, пять долларов за вечер, если сложить чаевые с остальными пинбоями и разделить поровну. Но только если не жаловаться. Он носил с собой старую кеглю, когда шёл из боулинга в свой подвал, чтобы никто не посмел отобрать деньги. Достаточно было пригрозить кеглей. Однажды ему пришлось ударить ею парня по имени Кенни – широкий размах, отличный пронос[58] – и Кенни упал как подкошенный. После этого на мальчика никто не нападал, и он растворялся в переулках с получкой и чаевыми в кармане и старой кеглей в руке, но всё равно носил её с собой просто на всякий случай. Но настал день, когда мальчик оказался недостаточно быстр, а игроки были слишком пьяны. Смеялись над ним. Он обслужил дорожку слева, потом дорожку справа и нагнулся, чтобы поднять кегли, когда пьяный игрок со всей силы бросил шар, стараясь попасть в него. По правде говоря, мальчик почти успел. Почти успел выпрыгнуть из ямы, но… не совсем. Он увернулся от разлетающихся во все стороны кеглей, но шар зацепил его левую голень, как раз когда он запрыгивал на скамью. Было больно, но вроде бы не слишком. Ему не нравилось то, что его застали врасплох, хотя он был на чеку всё время. Шар всего лишь зацепил его ногу, хотя мог и сломать её, врезаться ему в голову – тогда ему точно пришёл бы конец. Такое тоже бывало. Парню по имени Курт попали шаром в голову. Это его не убило до конца, но он больше никогда не мог ни ходить, ни говорить. Наверное, смерть была бы лучше. А Гэри, можно сказать, повезло, он был в порядке – не считая краткой вспышки боли – и смог доработать ночь. Его поддерживала мысль, что когда он вырастет, то найдёт гада, который бросил в него шар, и выбьет из него всю дурь. После этого он начал хромать, не сильно, но заметно, и когда работал допоздна, то уставал, и нога болела. Перед входом в библиотеку было три ступеньки. Когда он поднимался по ним после этого случая, нога начала побаливать. Когда дошёл до стойки, нога уже неприятно ныла. Поэтому он взял журнал про охоту и сел за дубовый стол. Не прошло и трёх, даже двух минут, как он начал разглядывать рисунок, на котором мужчина стрелял из лука в нападающего медведя – всё не так, как на самом деле, – и почувствовал, что за ним кто-то стоит. Он поднял глаза и увидел библиотекаря. Она стояла и улыбалась ему. Тёплой улыбкой. И всё же она была взрослой, и она обратила на него внимание. Мальчик ждал, что она скажет ему уходить. Просто выметаться – таким, как он, здесь не место. Прекратит улыбаться и выставит его. – Я могу вам помочь? Так и сказала: «Я могу вам помочь?» Он посмотрел на неё. Отвёл глаза. Опустил взгляд на деревянную столешницу. Прямая. Из цельного дуба. Небольшая канавка – кто-то поцарапал её чем-то острым. Глупый поступок. Мальчик вздохнул и подумал: «Можете ли вы мне помочь? Господи, леди, вы бы только знали»… Он покачал головой, промямлил что-то о том, что зашёл погреться. Это помогало – вроде бы помогало – избежать проблем со взрослыми. Взрослые ожидают, что дети именно так и будут себя вести. Стесняться, смотреть в пол, мямлить про холод снаружи. «Зачем я сел за стол? – думал он. – Сел за стол, как будто хочу здесь остаться, и вот меня поймали. Пора идти. Сколько шагов до двери? Четыре, пять, маленькая лестница – и выскочить прочь». Прочь. Не возвращаться. Не теперь, когда она заметила его, заговорила с ним. Но ноги не двигались, всё тело отказывалось двигаться. Он смотрел в стол. Ждал. Ждал, когда она скажет «убирайся». Он бросил короткий взгляд на неё и удивился: библиотекарь всё ещё улыбалась. Тёплой улыбкой. – Я могу вам помочь? Мягкий голос. Как будто тоже улыбается. Спрашивает. Не предлагает убираться. Предлагает помочь. Он снова покачал головой и промямлил, что зашёл погреться. – Нет, всё нормально. На самом деле у него никогда ничего не было нормально. Иногда чуть нормальнее, чем обычно, но нормально никогда не бывало. Никогда. – Вам нужен читательский билет? Вот она: уловка. Приманка. Добрые взрослые всегда говорили с подоплёкой, как будто пытались чего-то добиться. Он снова посмотрел на библиотекаря. Она всё ещё улыбалась, но теперь он понял: она хотела чего-то. – Сколько он стоит? – Билет бесплатный. Он ничего не стоит. «Ага, – подумал он, – конечно». Ему тринадцать. Тринадцать. Три года из этих тринадцати он прожил на улицах Манилы, ходил мимо жутких пятен на стенах полуразрушенных зданий. Каждый день. Три года. В остальное время его жизнь больше всего напоминала болото, где кишели гадюки. Он просто пытался выжить. Кроме бабушки, которая пекла ему пироги и растирала больные колени, и Эди с Сигом, которые дали ему собственную комнату и много работы на ферме, никто никогда не давал ему ничего задаром. Ничегошеньки. Никогда. Он подумал, что уйдёт, должен уйти. Нет причин оставаться. Ни одной. Но улыбка библиотекаря была всё такой же тёплой, снаружи стоял мороз, а здесь разливалось тепло, и в его голове было… было что-то такое. Мальчик-умник, требующий посмотреть, чем всё закончится. Узнать, в чём подстава. Очень нахальная мысль. Может, он даже сможет использовать эту подставу против них. Он не знал точно, кем были эти «они», но был уверен, что «они» есть. Кто-то, кто использует билет против него. Билет. Он снова бросил на библиотекаря взгляд. В этот раз более долгий. И кивнул. – Ладно. Дайте мне читательский билет за ничего. Ему пришлось пройти с ней к столу, где стояла старая лязгающая печатная машинка. Она напечатала его имя на маленьком кусочке картона, к которому была прилеплена маленькая металлическая бирка с номером. Он заметил, что библиотекарь правильно напечатала его фамилию. С окончанием – сен, а не – сон, как обычно думали люди. Как надо напечатала, в общем. И протянула ему билет. Ничего не сказала, только снова улыбнулась. Он смотрел на билет, держал его в руке, изучал его. Видел, что там написано его имя. Его номер. И случилось что-то странное. Каким-то образом эта карточка… сделала его настоящим в своих собственных глазах. Его имя, его номер. Напечатаны на специальной картонке. И вот он наконец стал настоящим в этом мире. Прямо тут. В этом мире. Настоящий человек, прямо тут… – Что мне с ним делать? – Использовать. – Для чего? – Чтобы брать книги из библиотеки. – Какие книги? – Любые, которые хотите, из тех, что у нас есть. Или я могу запросить книгу из другой библиотеки, если вы хотите что-то, чего у нас нет. Она будет идти сюда около недели, но… Он поднял руку. Не высоко. Они стояли за столом, где библиотекарь печатала его читательский билет, и он просто поднял руку на пару дюймов над столешницей. Но всё же перебил её, это шло вразрез со всем, что он знал про взрослых. Их никогда нельзя перебивать. – А сколько стоит взять книгу? – Бесплатно. Как я и говорила. Можете взять любую книгу совершенно бесплатно. Мы выдаём книги. Вы можете взять их, чтобы читать дома, и вернуть, когда дочитаете. Обычный срок от недели до двух. От отклонился назад и оглядел комнату: шкафы у стены, шкафы в центре. Все просто ломятся от книг. Но дело было в том… Дело было в том, что он крайне редко читал. Он умел читать, но не особо пользовался этим умением. Он не помнил, чтобы прочитал хоть одну книгу целиком. Разве только книжки-картинки, когда он был ребёнком, но не теперь. Не книгу, в которой много страниц. Через них надо было пробираться страница за страницей, продираться. Вот это работа так работа. – Я не знаю, с чего начать… Гэри с дрожью осознал, что сказал это вслух. Ох, ну и наделал же ошибок. Он был уверен, что просто думает, но сказал это вслух. Неужели, мозг перехватил управление? Начал говорить сам по себе. Мальчик будто наблюдал, как его мозг общается с библиотекарем. – Здесь очень много книг, – кивнула библиотекарь, продолжая улыбаться. Тёплой улыбкой. – Если хотите, я выберу вам что-нибудь для начала. Он всё ещё мог бы уйти, сбежать. Но не стал. Не побежал. Вместо этого в его мозг закралась неожиданная мысль: «Какую книгу она сможет подобрать для меня? Чтобы я стал её читать?» Его любопытство перехватило контроль и заставило его сказать: – Давайте. Вот так. Самоуверенно. Как будто с рождения общался с библиотекарями. Она жестом поманила его за собой к одному из бесчисленных книжных шкафов. Посмотрела на них несколько секунд, сняла с полки книгу и отдала мальчику. – Она про мальчика, который живёт в джунглях, – сказала женщина, – и о том, как он выживает. Я думаю, вам понравится. Но он слушал вполуха. Только смотрел на книгу в потёртом переплёте, ощупывал и обводил пальцами края. Не открывал. Рано. Трогал края, пробовал наощупь. Она была тёплой. Такой же, как улыбка библиотекаря. Не угрожающей – приглашающей, будто книга его звала. Так же, как улыбка библиотекаря. Как бы говоря: «Давай, пойдём со мной. Пойдём со мной». Он видел книги и раньше. Естественно. Но они не выглядели так… так живо. Эта же как будто хотела стать его другом. Дурацкая мысль: как книга может быть другом? Но библиотекарь сделала то же: сказала «пойдёмте со мной». К этому шкафу с книгами. И впервые в жизни он взаправду захотел узнать и эту книгу, и что в ней, о чём она, и что надо сделать, чтобы узнать, о чём она рассказывает. Он взаправду хотел знать. Не подумав и не осмыслив этого, он прижал книгу к груди. – И я могу её взять? Библиотекарь кивнула. Между шкафов и книг пробивался луч солнца, золотой свет с россыпью пылинок. От него лицо библиотекаря будто светилось. Как картины в церквях Манилы. Картины с женщиной, купающейся в золотом свете, улыбавшейся ему. – Мне нужна карточка из книги, чтобы я перепечатала номер на ваш читательский билет и записала дату, когда книгу надо вернуть, и вы можете идти. Обычно книга выдаётся на две недели, но если вам потребуется больше времени, можно будет продлить срок. И хотя всё это было для него ново, как другая часть жизни, оно показалось ему и немного знакомым. Он смотрел, как библиотекарь переворачивает его читательский билет и записывает его номер на карточке из книжки. Потом он забрал билет и вернулся на улицы. Он не пошёл в бары, чтобы впаривать газеты и забирать мелочь пьяниц. Вместо этого он пошёл по переулкам в свой подвал. Снаружи было холодно, так холодно, что внутренности замерзали. У него была шерстяная шапка, купленная в военном магазине[59], почти неношеная и даже без пятен. Шапка грела его уши, но мальчик волновался за книгу. Он боялся, что холод может ей повредить, а если повредит – он не хочет идти обратно и говорить, что книге стало плохо. Может, обморожение. Интересно, у книг бывает обморожение? Они ломаются от мороза? Он сунул её под куртку и прижал к груди. В тепло. Хотя бы немного тепла. Куртка у него была никудышная, но всё-таки могла держать чуток тепла от его тела – может, этого достаточно, чтобы защитить книгу. Когда он дошёл до подвала, книга всё ещё была тёплой. У него была достаточно свежая буханка хлеба, банка арахисового масла и банка сардин за пятнадцать центов. Он пожарил тост и сделал сэндвич с арахисовым маслом и сардинами, выпил из банки остатки масла от сардин. Запил водой из старой раковины у стены. И устроился в кресле с книгой.