Снегирев обиделся: – Я не врать буду, а просто представлю научно обоснованные соображения. Вы заметили, что Анжелика в последнее время с утра до вечера торчит в «Фуроре»? – Заметили. Ну и что? – Вы находите нормальным, что молодая цветущая баба болтается тут среди нас вместо того, чтоб дома дрыхнуть? А еще лучше – погуливать от Алима? Лояльные женщины «Фурора» отшатнулись от злоязычного старика: – Ну вы и скажете, Эдуард Потапович! – Я знаю, что говорю! Алим, девчонки, позеленел от любви и ревности. У меня у самого… И Снегирев опять начал рассказывать про своих жен и квартиры. Эту историю Илья досконально знал, как и все остальные сотрапезники. На самом интересном месте – на уходе четвертой, нерасписанной жены и на начале кукования в подселении – как из-под земли явился менеджер по персоналу Суслов. Обедающие в панике разбежались. «А ведь старик прав, что-то происходит странное», – подумал Илья. В последние дни белые штаны Анжелики-Изоры, ее ослепительные волосы и яркие блузки то и дело маячили в «Фуроре». Особенно примелькалась ее вчерашняя кофточка – такая невыносимо алая, что, когда гражданская жена Пичугина отходила, на том месте, где она только что стояла, долго дрожало в глазах зеленое пятно. Одевалась Изора весело, но лицо у нее было теперь растерянное и скучное. Она все бродила по торговому залу, прижав к груди какие-то бумажки, и кусала малиновые губы. После обеда она вдруг решилась: – Илюшка, иди-ка сюда! Илья удивился, но подошел. Они были одного роста, и Анжелика тоскливо заглянула Илье прямо в глаза. Затем она показала бумажку. – Это сценарный набросок новой рекламной акции. Ты в прошлый раз неплохо справился, решено тебя снова задействовать, – сказала Изора очень громко. Листок дрожал в ее белых пальцах с длинными ногтями, блестящими и яркими, похожими на крупные капли свежей крови. – Вот посмотри, что задумано, – еще громче сказала Изора и потащила Илью за гипсовую колонну, которая подпирала не слишком гладкий потолок «Фурора». Меж колонной и стеклянной стеной бакалейного отдела, заставленной изнутри кофейными баночками и чайными коробочками, имелся глухой угол. В этом углу волшебница Изора притиснула Илью к стене. Ее белое как снег лицо, ее губы, красные, как открытая рана, ее глаза, полные ужаса, странно контрастировали с загорелой физиономией индуса, которая выглядывала из-за ее плеча. Эта физиономия была снята в натуральную величину и помещена на рекламном плакате. Индус предлагал чашку какого-то чая и был, в отличие от Анжелики, предельно черноволос и бесконечно счастлив. – Илюшка, ты ведь ходишь в студию Попова? Здесь никто этого не знает, – быстро проговорила Анжелика. Когда Илья что-то захотел возразить, она стукнула его по губам свернутым в трубку сценарием: – Тс! Молчи! Молчи, пожалуйста! Я знаю твою маму – если она что-то знает, то никому никогда ничего не скажет. Это правильно. А ты? Можешь поклясться? Обещаешь, что никогда? Или только потом, когда все кончится? Илья выслушал эту абракадабру и решил, что Анжелика помешалась от какого-то неизвестного ему горя. Он никогда не видел ее так близко – как лицо незначительное, он сроду не допускался к столь высокой особе. Теперь он хорошо рассмотрел ее янтарно-карие глаза и розовую родинку на белой шее. Теплыми волнами исходил от Анжелики аромат столь же дорогой и чуждый, как от Алима Петровича, – только, конечно, другой, женский. Сложный это был, сулящий беды аромат. А вот Тара пахла карамелькой! Она пахла дешевой, слишком розовой помадой, дождем и всем прекрасным и нежным, что есть в мире. Раздумья Ильи о Таре Изора приняла за что-то другое. Она облегченно вздохнула: – Я знала, что ты милый и согласишься! Сбегай сейчас же во Дворец – он там. Скажи, что… Илья только заморгал, ничего не понимая: – Он – это кто? – Кирилл, кто же еще? Я отсюда не могу ни выйти, ни позвонить. Алим и его звери меня стерегут. Записку тоже передать нельзя – вдруг ее отнимут у меня или у тебя. Поэтому запомни на словах: встречаемся в семь на нашем месте. Повтори! Илья повторил, но засомневался: – А вдруг Кирилла во Дворце нет? – Он там! Сегодня получка и разные выплаты. – Но как же я выйду в рабочее время? – Я сказала менеджерам, что ты пошел в «Сибспиртосоюз» за рекламными материалами. – А материалы я где возьму? – Нигде! Какой ты занудный! Если кто-то спросит, скажешь, что эти халтурщики обещали, но ничего не приготовили. Теперь беги! Скорей! Янтарные бусины глаз прекрасной ведьмы Изоры наполовину утонули в слезах, которые висли на нижних ресницах. Ее губы и тряслись, и улыбались. Топорный оскал чайного индуса не шел ни в какое сравнение с этой улыбкой – несчастной, нетерпеливой и страстной. Смотреть на такую улыбку было неловко, поэтому Илья кинулся бежать во Дворец металлистов, даже не до конца сунув руки в рукава куртки. По дороге он размышлял о своей странной миссии. Ничего подобного делать ему еще не приходилось. Помочь коварной и неотразимой Изоре? Это было делом занятным и вполне достойным нордического рыцаря. Да еще и передать послание на словах – прямо как в Средние века! Илья начал гордиться собой. Ведь он не ошибся: это Анжеликина «мазда» стояла в кустах за Дворцом в тот вечер. Значит, это от Анжеликиной опасной и запретной любви стал Алим Петрович гнойно-зеленым! Не погуливает она, как предположил старик Снегирев, а разгулялась не на шутку. Пожалуй, даже жизнью рискует. Вот это любовь! Несмотря на то что во Дворце был день выплат, Кирилл Попов был в скверном настроении. Илье он едва кивнул и быстро прошел мимо. Илья попытался нагнать его, но Кирилл скрылся за тяжелой дверью с надписью «Администрация». Ждать его оттуда пришлось не меньше получаса. Наконец Попов вышел в коридор, но не один, а в сопровождении полной тетки. На голове у нее перпендикулярно черепу вздымались белокурые пряди, образуя сверху, на макушке, завиток в виде крючка. И эта прическа, похожая на пирожное-безе, и синее платье с частыми блестками говорили, что тетка принадлежит к самой что ни на есть администрации. Но Илью это не смутило. – Кирилл, можно вас на минутку? – спросил он, беспардонно прервав слова дамы. – Ну? Чего тебе? – повернулся к нему Попов. – Я бы хотел поговорить один на один. Это очень срочно. – Тогда подожди. – Не могу. Это срочно. Очень! Кирилл пожал плечами: – Извините, пожалуйста, Светлана Вячеславовна! Такие вот у меня шебутные гаврики – день и ночь вожусь с ними. Я к вам завтра с утреца подойду, хорошо? Говорил он сейчас развеселым, не своим голосом – явно играл какого-то бойкого простака. Наверное, таких ценит администрация. – Ну что стряслось? – зашипел Кирилл, когда они с Ильей пошли рядом по коридору. Илья оглянулся и увидел, что тетка с безе на голове до сих пор придирчиво смотрит им вслед. – Надо найти укромное место, – сказал тогда Илья. – Такое, чтоб нас никто не слышал и не видел. – Не дури, Бочков, – отмахнулся Кирилл, однако вперед пошел резвее. Наконец они остановились в темном тупике возле репетиционного зала. Здесь вкривь и вкось стояли декорации, причем не только приготовленные для Попова, который предпочитал минимализм, но и какие-то приблудные. Торчала тут и новогодняя фанерная избушка, и кусок какой-то розовой стены в горошек, и плоская двухметровая матрешка, тоже из фанеры. На громадном лице этой матрешки криво сидела похабная улыбка. – Что стряслось? Давай побыстрее, мне некогда, – сказал Кирилл Попов. Лицо у него было скучное и несвежее. Оно выдавало, что спешить режиссеру некуда. – Я от Анжелики, – отозвался Илья тихим, утробным голосом тайного агента. Попов удивился, но не обрадовался. – Ну и что? – хмыкнул он. – Будьте сегодня в семь на обычном месте. Хотя эти слова означали любовное свидание, звучали они прямо-таки по-бондовски. Илье это понравилось. Попов в ответ устало вздохнул и повернул к Илье свои громадные глазищи. Их взгляд в студии считался гипнотическим. Их белки, синие, как крутое яйцо, отливали перламутром, а зрачок сверлил душу. Однако сегодня Илья легко выдержал этот взгляд. – А ты, однако, шустрый пацан, – сказал наконец Попов. – Как ты на Анжелику вышел? – Мы вместе работаем. Разговор опять-таки выходил похожим на шпионский! – Постой, у тебя с ней тоже что-то было? – ухмыльнулся вдруг Кирилл. Иметь что-то с Анжеликой было для Ильи делом столь же невероятным и ненужным, как вступить в отряд космонавтов. – Вы знаете, кто такой Алим Пичугин? – ответил он вопросом на вопрос. Кирилл вздохнул: – Догадываюсь. Все это такая туфта! Мы совершаем ошибки чаще из тщеславия, чем по глупости, – хотя это, быть может, одно и то же. Я сегодня ни с кем не хочу встречаться в семь. Но встречусь! Я люблю риск и секс. Даже больше люблю, чем театр. Я хотел бы снять шикарную порнуху, на которой люди рыдали бы от сознания своего несовершенства. После я хотел бы уехать в Москву или за границу, где меня понимают лучше, чем в этой дыре. У тебя, Бочков, когда-нибудь было чувство, что ты – это совсем не ты, а какой-то посторонний ублюдок и на самом деле у тебя должна быть какая-то совершенно другая жизнь? Было?