— Она не простит, — с тихим отчаянием сказала Алёна, ставя локти на колени и обхватывая ладонями голову. — Не простит ни за что… — Она — твоя мама, — мягко объяснила профессор. — Самый родной и близкий человек на свете. Даже мужчина никогда не станет тебе ближе, чем мама. Любовь к мужчине и любовь к матери — в разных весовых категориях. Их нельзя сравнивать, как нельзя заменять одну на другую. — Я… я не знаю… — выговорила Алёна через силу. — Ну, почему она со мной так? Держит за ляльку ясельного возраста! — Может быть, от того, что ты ведёшь себя как лялька ясельного возраста. Алёна вскинула голову. Профессор развела ладонями: — Сама подумай. Лучший способ научить старших относиться к тебе не как к ребёнку, это перестать вести себя, как ребёнок. Ты виновата перед матерью и ты извинишься, потому что обязана извиниться. — Я не собираюсь извиняться за Тима! — резко сказала Алёна. — Никогда! — Ты, — терпеливо выговорила Смехова, — извинишься перед нею не за Тима. Острые коготки впились в руку. Ящерка карабкалась по рукаву на плечо. Залезла, устроилась, обвила хвостом шею, сунула мордочку в ухо. Алёна погладила её по спинке, получив в награду благодушное сопение. Извиниться. Легко сказать… На тренировку она опоздала, хотя и ненамного. Алексей наградил её таким выразительным взглядом, что захотелось самостоятельно, без пинка, провалиться сквозь землю. Слабым утешением стало то, что на третий час мучений удалось схватить за хвост проклятого кота. А тот в отместку ободрал руки, сволочь! — Кому ж понравится, за хвост-то, — прокомментировал Алексей, пока Алёна с шипением обрабатывала глубокие царапины. — Сам бы поймал, — огрызнулась она. — Так я ловил, — небрежно бросил Алексей, — на десятой минуте. Зачем мне, сейчас-то. Это да. Если человек способен поймать замаскированного под кота тренировочного робота на десятой минуте, то на полигоне ему делать нечего. — А какой следующий этап? — спросила Алёна любопытно. — «Найди энергию», — пояснил Алексей. — Но это после получения аттестации с Гаманиным не ниже десяти. И вот там-то подлинная жесть кровельная, — он помрачнел. — Кот игрушкой детской покажется. — Ты думаешь, я смогу когда-нибудь сдать на десять? — закусив губу, спросила Алёна. — И на пятнадцать сможешь, — уверенно ответил Белоглазов. — У тебя неплохой потенциал, всего вторая тренировка, и такой серьёзный прогресс. Любопытно, с чего бы. — А… — Алёна зябко поёжилась. — Медведя вчера встретила. — Обычного или «горячего»? — заинтересовался он. — Второго, — вздохнула она. — Понятно, — улыбнулся Алексей. — Эти друзья умеют стимулировать к изучению предмета! — Да уж, — она снова поёжилась. — Простимулировал… На всю жизнь! — Давай ещё раз, — предложил Алексей, подхватывая под брюшко кота. — Выпускаю… Но он отчего-то оставил кота на руках. Алёна обернулась. Судорожно вздохнула, пытаясь избавиться от подступившего к горлу кома, получилось плохо. На полигон пришла мама. Они замерли, смотрели друг на друга, и не решались сделать первый шаг, редкие снежинки, кружась, сыпались между ними с белёсого неба. Алексей благоразумно исчез, его исчезновения никто не заметил. А потом мама протянула руки, и Алёна, всхлипнув, кинулась к ней, вжалась лицом, вцепилась крепко- накрепко, зажимая в кулаках мамину куртку, и зарыдала в голос, как маленькая. — Мама… мамочка… Мама гладила её по голове, прижимала к себе до хруста, но это было ничего, главное, вот она, рядом, и Алёна хваталась за неё, как утопающий за последнюю соломинку, и рыдала, рыдала. — Глупая ты моя… маленькая… дурочка, — в ухо выдохнула ей мама. — Мамочка! — Ну, пойдём… пойдём к Огневым, в тепло… Пойдём… Ни о какой тренировке не было уже и речи. Мама — простила, мама снова рядом, что могло быть важнее? Поиски кота увенчались успехом: Алёна сдала треклятую аттестацию, сдала так, как никогда бы не подумала — с индексом Гаманина в пять и две! Пять и две!! — А я тебе что говорил? — философски заметил Алексей Белоглазов. — Ты — можешь, Свенсен. Завтра, в то же время. — Да на что! — поразилась Алёна. — Я же сдала экзамен! — Значок ты получила, — с жалостью сказал Алексей. — А экзамен тебе придётся сдавать не этим суровым хмырям из Аттестационного центра, а жизни. Причём каждый день. Это, конечно, если ты не собираешься отсиживаться в своём городе, под защитой климатических станций, вечно. Хреново, если собираешься, прямо тебе скажу. «Рассказать ему о «Ковчеге», что ли?»- со вспышкой неожиданной злости подумала Алёна. — «В городе вечно отсиживаться, ха!» Но потом ей в голову пришла мысль, что в дальней экспедиции тем более надо держать себя в хорошей форме… — Ладно, — сказала она. — Приду… — Вот и славно, — кивнул Алексей. Они простились, и Алёна побежала со всех ног к домовладению Огневых: хвастаться маме. День был солнечным, пронзительно-синим и розово-белым: вчерашний снег окончательно стаял к полудню, и всё вокруг звеняще цвело, разбавляя холодный воздух запахами весны. Земля исходила паром, качались на тонкий стебельках белые, жёлтые синие, сиреневые и розовые первоцветы. Солнце плыло сквозь когтеобразные завитушки перистых облаков, — к перемене погоды. Над холмами предгорий висела белёсая хмарь. Зима не собиралась сдаваться так рано. На Отрадное шёл очередной буран… — Мама, мама! — влетела Алёна в дом. — Мама! Я аттестацию прошла! Мама обнаружилась на малой кухне. Стояла спиной к окну, держала в руках чашечку, судя по запаху — кофе… Она не обернулась на крик дочери. — Мама… — Алёна сбавила тон, уже чувствуя нехорошее, но остановиться не сумела:- Я аттестацию… И только потом она заметила Тима. Локти на столе, кулаки подпирают голову, вся поза кричит о безмерной усталости. «А Огнева нет нигде», — ошалело подумала Алёна, ещё не до конца понимая, что это означает. — Тим, — севшим вдруг голосом спросила девочка. — Где Огнев? Вы уезжали вместе! — В больнице, — отрывисто сказала мама. — Ранен. — Но он выживет?! Мама промолчала. — Надо ехать, — сказал Тим. — Мы приехали после бурана… — Он хочет вести машину, — деревянным голосом сказала мама. — Сумасшедший. — Да и пусть ведёт! Мама, поехали! — Я ему не верю! Я ему не то, что машину, я… — мама сжала кулак и выдохнула:- Двор мести не доверю! — А я не поверил вам, мама, — невозмутимо сказал Тим. — И поступил правильно. — Мама! — возмутилась Рита Свенсен. Тим быстро потёр кончиками пальцев переносицу. Сморщился, будто пытался что-то вспомнить, но вспомнить никак не мог, и это вызывало у него сильную мигрень. — Аля, — растерянно-беспомощно спросил он, — разве мы ещё не… — Мы уже, — перебила его Алёна, и ответила на гневный взгляд матери: — Мама, не обсуждается. — Не успеешь — опоздаешь, — тихо сказал Тим, глядя будто внутрь себя куда-то, Алёна уже видела у него такой взгляд и испугалась, а Тим продолжил: — Опоздаешь насовсем. Не успеешь — опоздаешь, буран прошёл, прошёл буран… — Тим! — вскрикнула Алёна, хватая парня за руку. Он сильно вздрогнул и непонимающе уставился на него: — Тим, пошли, где машина? Мы успеем. Мы не опоздаем! — Да? — скептически спросил он, но не стал спорить. Поднялся, сказал: — Пошли. Машина обнаружилась на семейной парковке. Тот самый чудовищный вездеход Огнева. Алёна внезапно задохнулась: как так, огневская машина тут, а сам Огнев где-то там. В больнице. Тяжело раненый. Да что вокруг вообще происходит, а?! Небесная синь медленно выцветала, рождая ветер, пока ещё не очень холодный, но отчётливо зловещий. В воздухе будто натянулась и теперь звенела страшная, напряжённая до предела струна… Тим открыл дверцу и прыгнул на место водителя раньше, чем мама успела ему помешать. Пришлось ей садиться рядом, а Алёна забралась на заднее сиденье. В машине пахло дорогой, спешкой, тревогой, а ещё — парфюмом Огнева, тонкий такой пряный аромат, Алёна удивилась, как его раньше не замечала. Наверное, пока Огнев был рядом, не было нужды. А теперь как же ей не хватало этого мощного, спокойного, надёжного мужчины, которого можно, можно было назвать отцом! «Только бы выжил», — яростно думала Алёна, пристёгивая ремни. — «Только бы жил!» Мама молчала. Цеплялась за последнюю надежду, как утопающий за соломинку. А может быть, тоже что-то чувствовала. Пирокинетическая паранорма обладает слабой способностью к ясновидению. Во всяком случае, близких и дорогих сердцу людей она ощущает достаточно остро. Алёне вспоминался случай с тем ножом. Но ведь обошлось тогда, разве не так? Обойдётся и сейчас.