Тим гнал машину, как сумасшедший, а за машиной гнался буран. Алёна увидела кипящую белую стену в каких-то сотнях метров позади, впечатлилась, сползла на сиденье обратно и зажала рукой рот. Мама молчала тоже, и Алёна подозревала, что мама тоже боится. Не за свою жизнь. А за то, что невольно собьёт настрой Тима. Флаконников явно находился в провидческом трансе, который помогал ему не совершать ошибок в дороге. Сбить этот транс неудачным словом можно было, как нечего делать. И — кувыркнуться в кювет, как минимум. Про максимум, учитывая несущуюся по пятам смерть, не хотелось даже думать. Машина влетела в ворота Нижнего города в самый последний миг. Алёна, влипнув в заднее окно, видела, как сошлись в арке силовые щиты, отсекая непогоду, как скользнули, смыкаясь, тяжёлые створки. Успели! В больнице усталый врач провёл маму в реанимационную палату. Тим опустился на лавочку, устало прислонился затылком к стене. Алёна пристроилась рядом, осторожно взяла его за руку. Пальцы шевельнулись в ответ на пожатие, но и только. Прошла целая вечность, прежде чем мама вышла из палаты. — Что? — тихо спросила Алёна. — Будет жить, говорят, — так же тихо ответила мама. — Пришёл в себя, узнал меня… Мне объяснит кто-нибудь, кой чёрт вы оба там делали? И почему мой капитан выглядит так, будто его дикие звери рвали — Спасали мир, — уведомил её Тим, не поднимая век, а потом вдруг распахнул глаза, резко сел:- Капитан? Разве он всё ещё капитан?! — Привет, парень, — безжалостно сказала мама. — Ты снова попутал время. Тим улыбнулся, но так, что сразу стало понятно — язвительная мамина шпилька сейчас вернётся обратно, с довеском. — Хорошо, — сказал Тим. — Очень хорошо. — Что хорошего? — горько спросила мама. — Понимаете, я всегда опаздываю, — честно признался он. — Всегда. Оно как-то само собой опаздывается, что бы я ни делал. А тут вдруг успел. Аж два раза. Ново. — Ты сумасшедший, Флаконников, — сказала мама убеждённо. — Ты псих ненормальный! Со съехавшей набекрень кукушкой. Тебя надо держать в клетке! — Мама! — возмутилась Алёна. — Думаете, клетка поможет? — заинтересовался Тим. Мама покачала головой. — Элен, — сказала она, — забирай это несчастье ходячее, отмой его, накорми и пусть как следует выспится. На ногах вон еле держится уже. — А ты… — А я останусь здесь. Позже, в тихом полумраке собственной комнаты — напольные светильнички оставила на треть мощности, — Алёна долго всматривалась в спящего Тима и думала… «Мне всё равно, что ты такой. Мне всё равно, где и по каким временам ты сейчас бродишь. Всё равно, что ты — жертва чудовищного эксперимента, а твоя паранорма — одна из самых мощных и чудовищных в мире. Всё равно! Всё равно. Всё равно… Здесь и сейчас ты — мой. Всё остальное пусть катится, куда покатится…» Мама с Огневым появились вечером. Всё это время Тим безбожно проспал, Алёна даже начала за него беспокоиться. Мало ли, может быть, у него снова паранормальный срыв, только тихий, и не пора ли звать скорую… Но нет, Тим просто спал, дыхание было ровным, спокойным, кожа розовой, на кому не походило нисколько. — Слава паранормальной медицине, — сказал Огнев, объясняя своё столь быстрое появление. Но двигался он не очень ловко. Так, будто раны ещё болели. Мама сразу загремела чем-то на кухне, соображая ранний ужин. А Огнев присел на пуф в холле и так сидел, по всему было видно, что он очень устал. И тут из комнаты выполз Тим со своей обычной улыбочкой, руки в брюках, лохмы во все стороны. — Ты сумасшедший, Флаконников, — сказал ему Огнев. — Знаю, — кивнул Тим в ответ. — А здорово, наверное, знать наперёд, когда и откуда в тебя выстрелят. Я 6 не отказался. — Ничего хорошего, Огнев, — угрюмо сообщил Тим. — Даже не мечтай… — Почему? Я бы уж воспользовался! И сколько дыр в собственной шкуре удалось бы избежать. Сколько людей хороших… Огнев смотрел прямо перед собой, он был уже весь там, в перипетиях множества боёв, из которых вышел в жизнь — благодаря гибели друзей и сослуживцев. Если бы он мог предотвратить! Если бы он мог знать заранее… Тим пожал плечами, не желая спорить. — Ну, я пошёл, — сообщил он, нацеливаясь к двери. — Куда? — вцепилась в него Алёна. — А поужинать? — Не хочу, — коротко ответил он, отстраняясь. — А ну, не дури, — приказала мама. — Иди за стол. Не выпущу, пока не поешь. Тим молча смотрел на неё, всем своим видом спрашивая: а как ты меня заставишь? — Флаконников, не будь задницей, — посоветовал Огнев. — Хотя бы раз в жизни. Тим пожал плечами. Но не ушёл, как собирался. Ел он мало, молчал и слушал, о чём разговаривают мама с Огневым. Разговор был типично вечерний, ни о чём. Алёна взяла Тима за руку, с удовольствием ощущая, что он рядом, он живой, и можно сидеть к нему близко-близко, вбирать его запах — полынь, влажная хвоя, свежевыпавший снег, озон. Если это счастье, думала девочка, чувствуя солнечное тепло в низу живота, тогда я счастлива. Так счастлива, что сейчас от того счастья просто лопну… — Куда ты теперь, Тим? — спросила она, провожая его до калитки. — На станцию, — сказал он. — Я слишком много пропустил дней. Теперь придётся проверять всё с самого начала… — Не доверяешь коллегам? — Не доверяю себе, — качнул он головой. Алёна обняла его, и какое-то время они целовались, самозабвенно и яростно, как только могут целоваться влюблённые. «Я счастлива», — билась в мозгу одна единственная мысль. — «Я счастлива… счастлива…» — Аля, — сказал вдруг Тим очень серьёзно, — пожалуйста, не ссорься с Олегом. Поняла? — Что мне с ним ссориться? — удивилась Алёна. — Вот и не ссорься. Что бы он ни говорил, его слова останутся только словами. Не принимай их близко к сердцу. Обещаешь? — Ну, конечно! Да не с чего нам с ним с сориться. Тим! Тим покачал головой. Но больше ничего не сказал. Они попрощались, и Флаконников пошёл по улице в сторону станции монорельса. Алёна провожала взглядом его тонкую юношескую фигурку, пока он не скрылся за деревьями небольшого скверика в конце улицы. Возвращаясь в дом, Алёна услышала сквозь приоткрытое окно разговор мамы с Огневым. И замерла, забыв даже дышать. Они говорили о ней! — Ножом по сердцу, когда их вижу, Вик, — говорила мама, и Алёна почти видела её расстроенное, сердитое лицо с острой складочкой на переносице. — Ты разве не понимаешь? Кто он такой! — Тот, кому я обязан жизнью, — отвечал Огнев. Ему не нравился разговор. — Если ты только из-за этого просил меня не вмешиваться, то ты, прости… — мама запнулась, подбирая выражение, не подобрала и высказалась в сердцах:- Не твоя дочка, вот сердце-то и не болит! — А ты бы бросила меня, если бы тебе мать запретила встречаться со мной? — вдруг спросил Огнев. Спросил очень серьёзно, Алёна легко представила себе его лицо — хмурое, настороженное, как будто он опасался услышать не тот ответ, на который надеялся. — Шутишь! — воскликнула мама. — Но ты требуешь этого от дочери, — указал Огнев. — Того, на что никогда не пошла бы сама. — Ну, знаешь ли, — выдохнула мама яростно. — Удар ниже пояса, Вик! — У нас, в Отрадном, говорят: если у тебя есть дочь и она вышла замуж, ты можешь приобрести ещё одного сына. Иначе ты потеряешь дочь. Хочешь, чтобы она ушла из дома, навсегда на тебя обидевшись? — Нет… Нет! Но я хочу ей только добра! Этот парень ей не пара. И не принесёт ничего, кроме беды, вот увидишь. — Не вмешивайся, Рита, не глупи. Не дави на неё, это бесполезно, вспомни себя. Если они не пара, они разойдутся сами. — Думаешь? — Конечно. — А если пара? — горько усмехнулась мама, озвучивая свой страх.