– Дмитрий… – Очень хорошее имя! И представьте, я совсем не боюсь, потому что доверяю вам, Дмитрий… Он глянул на нее с благодарностью, улыбнулся. То есть по-настоящему она его улыбки не увидела, потому как половина лица пряталась под маской, зато увидела, как улыбаются глаза, и еще что-то для себя в этих глазах увидела… Как ей потом объяснил Дима, он сразу успел влюбиться в нее и сразу решил для себя – мол, это моя жена сейчас на операционном столе лежит. Моя жена по имени Анна… И потом так же все быстро случилось, она и в себя не успела прийти. То есть из больницы еще после операции не выписалась, а он уже успел ей предложение сделать. Поначалу так забавно было – какое такое предложение, господи! О чем этот симпатичный молодой хирург ей толкует! Шутит, что ли? Даже спросила через насмешливую улыбку: – Дима, вы о чем… Какое предложение, я не понимаю? Вы что, историю болезни мою не смотрели? Мне же тридцать пять лет, Дима! А вам наверняка едва за двадцать перевалило, вы что! – Ну почему же едва… Мне уже двадцать три… И вообще, возраст тут ни при чем, не имеет никакого значения! Просто я сразу полюбил вас… Я понял, что мне никто больше не нужен… – И потому обращаетесь ко мне на «вы», да? Не изволите ли вы, Анна Антоновна, принять мое предложение руки и сердца? Говорила и продолжала улыбаться вполне себе легкомысленно. Конечно, не приняла тогда его всерьез… Подумала – вот выпишет меня скоро домой и забудет, и так и должно быть… Ну ведь правда смешно – двенадцать лет разницы! У нее тогда за плечами был первый неудачный брак, и замуж она вообще больше не собиралась. Так и решила для себя – хватит. Конечно, жалко было, что ребенка в браке не получилось, но ведь многие женщины без детей живут, и ничего! Тем более любимая работа есть, которая все силы и эмоции забирает… Приятно, конечно, что этот Дима на нее внимание обратил, до ужаса приятно, и спасибо ему за это! А кому ж будет не приятно, когда вот так… влюбленными глазами на тебя смотрят… Но и помнить надо, что хорошенького помаленьку, и место свое возрастное знать… Выписалась домой, и… чао, дорогой влюбленный, иди своей молодой дорогой, а я пойду своей… Но Дима оказался упорным влюбленным. Очень настойчивым. Родителям своим сразу объявил – женюсь, и точка. И с ней гнул свою линию так, что поверила ему в итоге. Не сразу, конечно… Где-то полгода гнала его от себя, все внушала ту самую данность про разницу в возрасте, про невозможность семейной жизни. Пугала, что ребенка ему не сможет родить… Но он был настойчив, и она сдалась. К тому же давно поняла – и сама его любит. Так сильно любит, что уже и не представляет себе, как могла раньше без него жить. Но первый год все равно с оглядкой жила, будто ждала – вдруг он спохватится, что совершил ошибку. Готова была отпустить его в любой момент. Потом как-то успокоилась, расслабилась… А вскоре поняла, что беременна, и только удивлялась тихо – надо же, успела вскочить в последний вагон! Впервые стать матерью в тридцать семь лет, это ж еще постараться надо! А потом и сама не заметила, как с ней эта метаморфоза случилась. Как ушла оглядка, и легкость ушла, и насмешливость, а осталась вот эта больная привязка. Будто проросла в молодом муже корнями, будто ее самой без него уже не было, и страх в душе постоянный рос, и это пресловутое «вдруг» покою никак не давало… Вдруг он в другую влюбится, в более молодую! Вдруг она уже у него есть, эта другая? Вдруг он завтра объявит ей, что уходит к другой? Чувствовала, что с каждым прожитым счастливым днем это «вдруг» разрастается все больше и больше и превращается в немыслимый ужас, хватает за горло, душить начинает… И даже от одной мысли, самой малюсенькой, от одного мелькнувшего внутри испуга уже начинается это удушье, и не остановишь его никак! Не остановишь эту цепочку, хотя умом все понимаешь и прекрасно эту цепочку отслеживаешь. Да вот же она, как на ладони… Сначала мысль на пустом месте, потом сразу паническая атака, а после нее обязательный приступ… И расстояние между мыслью и панической атакой практически никакое, то есть неуправляемое, вот что страшно само по себе. Остается только руками разводить в отчаянии – как? Как она это все допустила? Как так вышло, что жить получается только тогда, когда Дима с ней рядом? А без него – нет, не получится уже… Другого выбора нет. Или с ним вместе, или никак. Но самое страшное даже не это. Самое страшное то, что Дима тоже это знает и понимает. Получается, что она его своими приступами по рукам и ногам связывает. Хоть он и не стремится эти путы разорвать, но все же… Неправильно это, нечестно по отношению к нему. В конце концов, он же такой молодой, он мужчина в расцвете сил и талантов! А она… Вздохнула, перевернулась на другой бок, тихо положила ладонь на плечо спящему мужу. Спи, Дима, спи. И я скоро засну. По крайней мере, на сегодняшний день все у нас хорошо с тобой, и я могу жить дальше… И хорошо, что мысли больше Матвеем заняты, и проклятое «вдруг» душу не гложет. Да. Пусть у Матвея все хорошо сложится, пусть его любовь будет счастливой… На этой мысли и уснула. Но ненадолго. Потому что странный сон увидела, и пребывание в нем показалось невозможным… Таким невозможным, что сознание наверняка включило защитную реакцию, и проснулась, как от толчка, долго потом лежала, обдумывала этот короткий сон… И самой смешно было, ей-богу! Ну приснится же такое, а? Вот откуда что взялось, неужели все из той же цепочки? Сначала глупая мысль на пустом месте, потом паническая атака, а потом… Ну нет уж, только приступа удушья ей сейчас не хватало! Потому что смешно, смешно… Снилась ей свадьба Матвея и Анели. Будто все за столом сидят, и жених с невестой, и родители… И вдруг мама Анели, очень красивая молодая женщина, поднимается с места, чтобы произнести тост за молодых… И вместо нужных фраз произносит кошмар какой-то! Мол, мы все за вас радуемся, дети дорогие, все… И Дима, и его жена, и я, его вторая жена… Да, я ведь тоже его жена, вы просто не знали… И не ссориться же нам по этому поводу, правда? Смешно. Очень смешной сон. Приснится же такое, в самом деле. Ведь глупость же, глупость… И нечего тут обдумывать и в цепочку включать нечего! Но лучше бы настоящий и полноценный кошмар приснился, чем эта глупость… * * * – …Ты как? Голова не кружится? Все хорошо? Матвей повернул голову, пытаясь заглянуть Анеле в лицо. Они давно уже сидели на крыше, плечом к плечу, и ему казалось, что девушка замерла и не дышит, и страшно было оттого, что она молчит… – Да, хорошо… – тихим эхом откликнулась Анеля. – Мне очень хорошо, Матвей… Почему мне это самой в голову не приходило – взять и подняться на высокую крышу? Странно, правда? – Да отчего же странно… Наоборот… Было бы странно, если б это у тебя в привычку вошло – по крышам гулять. – Но здесь же так здорово, Матвей! Я так себя ощущаю… Будто сейчас встану, оттолкнусь и полечу над городом! Кажется, что это так просто… Просто оттолкнуться, и все! – Да. Мне первый раз тоже показалось, что это очень просто. Здесь какой-то воздух другой, небо другое… – Да, небо другое. Так и тянет в него улететь! – Нет, в небо лучше не надо… Лучше над городом пару кругов сделать и обратно на это же место приземлиться, ага? – Ага… Знаешь, я сейчас вспомнила тот самый монолог Катерины из «Грозы»… Помнишь, в школе проходили? – Это та, которая луч света в темном царстве? Отчего люди не летают, как птицы? – Ну что ты смеешься, Матвей… Ничего смешного тут нет… Я сейчас тоже на эту Катерину похожа, мне тоже хочется громко спросить: отчего, ну отчего люди не летают, как птицы? Ведь жалко же, в самом деле? Ведь как было бы хорошо, согласись? – Да. Было бы неплохо, согласен. И я вовсе не смеюсь… А у тебя, наверное, в школе пятерка по литературе была, да? – Ну да… Любимый предмет был. Я ведь всю классику перечитала еще в раннем детстве… И Чехова, и Толстого… Мало что понимала, но все равно читала. Мне сам процесс нравился, я так жила. Да я и вообще такой была… Надо мной все в школе смеялись. Да и сейчас тоже… Тебе, наверное, скучно со мной, да, Матвей? – Нет, что ты. Вовсе не скучно. С чего ты взяла? Наверное, твой бывший парень говорил, что ему с тобой скучно, да? Тот, с которым я подрался? – Ну, в общем… Да… Я же молчу все время. Как моя бабушка говорит, будто я вещь в себе. – Ну и молчи, если хочешь. Все равно я тебя слышу. Сижу рядом и слышу. – Правда? – Правда. Со мной раньше никогда такого не случалось, чтоб вот так… Просто сидеть рядом и просто молчание слушать. Оно у тебя необыкновенное и само по себе очень интересное. – Молчание интересное? – удивленно переспросила Анеля, поворачивая к нему голову. Они встретились глазами, и Матвей забыл, что хотел сказать. А может, Анеля и не ждала от него никакого ответа. А может, забыла тут же, о чем спросила… Да и забудешь тут, когда их так обожгло вдруг обоих! Смотрели друг на друга пару секунд, а так обожгло! – Ты… Ты и впрямь не такая, как все… Я даже сказать не могу, какая ты… – хрипло проговорил Матвей, отводя взгляд. – Мне даже страшно, что ты такая особенная, а я… Я обыкновенный. То есть до вчерашнего дня был обыкновенный… – И какой же ты был? Что делал? – Да то же, что и все делают. В соцсетях все время сидел, с девушками знакомился. На свидания бегал, суетился… Слишком много суетился, теперь и вспомнить стыдно. – А меня вообще в соцсетях нет. Я как-то не понимаю этого – зачем… Зачем выставлять себя напоказ? Писать друг другу всякие банальные глупости – зачем? Я думаю, что это всеобщее сумасшествие какое-то, оболванивание самих себя. Ведь они, которые пишут, и не думают даже, как это жалко звучит! Все выражение чувств, к примеру, сводится к двум расхожим словам… Первое слово – бомба, второе слово – огонь. И весь словарный запас на этом закончился. Бомба! Огонь! И все на этом, и хватит! Ну разве я не права, скажи? – Да права, права… – со смехом поднял руки Матвей. – И сам грешен, каюсь… – А все эти соцсети… Ну что такое… – продолжала тихо удивляться Анеля, пожимая плечами. – Ведь это же тоже своего рода ужасный самообман… Стремление выставить себя в более выгодном свете, похвастать собой… И это для того только, чтобы другие увидели, как ты успешен и счастлив! Хотя в реальной жизни нет ни успеха, ни счастья, а есть сплошные серые будни. Никто не хочет никому правду сказать… Ведь это же гордыня всеми владеет, это страстное доказывание благополучия! А в результате какой-то всеобщий свальный грех получается, только и всего. Никто ж не задумывается, что гордыня – это грех, а не показатель успешности! – Да уж, интересно ты рассуждаешь! Я даже и не задумывался никогда… С другой стороны, знаешь… Вне социума тоже не проживешь. Соответствовать как-то его законам надо, ты не находишь? – Не-а. Не нахожу. Зачем обязательно соответствовать, кто может меня заставить соответствовать, если я не хочу? – А чего тогда ты хочешь. Анеля? – Я? Я жить хочу, мир видеть хочу, слышат его, осязать… Ветер этот вдыхать, лететь вместе с ним куда-то и радоваться, что лечу. Самой собой жить, с тем, что у меня внутри есть… – Ну, не все же так умеют и могут, что ты! Не всем дано! Да и не все так хотят… – Да знаю… Но я-то могу! И я хочу! Почему я должна делать то, что хотят другие? – А подруги у тебя есть, Анеля? Почему-то я думаю, нет у тебя близких подруг. Или я не прав, скажи? – Да прав, прав… Есть у меня приятельницы, со школы еще, ну и девчонки сейчас из группы… Но мне с ними не очень интересно общаться. Они только о шмотках говорят, о еде, о фотографиях в соцсетях да еще о том, кто с кем, когда и как… Ну, ты понимаешь… – О сексе, что ли? – Ну да… – смущенно опустила голову Анеля, теребя пальцами пуговку на рубашке. – А ты что, секс вообще отвергаешь как таковой? – Да нет же! Нет, конечно! Просто… Это же не так все должно быть, чтобы потом всем рассказывать, да еще и хвастать… Ну что ты на меня так смотришь? Не надо, не смотри! По-твоему, я сейчас глупости говорю, да? Ты думаешь, я совсем ненормальная, отбившаяся от социума, сама в себе заблудившаяся? Да, я знаю, что ты так думаешь, но что делать… Какая есть, такая и есть… Анеля закрыла лицо руками, отвернула его в сторону. Матвей осторожно тронул ее за плечо, произнес тихо: – Эй, ты чего… Вовсе я так о тебе не думаю… Наоборот… Анеля замерла, почувствовав на плече его ладонь. Так замерла, будто ждала, что будет дальше. Убрала руки с лица, глянула на него осторожно и в то же время доверчиво. И переспросила тихо: – Что значит – наоборот? – А то и значит… – так же тихо проговорил Матвей, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. – То и значит, что ветер сильный поднялся, и ты замерзла уже, наверное… – Ты надо мной смеешься сейчас, да, Матвей? – Нет, что ты… Какой там смеешься, мне не до смеха. Потому что я сам себя уже не узнаю… Ты и правда не замерзла, скажи? – Нет… И снова глаза их оказались близко, и снова будто ожог пробежал, и Анеля первая потянулась к нему доверчиво, и Матвей поймал губами ее горячие губы. И показалось, что задохнулся и что летят они оба по ветру над крышами и никогда больше его руки не смогут отпустить ее, никогда…